Лучшие цитаты из книги Приключения Незнайки и его друзей (200 цитат)

Погрузитесь в веселый и захватывающий мир книги Приключения Незнайки и его друзей с уникальными цитатами, которые заставят вас улыбнуться, задуматься и поверить в дружбу, отвагу и чудеса. Откройте для себя бесценные жемчужины мудрости, спрятанные между строками этого замечательного произведения и почувствуйте, как каждая цитата приносит радость и вдохновение в вашу жизнь. Лучшие цитаты из книги Приключения Незнайки и его друзей собраны в данной подборке.

Ы-гы-ы! – протянул Незнайка, трясясь от смеха.
– Чему вы смеётесь, больной? Кажется, я ничего смешного не сказала!
– Как же я могу совсем не дышать? – спросил Незнайка, продолжая хихикать.
– Совсем не дышать вы, конечно, не можете, но на минутку задержать дыхание ведь можно.
– Можно, – согласился Незнайка и перестал дышать.
Окончив осмотр, Медуница села за стол и принялась писать рецепт.
– У вашего больного на плече синяк, – сказала она Син
Давайте писать друг другу письма. Сначала вы напишете мне письмо, а потом я вам.
«Вот те раз!» – подумал Незнайка, который умел писать только печатными буквами и очень стеснялся показать свою необразованность.
– Зачем же письмо? – растерянно пробормотал он. – Мы ведь недалеко живём. Можно и так поговорить.
– Ах, какой вы скучный, Незнайка! Вы ничего не хотите для меня сделать. Ведь это так интересно – письмо получить!
– Ну хорошо, – согласился Незнайка. – Я напишу письмо.
Конечно, не все малыши были такие, но ведь этого на лбу у них не написано, поэтому малышки считали, что лучше заранее перейти на другую сторону улицы и не попадаться навстречу.
Малышки очень любили делать разные красивые причёски, волосы заплетали в длинные косы и в косы вплетали ленточки, а на голове носили бантики.
Ему нравилось, когда его называли по имени и отчеству, и не нравилось, когда кто-нибудь называл его просто Сиропчиком.


Он умел делать из осколков битых бутылок увеличительные стёкла.
просить его:
— Научи
Ты просто трубишь, а не играешь, — ответил Гусля.
— Как не играю? — обиделся Незнайка. — Очень даже хорошо играю! Громко!
— Эх, ты! Тут дело не в том, чтобы было громко. Надо, чтоб было красиво.
— Так у меня ведь и получается красиво.
— И совсем не красиво, — сказал Гусля. — Ты, я вижу, совсем не способен к музыке.
— Это ты не способен! — рассердился Незнайка. — Ты просто из зависти так говоришь. Тебе хочется, чтобы тебя одного слушали и хвалили.
— Ничего подобного, — сказал Гусля. — Бери трубу и играй сколько хочешь, если считаешь, что не нужно учиться. Пусть и тебя хвалят.
— Ну и буду играть! — ответил Незнайка.
— Не могу с вами согласиться, — спорил доктор Пилюлькин.
Знайка шёл гулять на речку, Перепрыгнул через овечку.
У Авоськи под подушкой лежит сладкая ватрушка
Икете пикете цокото мэ!
Абель фабель доманэ.
Ики пики грамматики…
Винтик и Шпунтик по целым дням сидели у себя в мастерской и чинили примусы, кастрюли, чайники, сковородки, а когда нечего было чинить, делали трехколесные велосипеды и самокаты для коротышек.
Неправда! Гвоздик был хуже вас. Вы никогда не делали таких пакостей, какие позволял себе Гвоздик, а ведь и он в конце концов исправился. Значит, если вы захотите, то тоже сможете сделаться лучше. Скажите, что больше не будете делать так, и начинайте новую жизнь. О старом больше не будем вспоминать.
— Шпунтик, — ответил Шпунтик и тоже пожал котлету.
Винтик пожал его мягкую, точно котлета, руку и тоже назвал себя.
Поэтому он хочет загладить свою вину — пойдёт к ним в город и плюнет этому дракону прямо на хвост, после чего дракон якобы подохнет и прекратит свои безобразия.
— Шмакля, — ответил Незнайка.
Жил здесь также знаменитый механик Винтик со своим помощником Шпунтиком; жил Сахарин Сахариныч Сиропчик, который прославился тем, что очень любил газированную воду с сиропом. Он был очень вежливый.
– Нет, нет! – воскликнула Медуница. – Этот Ворчун такой неприятный субъект! Он вечно ворчит, вечно чем-нибудь недоволен. Он, знаете ли, всем на нервы действует. Пусть сидит здесь – за то, что такой несообразный, хотя, признаться по совести, я бы с удовольствием избавилась от него и от этого несносного Пилюлькина, который неизвестно с какой стати считает себя врачом и постоянно пытается доказать мне, что у меня неправильные методы лечения. Это у меня-то! Вы подумайте!
– Пульку ещё рано выписывать, – сказала она, – у него ещё не зажила нога. Пулька у нас настоящий больной.
– Можно выписать Пончика и Сиропчика. Хотя, признаться по правде, Пончика не следовало бы выписывать – за то, что он ест много сладкого. Мне ещё не удалось отучить его от этой дурной привычки. И главное, если бы он только ел! Но он набивает себе все карманы сладостями и даже под подушку прячет. Ну ничего, может быть, на свежем воздухе его аппетит поуменьшится. А Сиропчика тоже следовало бы подержать здесь в наказание за то, что пьёт слишком много газированной воды с сиропом. Однако придётся их выписать – за то, что они были со мной вежливы.
– Ну что ж, можно выписать Молчуна. Он очень смирный и не надоедал мне никакими просьбами.
Я ведь вчера выписала вне очереди Авоську и Торопыжку, – ответила Медуница. – Разве вам мало?
Сиропчик при этом всегда доставал из кармана арбузную косточку и говорил:

– Кто бы мог подумать, что из этой косточки может получиться несколько бочек сиропу

Незнайка часто сажал кляксы в тетради. И к тому же как только посадит кляксу, так сейчас же слизнёт её языком. От этого кляксы у него получались с длинными хвостами. Такие хвостатые кляксы Незнайка называл кометами. Эти «кометы» были у него чуть ли не на каждой страничке. Но Незнайка не унывал, так как знал, что терпение и труд помогут ему избавиться и от «комет».
Многие говорили, будто у Незнайки совсем пустая голова, но это неправда, потому что как бы он мог тогда соображать? Конечно, он соображал плохо, но ботинки надевал на ноги, а не на голову, – на это ведь тоже соображение надо.
Незнайка был не такой уж скверный. Он очень хотел чему-нибудь научиться, но не любил трудиться.
Это потому, что ты к моей музыке ещё не привык. Вот привыкнешь – и уши не станут болеть.
Моей музыки не понимают, – говорил он. – Ещё не доросли до моей музыки. Вот когда дорастут – сами попросят, да поздно будет. Не стану больше играть.
Некоторые читатели сразу скажут, что все это, наверно, выдумки, что в жизни таких малышей не бывает. Но никто ведь и не говорит, что они в жизни бывают. В жизни — это одно, а в сказочном городе — совсем другое. В сказочном городе все бывает.
Сахарин Сахариныч Сиропчик, который прославился тем, что очень любил газированную воду с сиропом. Он был очень вежливый. Ему нравилось, когда его называли по имени и отчеству, и не нравилось, когда кто-нибудь называл его просто Сиропчиком.
Он задрал голову и поглядел вверх, но вверху тоже ничего не было. Только солнце ярко сияло над головой у Незнайки.
«Значит, это на меня с солнца что-то свалилось, — решил Незнайка. — Наверно, от солнца оторвался кусок и ударил меня по голове».
Все выбежали во двор и стали смотреть на солнце. Смотрели, смотрели, пока из глаз не потекли слёзы.
У него был знакомый поэт, который жил на улице Одуванчиков. Этого поэта по-настоящему звали Пудиком, но, как известно, все поэты очень любят красивые имена. Поэтому, когда Пудик начал писать стихи, он выбрал себе другое имя и стал называться Цветиком.
Он остановился посреди комнаты, сложил на груди руки, голову наклонил набок и стал думать. Потом поднял голову кверху и стал думать, глядя на потолок. Потом ухватился руками за собственный подбородок и стал думать, глядя на пол.
— Так ты из-за рифмы будешь на меня всякую неправду сочинять? — вскипел Знайка.
— Конечно, — ответил Незнайка. — Зачем же мне сочинять правду? Правду и сочинять нечего, она и так есть.
Такие газированные автомобили были очень распространены среди коротышек. Но в автомобиле, который соорудили Винтик и Шпунтик, имелось одно очень важное усовершенствование: сбоку к баку была приделана гибкая резиновая трубка с краником, для того чтобы можно было попить газированной воды на ходу, не останавливая машины.
Целый месяц они пилили, строгали, клепали, паяли и никому ничего не показывали, а когда месяц прошёл, то оказалось, что они сделали автомобиль.
— Послушай, Гунька, какую мы штуку придумали! — сказал Незнайка. — Ты, брат, лопнешь от зависти, когда узнаешь.
— А вот и не лопну, — ответил Гунька. — Очень мне нужно лопаться!
— Лопнешь, лопнешь! — уверял его Незнайка. — Такая, брат, штука! Ты и во сне не видел.
Гуньке стало завидно. Ему тоже захотелось хоть чем-нибудь похвастаться, и он сказал:
— Подумаешь, пузырь! А я зато с малышками подружился.
— С какими малышками?
— А вот с этими, — сказал Гунька и показал на малышек пальцем.
Торопыжка, который всегда торопился и не любил тратить время попусту, придумал для себя специальный костюм, в котором не было ни одной пуговицы. Известно, что при одевании и раздевании больше всего времени тратится на застегивание и расстегивание пуговиц.
Долго ещё в этот день то здесь, то там можно было слышать: И все доступно уж, эхма! Теперь для нашего ума!
Так я ему и поверил, что облако — это туман! Облако — это кисель. Будто я киселя не ел, что ли!
— Батюшки, — закричал Незнайка, — небо внизу! Мы летим вверх ногами!
— Почему вверх ногами? — удивились все.
— А вот посмотрите: у нас под ногами небо — значит, мы вверх ногами.
— Это мы над облаками летим, — объяснил Знайка. — Мы поднялись выше облаков, поэтому теперь облака не над нами, а под нами.
— Осторожней! — закричал Растеряйка. — Ты мне глаза запорошить можешь.
— Небось не запорошу, — сказал Небоська и тут же запорошил ему песком глаза.
— Как же вы сделали шар? — спросила Синеглазка. — О, это была большая работа! Все наши малыши работали дни и ночи. Кто резиной мажет, кто насос качает, а я только хожу да посвистываю… то есть не посвистываю, а каждому указываю, что нужно делать. Без меня никто ничего не понимает. Всем объясни, всем покажи. Дело очень ответственное, потому что шар каждую минуту может лопнуть. Есть у меня два помощника, Винтик и Шпунтик, мастера на все руки. Все могут сделать, а голова слабо работает. Им все надо разъяснять да показывать. Вот я и разъяснил им, как сделать котёл. И пошла работа: котёл кипит, вода буль-буль, пар свищет, ужас что делается!
— Так вот, — продолжал Незнайка. — Летим, значит, выше. Вдруг — бум! Не летим выше. Смотрим — на облако наскочили. Что делать? Взяли топор, прорубили в облаке дырку. Опять вверх полетели. Вдруг смотрим — вверх ногами летим: небо внизу, а земля вверху.
— Почему же это? — удивились малышки.
— Закон природы, — объяснил Незнайка. — Выше облаков всегда вверх ногами летают.
— Да, в нашем городе остались только малышки, потому что все малыши поселились на пляже. Там у них свой город, называется Змеёвка.
— Почему же они поселились на пляже? — спросил Незнайка.
— Потому что им там удобнее. Они любят по целым дням загорать и купаться, а зимой, когда река покрывается льдом, они катаются на коньках. Кроме того, им нравится жить на пляже, потому что весной река разливается и затопляет весь город.
— Что ж тут хорошего, если вода затопляет город? — удивился Незнайка.
— По-моему, тоже ничего хорошего нет, — сказала Снежинка, — а вот нашим малышам нравится. Они ездят в половодье на лодках и спасают друг друга от наводнения. Они очень любят разные приключения.
Казалось, что больше ничего интересного не произойдёт, но малышки и не думали расходиться. И как раз в это время из окна полились нежные, как плеск ручейка, звуки флейты. Они то мерно катились, как катятся волны одна за другой, то как будто подпрыгивали и кувыркались в воздухе, гоняясь друг за дружкой и сталкиваясь между собой. От этого всем становилось весело.
— Это восьмиколесный паровой автомобиль с фисташковым охлаждением, — объяснил Шурупчик. — Четыре колеса у него снизу и четыре сверху. Обычно машина ходит на нижних колёсах; верхние колёса сделаны на тот случай, если машина перевернётся. Все восемь колёс машины поставлены под углом, то есть наклонно, благодаря чему автомобиль может ездить не только как все автомобили ездят, но и на боку и даже на спине, то есть совсем вверх ногами. Таким образом предотвращается возможность всяких аварий.
— Вместо обычного бака, — сказал он, — в машине имеется котёл для нагревания газированной воды. Выделяющийся при нагревании воды пар увеличивает давление на поршень, благодаря чему колеса вращаются шибче. Позади котла имеется банка для приготовления фисташкового мороженого, которое необходимо для охлаждения цилиндра. Растаявшее от нагревания мороженое поступает по трубке в котёл и служит для смазки мотора. Машина имеет четыре скорости: первую, вторую, третью и четвёртую, а также задний и боковой ход. В задней части машины имеется приспособление для стирки белья. Стирка может производиться во время движения на любой скорости. В спокойном состоянии, то есть на остановках, машина рубит дрова, месит глину и делает кирпичи, а также чистит картошку.
Смекайло продолжал смотреть в окно с таким сосредоточенным видом, словно старался поймать за хвост какую-то чрезвычайно хитрую, умную мысль, которая вертелась у него в голове и никак не давалась в руки.
Винтик пожал его мягкую, точно котлета, руку и тоже назвал себя.
А вот полюбуйтесь: что это, по-вашему?
Смекайло показал посетителям какое-то неуклюжее сооружение, напоминавшее не то сложенную палатку, не то зонтик больших размеров.
— Должно быть, зонтик? — высказал предположение Шпунтик.
— Нет, не зонтик, а складной, портативный писательский стол со стулом, — ответил Смекайло. — Вам, к примеру сказать, нужно описание леса. Вы идёте в лес, раскладываете стол, садитесь с удобством и описываете всё, что видите вокруг.
Шпунтик уселся за стол, для чего ему пришлось самым неестественным образом скрючить ноги.
— Вы испытываете удобство, — говорил между тем Смекайло, — и сразу чувствуете вдохновение. Сознайтесь, что это гораздо приятнее, чем писать, сидя на траве или на голой земле.
Шпунтик не испытывал ни удобства, ни вдохновения — наоборот, он чувствовал, что у него начинают зверски болеть ноги. Поэтому он решил поскорее перевести разговор на другое и, вылезая из-за стола
Хотя многие говорили, что на портрете Снежинка получилась даже лучше, чем в жизни, но это неправда. Снежинка вовсе не нуждалась в том, чтобы художник приукрашивал её. Если Тюбик сумел оттенить на портрете красоту её черт и показать их ярче и выразительнее, то это как раз и требуется от настоящего искусства, каким является живопись.
После бегства Ворчуна и Пилюлькина весь обслуживающий персонал больницы был занят лечением единственного больного — Пульки, который, видя со стороны всех такое внимание к своей особе, совсем избаловался.
Незнайка носился туда и сюда и распоряжался изо всех сил. Ему казалось, что работа идёт очень медленно. Он кричал, суетился и только другим мешал. К счастью, каждый и без него знал, что нужно делать.
– Подумаешь, пузырь! А я зато с малышками подружился.
– С какими малышками?
– А вот с этими, – сказал Гунька и показал на малышек пальцем. – Вот эту малышку зовут Мушка, а эту – Кнопочка.
– Скоро мы сделаем воздушный пузырь и полетим путешествовать.
— Моей музыки не понимают, — говорил он. — Ещё не доросли до моей музыки. Вот когда дорастут — сами попросят, да поздно будет. Не стану больше играть.
— Правда, не мешайте мне врать… то есть — тьфу! — не мешайте говорить правду, — сказал Незнайка.
— Вот не сойти с места, если я вру! — поклялся Незнайка.
— Ладно, — согласился Незнайка. — Они, значит, подрались, а мы залезли в корзину, я сказал речь: дескать, летим, братцы, прощайте! И полетели вверх. Прилетели наверх, смотрим — а земля внизу вот не больше этого пирога.
— Ну хорошо, — сказала Синеглазка. — Вы не про драку, а про воздушный шар рассказывайте.
— Скажите, пожалуйста, а какую книгу вы написали?

— Я не написал ещё ни одной книги, — признался Смекайло. — Писателем быть очень трудно.

— Хорошо бы придумать такую машину, которая могла бы за писателя думать, — сказал Шпунтик.

— Вы правы, — согласился Смекайло.

— Но в науке ничего не известно также о том, что драконы не существуют. Значит, они могут существовать. Раз об этом говорят, следовательно, что-то есть.

— Про бабу Ягу тоже говорят, — ответил Знайка.

— Что же, по-вашему, бабы Яги нет?

— Конечно, нет.

— Бросьте сказки рассказывать!

— Это не сказки. Это баба Яга — сказки.

— В науке ничего не известно о существовании стоголовых драконов. Значит, их нет.
Грибы тоже пилили пилой.
Грибы тоже пилили пилой. Спилят гриб под самый корень, потом распилят его на части и тащат по кусочкам домой.
Коротышки были неодинаковые: одни из них назывались малышами, а другие – малышками.
Малыши не любили возиться со своими причёсками, и поэтому волосы у них всегда были короткие, стриженые, а у малышек волосы были длинные.
Они очень любили делать разные красивые причёски, волосы заплетали в длинные косы и в косы вплетали ленточки, а на голове носили бантики.
Многие малыши очень гордились тем, что они малыши, и совсем почти не дружили с малышками.
Если какая-нибудь малышка встречала на улице малыша, то, завидев его издали, сейчас же переходила на другую сторону улицы.
Каждый коротышка был ростом с небольшой огурец. В городе у них было очень красиво. Вокруг каждого дома росли цветы: маргаритки, ромашки, одуванчики. Там даже улицы назывались именами цветов: улица Колокольчиков, аллея Ромашек, бульвар Васильков. А сам город назывался Цветочным городом.
Он стоял на берегу ручья. Этот ручей коротышки называли Огурцовой рекой, потому что по берегам ручья росло много огурцов.
Знайке неизвестно для чего нарисовал ослиные уши. Словом, всех изобразил в смешном и нелепом виде.
Арфа ожила, зазвучала увереннее. К ней присоединилась другая, из соседнего дома, потом третья. Музыка сделалась громче и веселей.
Чьи-то пальцы неуверенно перебирали струны. Мелодия, которая началась довольно бойко, постепенно слабела, наконец замерла совсем, но сейчас же флейта пришла на помощь, подхватив продолжение.
Наконец флейта смолкла, но сейчас же из окна противоположного дома послышались звуки арфы. Арфа пыталась повторить эту новую, до сих пор неизвестную мелодию.
После этого они оба высунулись из окна и, наклонившись, стали глядеть вниз. Потом оба по разу плюнули со второго этажа и снова исчезли в окне.
Казалось, что больше ничего интересного не произойдёт, но малышки и не думали расходиться. И как раз в это время из окна полились нежные, как плеск ручейка, звуки флейты. Они то мерно катились, как катятся волны – одна за другой, то как будто подпрыгивали и кувыркались в воздухе, гоняясь друг за дружкой и сталкиваясь между собой. От этого всем становилось весело. Звуки флейты словно дёргали всех за ручки и ножки, всем поневоле хотелось пуститься в пляс.
Окна домов отворились бесшумно. Движение на площади прекратилось. Все застыли, стараясь не пропустить ни одного звука.
Грибы тоже пилили пилой. Спилят гриб под самый корень, потом распилят его на части и тащат по кусочкам домой.
У Незнайки был друг, по имени Гунька, который жил на улице Маргариток. С Гунькой Незнайка мог болтать по целым часам. Они двадцать раз на день ссорились между собой и двадцать раз на день мирились.
Нарядившись таким попугаем, Незнайка по целым дням слонялся по городу, сочинял разные небылицы и всем рассказывал. Кроме того, он постоянно обижал малышек. Поэтому малышки, завидев издали его оранжевую рубашку, сейчас же поворачивали в обратную сторону и прятались по домам.
Этот Незнайка носил яркую голубую шляпу, жёлтые, канареечные брюки и оранжевую рубашку с зелёным галстуком. Он вообще любил яркие краски.
Ничего я не выдумываю. Это Стекляшкин сказал. Он в свою трубу видел.
Все выбежали во двор и стали смотреть на солнце. Смотрели, смотрели, пока из глаз не потекли слёзы. Всем сослепу стало казаться, будто солнце на самом деле щербатое.
– Ты просто из зависти так говоришь. Тебе хочется, чтобы тебя одного слушали и хвалили.
Доктору Пилюлькину вместо носа нарисовал градусник. Знайке неизвестно для чего нарисовал ослиные уши. Словом, всех изобразил в смешном и нелепом виде. К утру он развесил эти портреты на стенах и сделал под ними надписи, так что получилась целая выставка.
Когда все уснули, он взял краски и принялся всех рисовать. Пончика нарисовал таким толстым, что он даже не поместился на портрете. Торопыжку нарисовал на тоненьких ножках, а сзади зачем-то пририсовал ему собачий хвост. Охотника Пульку изобразил верхом на Бульке. Когда все уснули, он взял краски и принялся всех рисовать. Пончика нарисовал таким толстым, что он даже не поместился на портрете. Торопыжку нарисовал на тоненьких ножках, а сзади зачем-то пририсовал ему собачий хвост. Охотника Пульку изобразил верхом на Бульке.
– Молодец, Незнайка! – говорил доктор Пилюлькин. – Никогда в жизни я так не смеялся!
Конечно, никто из зрителей не мог догадаться, для чего котёл, но каждый высказывал свои предположения.
– Наверно, решили сварить себе суп, чтобы позавтракать перед путешествием, – сказала малышка по имени Ромашка.
– Конечно, – согласилась Ромашка. – Может быть, это в последний раз…
– Что – в последний раз?
– Ну, поедят в последний раз, а потом полетят, шар лопнет – и они разобьются.
Целый месяц они пилили, строгали, клепали, паяли и никому ничего не показывали, а когда месяц прошёл, то оказалось, что они сделали автомобиль.
Этот автомобиль работал на газированной воде с сиропом. Посреди машины было устроено сиденье для водителя, а перед ним помещался бак с газированной водой. Газ из бака проходил по трубке в медный цилиндр и толкал железный поршень.
Скоро все зрители принялись горячо спорить.
Торопыжка, который всегда торопился и не любил тратить время попусту, придумал для себя специальный костюм, в котором не было ни одной пуговицы. Известно, что при одевании и раздевании больше всего времени тратится на застёгивание и расстёгивание пуговиц.
Охотник Пулька обулся в свои любимые кожаные сапоги. Голенища этих сапог были выше колен и застёгивались сверху на пряжки. Такие сапоги были очень удобны для путешествия. Торопыжка надел свой костюм-«молнию». Об этом костюме следует рассказать подробно.
Сиропчик нарядился в клетчатый костюм.
Самый лучший его костюм состоял из семнадцати карманов. Куртка состояла из десяти карманов: два кармана на груди, два косых кармана на животе, два кармана по бокам, три кармана внутри и один потайной карман на спине. На брюках было: два кармана спереди, два кармана сзади, два кармана по бокам и один карман внизу, на колене. В обычной жизни такие семнадцатикарманные костюмы с карманом на колене можно встретить только у кинооператоров.
Толстенький Пончик надел свой самый лучший костюм. В костюмах он ценил главным образом карманы: чем больше карманов, тем лучше костюм.
В костюме Торопыжки не было отдельных рубашки и брюк: они были соединены в одно целое на манер комбинезона. Этот комбинезон застёгивался сверху на одну кнопку, которая была на затылке. Стоило отстегнуть эту кнопку, и весь костюм каким-то непостижимым образом сваливался с плеч и молниеносно падал к ногам.
– А зачем тёплым воздухом? – спросил Торопыжка.
– Потому что тёплый воздух легче холодного и всегда поднимается кверху. Когда мы на
– Почему рано? Уже можно лететь, – ответил Незнайка.
– Много ты понимаешь! Шар сначала надо наполнить тёплым воздухом.
– Смотрите, – кричали собравшиеся вокруг зрители, – уже начинают садиться!
– Вы чего забрались в корзину? – сказал Знайка. – Вылезайте, ещё рано.
Он всегда ходил в клетчатых костюмах. И брюки у него были клетчатые, и пиджак клетчатый, и кепка клетчатая. Увидев его издали, коротышки всегда говорили: «Глядите, глядите, вон идёт шахматная доска». Авоська нарядился в лыжный костюм, который считал очень удобным для путешествия. Небоська надел полосатую фуфайку, полосатые гетры, а шею обмотал полосатым шарфом. В этом костюме он был весь полосатый, и издали казалось, что это вовсе не Небоська, а обыкновенный полосатый матрац. В общем, все оделись кто во что мог, только Растеряйка, у которого была привычка бросать свои вещи куда попало, никак не мог отыскать свою куртку. Кепку свою он тоже куда-то сунул и, сколько ни искал, нигде не мог найти. В конце концов он нашёл под кроватью свою зимнюю шапку с ушами.
Художник Тюбик решил рисовать всё, что увидит во время путешествия. Он взял свои краски и кисточку и заблаговременно положил их в корзину воздушного шара. Гусля решил захватить с собой флейту. Доктор Пилюлькин взял походную аптечку и тоже положил в корзину, под лавочку. Это было очень предусмотрительно, так как во время путешествия кто-нибудь мог заболеть.
Ещё не было шести часов утра, а вокруг уже собрался почти весь город. Многие коротышки, которым хотелось посмотреть на полёт, сидели на заборах, на крышах домов.
Торопыжка первый залез в корзину и выбрал для себя самое удобное место. За ним полез Незнайка.
– У, значит, ещё тёплый воздух нужен! – протянул Незнайка, и они вместе с Торопыжкой вылезли из корзины.
– Глядите, – закричал кто-то на крыше соседнего дома, – вылезают обратно! Раздумали лететь.
– Конечно, раздумали, – отвечали с другой крыши. – Разве можно полететь на таком шаре! Просто морочат публику.
– Вы поднимитесь сначала! – закричал Топик.
Сидевший на заборе рядом с Топиком малыш Микроша сказал:
– Должно быть, они боятся лететь и хотят, чтобы вместо них мешки с песком полетели.
Вокруг засмеялись:
– Конечно, боятся! А чего им бояться? Всё равно шар не полетит.
– А может быть, ещё полетит, – сказала одна из малышек, которые тоже глядели в щёлки забора.
– Что это они делают? – с недоумением спрашивали друг друга зрители. – Зачем-то кладут в корзину мешки.
– Эй, зачем вам мешки с песком? – закричал Топик, который сидел верхом на заборе.
– А вот поднимемся и будем вам сверху на головы бросать, – ответил Незнайка.
Конечно, Незнайка и сам не знал, для чего мешки. Он это просто так выдумал.
– Конечно, боятся! А чего им бояться? Всё равно шар не полетит.
– А может быть, ещё полетит, – сказала одна из малышек, которые тоже глядели в щёлки забора.
Пока вокруг спорили, Знайка велел развести посреди двора костёр, и все увидели, как Винтик и Шпунтик вынесли из своей мастерской большой медный котёл и поставили его на костёр.
Сидевший на заборе рядом с Топиком малыш Микроша сказал:
– Должно быть, они боятся лететь и хотят, чтобы вместо них мешки с песком полетели.


– Не бойся, не лопнет, – сказал ей Топик. – Для того чтобы лопнуть, надо полететь, а он, видишь, торчит тут уже целую неделю и никуда не летит.
– А вот теперь полетит! – ответила Кнопочка, которая вместе с Мушкой тоже пришла посмотреть на полёт.
Скоро все зрители принялись горячо спорить. Если кто-нибудь говорил, что шар полетит, то другой тут же отвечал, что не полетит, а если кто-нибудь говорил, что не полетит, ему тут же отвечали, что полетит. Шум поднялся такой, что уже ничего не было слышно. На одной крыше двое малышей подрались между собой – до того жарко спорили. Насилу их разлили водой.
– Наверно, решили сварить себе суп, чтобы позавтракать перед путешествием, – сказала малышка по имени Ромашка.
– А что ты думаешь, – ответил Микроша, – и ты бы, наверно, подзакусила, если бы отправлялась в такой дальний путь!
– Конечно, – согласилась Ромашка. – Может быть, это в последний раз…
В этом костюме он был весь полосатый, и издали казалось, что это вовсе не Небоська, а обыкновенный полосатый матрац. В общем, все оделись кто во что мог, только Растеряйка, у которого была привычка бросать свои вещи куда попало, никак не мог отыскать свою куртку.
– Так он и будет висеть, пока не лопнет. Никакого полёта не будет.
Знайка. – Полёт состоится завтра, в восемь часов утра.
Многие засмеялись, но некоторые начали сомневаться.
Знайка достал из кармана перочинный нож и перерезал верёвку, которой корзина была привязана к кусту. Шар плавно поднялся кверху, зацепился боком за ветку куста, но тут же отцепился и быстро взмыл ввысь.
– Ура! – закричали коротышки. – Да здравствуют Знайка и его товарищи! Ура-а!
Вдруг он расставил широко руки и закричал во весь голос:
– Стихи! Слушайте стихи!
Вокруг сразу утихло. Все подняли головы и стали смотреть на Цветика.
– Стихи! – шептали коротышки. – Сейчас будут стихи.
Цветик подождал ещё, чтобы установилась полная тишина. Потом протянул к улетевшему шару руку, покашлял немножко, сказал ещё раз:
– Стихи.
Шар между тем поднимался всё выше и выше. Его относило ветром в сторону. Скоро он превратился в маленькое пятнышко, которое едва виднелось на голубом небе. Стекляшкин забрался на крышу дома и стал смотреть на это пятнышко в свою трубу. Рядом с ним на самом краю крыши стоял поэт Цветик. Сложив на груди руки, он смотрел на общее ликование и, казалось, о чём-то думал.
Мушка и Кнопочка даже поцеловались, а Маргаритка заплакала.
Торопыжка был голодный, Проглотил утюг холодный.
– Почему мы вниз полетели? – забеспокоились малыши.
– Воздух начал остывать в шаре, – объяснил Знайка.
– Значит, мы теперь опустимся на землю? – спросил Торопыжка.
– А для чего мы взяли мешки с песком? – сказал Знайка. – Надо выбросить из корзины песок, и мы снова полетим вверх.
Авоська быстро схватил мешок с песком и бросил вниз.
– Что ты делаешь? – закричал Знайка. – Разве можно целый мешок бросать? Ведь он может кого-нибудь по голове ударить.
– Авось не ударит, – ответил Авоська.
Но Незнайка и этому не поверил. Он сидел на своём месте и крепко держал руками на голове шляпу. Он думал, что шляпа может свалиться, раз он вверх ногами сидит. Ветер быстро гнал шар над облаками, но скоро все заметили, что шар стал опускаться.
Из этого условия, однако, вышло мало толку. Каким-то чудом всем стало известно, что Тюбик – художник, а Гусля – замечательный музыкант, который умеет играть на флейте.
– Хватит на всех, – ответил Незнайка.
В их глазах он был настоящим героем.
Малышки с изумлением смотрели на Незнайку.
Ворчун уцепился за рукав Незнайки и не хотел его отпускать.
Ворчун уцепился за рукав Незнайки и не хотел его отпускать.

– Ладно, – ответил Незнайка. – Потерпи немного, я придумаю что-нибудь. Только обещай, что теперь будешь слушаться меня, а если малышки будут спрашивать, кто выдумал воздушный шар, говори, что я.

– Ну иди на улицу – там тебя соседи услышат.
Это было значительно удобнее, так как не вызывало никаких лишних пререканий, и к тому же Тюбик заметил, что может провести рационализацию в портретном деле. Поскольку всем требовалось одно и то же, Тюбик решил сделать так называемый трафарет.
Что такое шаблон, сейчас каждому станет ясно. Приложив трафарет к куску бумаги, Тюбик мазал красной краской то место, где в трафарете были прорезаны губы. На бумаге сразу получался рисунок губ.
Сверху вырезал пышную причёску, снизу – тонкую шейку и две ручки с длинными пальчиками. Изготовив такой трафарет, он приступил к заготовке шаблонов.
Нет! Все малышки требовали, чтобы глаза обязательно были большие, ресницы длинные, брови дугой, рот маленький. В конце концов Тюбик перестал спорить и рисовал так, как от него требовали. Это было значительно удобнее, так как не вызывало никаких лишних пререканий, и к тому же Тюбик заметил, что может провести рационализацию в портретном деле. Поскольку всем требовалось одно и то же, Тюбик решил сделать так называемый трафарет.
И напрасно Тюбик доказывал, что каждый красив по-своему и что даже маленькие глаза могут быть тоже красивыми.
Таким образом получались шаблоны.
Этих шаблонов Тюбик наделал несколько штук.
Поскольку всем требовалось одно и то же, Тюбик решил сделать так называемый трафарет. Взяв кусок плотной бумаги, он прорезал в ней пару больших глаз, длинные, изогнутые дугой брови, прямой, очень изящный носик, маленькие губки, подбородочек с ямочкой, по бокам парочку небольших, аккуратных ушей. Сверху вырезал пышную причёску, снизу – тонкую шейку и две ручки с длинными пальчиками. Изготовив такой трафарет, он приступил к заготовке шаблонов.
И – кто бы мог подумать! – доктор Пилюлькин танцевал с Медуницей. Да, да! Медуница тоже пришла на бал. Вместо белого халата, в котором все привыкли видеть её, она надела красивое платье с цветочками и совсем не была похожа на ту строгую Медуницу, которая так властно распоряжалась у себя в больнице.
– До чего же это всё просто! – воскликнул Шпунтик. – А я где-то читал, что писателю нужен какой-то вымысел, замысел…
– А как же! – воскликнул Смекайло. – Писатель без такого прибора – как без рук. Я могу поставить бормотограф в любой квартире, и он запишет всё, о чём говорят. Мне останется только переписать – вот вам повесть или даже роман.
Винтик наклонился к отверстию прибора и сказал:

– Винтик, Винтик. Шпунтик, Шпунтик.

– И Бублик, – добавил Бублик, наклонившись к прибору.

– До чего же это всё просто! – воскликнул Шпунтик. – А я где-то читал, что писателю нужен какой-то вымысел, замысел…
– Для чего же вам эта говорильная машина? – спросил Шпунтик.

– А как же! – воскликнул Смекайло. – Писатель без такого прибора – как без рук. Я могу поставить бормотограф в любой квартире, и он запишет всё, о чём говорят. Мне останется только переписать – вот вам повесть или даже роман.

Винтик наклонился к отверстию прибора и сказал:

– Винтик, Винтик. Шпунтик, Шпунтик.

– И Бублик, – добавил Бублик, наклонившись к прибору.

Смекайло нажал кнопку, и бормотограф, к общему удивлению, зашепелявил гнусавым голосом:

«Винтик, Винтик. Шпунтик, Шпунтик. И Бублик».

– Для чего же вам эта говорильная машина? – спросил Шпунтик.

– А как же! – воскликнул Смекайло. – Писатель без такого прибора – как без рук. Я могу поставить бормотограф в любой квартире, и он запишет всё, о чём говорят.

Сиропчик и Пончик тоже трудились. Они катили грушу, но груша не хотела катиться туда, куда нужно, а катилась, куда вовсе не нужно. Каждый знает, что форма у груши совсем не такая, как у яблока, и если её толкать, то она будет кататься на одном месте, по кругу.
Всё это можно было делать тихо, но Незнайке казалось, что если он перестанет шуметь, то вся работа остановится. Всё это можно было делать тихо, но Незнайке казалось, что если он перестанет шуметь, то вся работа остановится. Всё это можно было делать тихо, но Незнайке казалось, что если он перестанет шуметь, то вся работа остановится.
– Пять душ туда, пять душ сюда! Хватайте это яблоко, катите его! Осади назад, чтоб вы лопнули, – здесь сейчас упадёт груша! А вы там, сверху, предупреждайте! Р-р-разойдись, а то я за себя не отвечаю! – Пять душ туда, пять душ сюда! Хватайте это яблоко, катите его! Осади назад, чтоб вы лопнули, – здесь сейчас упадёт груша! А вы там, сверху, предупреждайте! Р-р-разойдись, а то я за себя не отвечаю!
Трое друзей решили устроить пробную поездку. Поколесив вокруг дома и подняв тучу пыли, они выехали за ворота и помчались по улице. Скоро они увидели малышек, которые занимались уборкой фруктов. На яблоне сидели Торопыжка, Растеряйка и Авоська с Небоськой. Рядом на груше трудились Гусля, Молчун и Стрекоза.
– Ты хочешь сказать, что и тебя пригласили? – недоверчиво спросили малыши.

– А то как же! Конечно, пригласили.

– Ну-ну! – покрутили головами малыши. – Уж если малышки пригласили его на бал, значит, он на самом деле перевоспитался. Кто бы подумать мог!

– Завтра пойду на бал, – сказал Гвоздик. – Для этого мне надо одеться почище и причесаться.

– Разве у малышек будет бал?

– Будет. Бублик и Шурупчик тоже пойдут. Их тоже пригласили.

Через некоторое время Гвоздика увидели на реке. Он сидел на берегу в одних трусиках и стирал свою одежду.

– Для чего это тебе понадобилось вдруг одежду стирать? – спросили его.

Самым главным из них был малыш-коротыш по имени Знайка.
– Этот ящичек, или чемоданчик, – как хотите, назовите – имеет сбоку небольшое отверстие. Достаточно вам произнести перед этим отверстием несколько слов, а потом нажать кнопку, и бормотограф в точности повторит ваши слова. Вот попробуйте, – предложил Смекайло Винтику. – Этот ящичек, или чемоданчик, – как хотите, назовите – имеет сбоку небольшое отверстие. Достаточно вам произнести перед этим отверстием несколько слов, а потом нажать кнопку, и бормотограф в точности повторит ваши слова. Вот попробуйте, – предложил Смекайло Винтику.
– Это что за штука – бормотограф? – спросил Винтик.
– Говорильная машина. Вот, взгляните.
Смекайло подвёл своих гостей к столу, на котором стоял небольшой прибор.
– Я и не говорю, что он плохой, – возразил Смекайло. – Он, если хотите знать, очень хороший мастер. Да, да, нужно сознаться, отличный мастер! Он сделал для меня замечательный бормотограф.
– Да никто ведь и не заставляет вас, – сказал Бублик. – Шурупчик – изобретатель и старается усовершенствовать всё, что под руку попадётся. Это не всегда бывает удачно, но у него много полезных изобретений. Он мастер хороший.
Мне, например, гораздо приятнее сидеть на обыкновенном стуле, который не подскакивает под вами, как только вы встали, или спать на кровати, которая не ездит подо мной вверх и вниз. К чему это, скажите, пожалуйста? Кто может заставить меня спать на такой кровати? А если я, так сказать, не хочу? Не желаю?
– Хе-хе! Эти изобретатели – все чудаки. Ну скажите, пожалуйста, к чему все эти откидывающиеся столы, открывающиеся шкафы, опускающиеся гамаки?
– До чего же это всё просто! – воскликнул Шпунтик. – А я где-то читал, что писателю нужен какой-то вымысел, замысел…
Мне останется только переписать – вот вам повесть или даже роман.
Он страшно сердился, если никто из товарищей не приходил навестить его. Когда же кто-нибудь приходил, он прогонял его и говорил, что ему мешают слушать сказки.
Если какая-нибудь малышка встречала на улице малыша, то, завидев его издали, сейчас же переходила на другую сторону улицы. И хорошо делала, потому что среди малышей часто попадались такие, которые не могли спокойно пройти мимо малышки, а обязательно скажут ей что-нибудь обидное, даже толкнут или, ещё того хуже, за косу дёрнут. Если какая-нибудь малышка встречала на улице малыша, то, завидев его издали, сейчас же переходила на другую сторону улицы. И хорошо делала, потому что среди малышей часто попадались такие, которые не могли спокойно пройти мимо малышки, а обязательно скажут ей что-нибудь обидное, даже толкнут или, ещё того хуже, за косу дёрнут.
Многие малыши очень гордились тем, что они малыши, и совсем почти не дружили с малышками. А малышки гордились тем, что они малышки, и тоже не хотели дружить с малышами.
Они очень любили делать разные красивые причёски, волосы заплетали в длинные косы и в косы вплетали ленточки, а на голове носили бантики.
Малыши не любили возиться со своими причёсками, и поэтому волосы у них всегда были короткие, стриженые, а у малышек волосы были длинные.
И хорошо делала, потому что среди малышей часто попадались такие, которые не могли спокойно пройти мимо малышки, а обязательно скажут ей что-нибудь обидное, даже толкнут или, ещё того хуже, за косу дёрнут.
Читать он выучился только по складам, а писать умел только печатными буквами.
– Ну, садитесь за стол, а то чай остынет, – пригласила гостей к столу Синеглазка. – Ну, садитесь за стол, а то чай остынет, – пригласила гостей к столу Синеглазка.
– До свиданья, братцы! – закричал он. – Мы улетаем в далёкие края. Через недельку вернёмся обратно. До свиданья!
– До свиданья! До свиданья! Счастливого пути! – закричали коротышки и стали махать руками и шляпами
Он уже задрал ногу, чтобы вылезти, но тут Знайка взял один мешок с песком и выбросил из корзины. Шар сразу стал легче и снова поднялся вверх. Тут только все поняли, для чего Знайка велел положить в корзину мешки с песком. Все захлопали в ладоши, а Знайка поднял кверху руку и обратился к коротышкам с речью.
Сиропчик, который боялся лететь на воздушном шаре, обрадовался и сказал:
– Ну вот, я ведь говорил, что перегрузка получится! Лучше я вылезу.
– Значит, не полетят? – спросил Топик.
– Придётся кого-нибудь одного оставить, тогда полетят, – сказал Стекляшкин.
– Наверно, Незнайку оставят, – сказала Мушка.
– А ты чего смеёшься? – прикрикнул на него Топик. – Тут несчастье, а он смеётся!
– Никакого несчастья нет, – ответил Стекляшкин. – Просто этот воздушный шар рассчитан на пятнадцать коротышек. Шестнадцать он не может поднять.
– Никого ты не стеснишь, – ответил Знайка. – Садись. Раз все решили лететь, то и полетим вместе.
Сиропчик нехотя полез в корзину, и тут вдруг случилось непредвиденное обстоятельство: корзина вместе с шаром сразу опустилась на землю.
– Вот так полетели! – засмеялся на заборе Микроша.
Может быть, мне лучше не надо? – ответил Сиропчик. – Я очень толстенький. Вам там и без меня тесно. Боюсь, что перегрузка получится.
– Не бойся, никакой перегрузки не будет.
– Нет, братцы, летите без меня. Я вас тут подожду. Зачем мне стеснять вас!
– До свиданья, братцы! – закричал он. – Мы улетаем в далёкие края. Через недельку вернёмся обратно. До свиданья!
– До свиданья! До свиданья! Счастливого пути! – закричали коротышки и стали махать руками и шляпами.
Он уже задрал ногу, чтобы вылезти, но тут Знайка взял один мешок с песком и выбросил из корзины. Шар сразу стал легче и снова поднялся вверх. Тут только все поняли, для чего Знайка велел положить в корзину мешки с песком. Все захлопали в ладоши, а Знайка поднял кверху руку и обратился к коротышкам с речью.
– Никакого несчастья нет, – ответил Стекляшкин. – Просто этот воздушный шар рассчитан на пятнадцать коротышек. Шестнадцать он не может поднять.
– Значит, не полетят? – спросил Топик.
– Придётся кого-нибудь одного оставить, тогда полетят, – сказал Стекляшкин.
– Наверно, Незнайку оставят, – сказала Мушка.
Сиропчик, который боялся лететь на воздушном шаре, обрадовался и сказал:
– Ну вот, я ведь говорил, что перегрузка получится! Лучше я вылезу.
– Не бойся, никакой перегрузки не будет.
– Нет, братцы, летите без меня. Я вас тут подожду. Зачем мне стеснять вас!
– Никого ты не стеснишь, – ответил Знайка. – Садись. Раз все решили лететь, то и полетим вместе.
Сиропчик нехотя полез в корзину, и тут вдруг случилось непредвиденное обстоятельство: корзина вместе с шаром сразу опустилась на землю.
– Вот так полетели! – засмеялся на заборе Микроша.
– А ты чего смеёшься? – прикрикнул на него Топик. – Тут несчастье, а он смеётся!
Может быть, мне лучше не надо? – ответил Сиропчик. – Я очень толстенький. Вам там и без меня тесно. Боюсь, что перегрузка получится. Может быть, мне лучше не надо? – ответил Сиропчик. – Я очень толстенький. Вам там и без меня тесно. Боюсь, что перегрузка получится.
– Учись, – согласился Гусля. – На чём ты хочешь играть?
В сказочном городе всё бывает.
Зачем же мне сочинять правду? Правду и сочинять нечего, она и так есть.
– Правда, не мешайте мне врать… то есть – тьфу! – не мешайте говорить правду, – сказал Незнайка
Да не перебивайте! – с досадой сказала Синеглазка. – Не мешайте ему. Не станет он врать.
И всё доступно уж – эхма! –
Теперь для нашего ума!
Некоторые читатели сразу скажут, что всё это, наверно, выдумки, что в жизни таких малышей не бывает.
В жизни – это одно, а в сказочном городе – совсем другое. В сказочном городе всё бывает.
Некоторые читатели сразу скажут, что всё это, наверно, выдумки, что в жизни таких малышей не бывает. Но никто ведь и не говорит, что они в жизни бывают.
Многие говорили, будто у Незнайки совсем пустая голова, но это неправда, потому что как бы он мог тогда соображать? Конечно, он соображал плохо, но ботинки надевал на ноги, а не на голову, – на это ведь тоже соображение надо.
– Ещё не доросли до моей музыки. Вот когда дорастут – сами попросят, да поздно будет
Моей музыки не понимают, – говорил он.
– Зачем же мне сочинять правду? Правду и сочинять нечего, она и так есть.
Ему хотелось выучиться сразу, без всякого труда, а из этого, конечно, даже у самого умного коротышки ничего не могло получиться.
Незнайка был не такой уж скверный. Он очень хотел чему-нибудь научиться, но не любил трудиться.
Я не написал ещё ни одной книги, – признался Смекайло. – Писателем быть очень трудно. Прежде чем стать писателем, мне, как видите, пришлось кое-чем обзавестись, а это не так просто.
Синеглазка глядела на него, еле удерживаясь от смеха:
– Что вы ищете?
– П-полотенце, – ответил Незнайка, трясясь от холода.
Нечего делать, Незнайка намылил лицо мылом и поскорее принялся смывать мыло водой.
– Бр-р-р! – вздрагивал он. – Какая холодная вода!
Кое-как сполоснув лицо, он протянул вперёд руки и, не открывая глаз, принялся шарить руками по стенке.
Вымыв руки, он положил мыло на полочку и стал мыть лицо.
– И лицо надо с мылом, – сказала Синеглазка.
– Ну его! – ответил Незнайка. – Мыло всегда в глаза лезет.
– Нет уж, пожалуйста, – строго сказала Синеглазка. – Иначе не получите одежду.
– Чем же они лучше, скажите, пожалуйста?

– Конечно, лучше. У нас есть Гусля. Знаете, какой он музыкант? Вы не слышали, как он играет на флейте!

– Слышали. А у нас многие малышки играют на арфах.

– Что это? – удивился Пилюлькин. – Я не хочу надевать сарафанчик! Все будут принимать меня за малышку.

– Ну и что ж тут такого? Разве плохо быть малышкой?

– Плохо.

– Значит, по-вашему, мы плохие?

– Нет, вы хорошие… – замялся Пилюлькин, – но малыши лучше.

Пушинка сбегала домой и принесла зелёненький сарафанчик в полосочку.
Все были рады тому, что дракона нет, что Бублик и Шурупчик нашлись, и в особенности тому, что Гвоздик перевоспитался.
Только через минуту они выглянули из корзины и увидели внизу толпу друзей, которые махали им на прощание руками и подбрасывали кверху шляпы. Снизу доносились крики «ура».
Кончилось тем, что глаза на портрете получились огромные, каких и не бывает, ротик с булавочную головку, волосы – словно из чистого золота, и весь портрет имел очень отдалённое сходство. Но поэтессе он очень понравился, и она говорила, что лучшего портрета ей и не надо.
Машина, братцы, она уход любит.
Мы видели. Но у вас один Тюбик, а у нас каждая малышка может рисовать и даже вышивать разноцветными нитками. Вот вы бы смогли вышить такую красную белочку, как у меня на переднике? – спросила Белочка.
Что такое шаблон, сейчас каждому станет ясно. Приложив трафарет к куску бумаги, Тюбик мазал красной краской то место, где в трафарете были прорезаны губы. На бумаге сразу получался рисунок губ. После этого он прокрашивал телесной краской нос, уши, руки, потом тёмные или светлые волосы, карие или голубые глаза. Таким образом получались шаблоны.
Взяв кусок плотной бумаги, он прорезал в ней пару больших глаз, длинные, изогнутые дугой брови, прямой, очень изящный носик, маленькие губки, подбородочек с ямочкой, по бокам парочку небольших, аккуратных ушей. Сверху вырезал пышную причёску, снизу – тонкую шейку и две ручки с длинными пальчиками. Изготовив такой трафарет, он приступил к заготовке шаблонов.
Тюбик перестал спорить и рисовал так, как от него требовали. Это было значительно удобнее, так как не вызывало никаких лишних пререканий, и к тому же Тюбик заметил, что может провести рационализацию в портретном деле. Поскольку всем требовалось одно и то же, Тюбик решил сделать так называемый трафарет.
И напрасно Тюбик доказывал, что каждый красив по-своему и что даже маленькие глаза могут быть тоже красивыми. Нет! Все малышки требовали, чтобы глаза обязательно были большие, ресницы длинные, брови дугой, рот маленький.
Когда нечего делать – я не знаю, что делать, и начинаю делать то, чего вовсе не нужно делать. От этого получается чепуха, и за это мне даже бывает влётка.
– Правильно! – закричал Авоська и уже бросился с топором к ближайшей палатке.
– Что ты! – сказал Тюбик. – Строили-строили, красили-красили, а теперь ломать?
– Не твоё дело! – кричал Авоська. – Скамейки тоже нужны.
– Но нельзя же одно делать, другое ломать!
– А ну, разойдись по домам!

Бедные малышки, услышав такую грубость, даже не посчитали нужным обидеться, настолько велико было их желание попасть к художнику.

– Эй, ты! Ну-ка, дай сюда пилу. Ты не умеешь.

– Один ты умеешь! – задорно ответила Стрекоза.

Откуда взял Гвоздик, что драконы от этого подыхают, – неизвестно.
– И глаза мне, пожалуйста, сделайте голубые.

– У вас ведь карие глаза, – возразил Тюбик.

– Ну, миленький, вам ведь всё равно. Платье зелёное, а вы рисуйте синее. Я бы надела синее платье, если бы знала, что Синеглазка так хорошо получится в синем.

– Ладно, – согласился Тюбик.

– Миленький, вы не можете нарисовать меня также в синем платье? – обратилась Самоцветик к Тюбику.

– Как же в синем, когда вы в зелёном? – спросил, недоумевая, Тюбик.

Значит, если вы захотите, то тоже сможете сделаться лучше. Скажите, что больше не будете делать так, и начинайте новую жизнь. О старом больше не будем вспоминать.
Обижать малышек в Цветочном городе просто стало не принято.
Остальным малышам было завидно, что хвалят Незнайку, и они тоже стали защищать малышек.
Скоро он упадёт и всех нас задавит. Ужас что будет! Вот пойдите спросите Стекляшкина.
Братцы, вы знаете, какое солнце? Оно больше всей нашей Земли. Вот оно какое! И вот, братцы, от солнца оторвался кусок и летит прямо к нам.
– Почему вверх ногами? – удивились все.

– А вот посмотрите: у нас под ногами небо, – значит, мы вверх ногами.

Зачем же мне сочинять правду? Правду и сочинять нечего, она и так есть.
– Да, да, правильно, ты нас нашёл, но мы думали, что ты нас совсем покинул!
Но самым известным среди них был малыш по имени Незнайка. Его прозвали Незнайкой за то, что он ничего не знал.
Удивляемся, как это мы тебе поверили!
– А я будто не удивляюсь! – ответил Незнайка. – Я ведь и сам поверил.
Вот когда дорастут – сами попросят, да поздно будет. Не стану больше играть.
Моей музыки не понимают, – говорил он. – Ещё не доросли до моей музыки.
А ты всё-таки посмотри на солнце в свою трубу: вдруг оно на самом деле щербатое!
Вокруг танцевальной площадки красовались нарядные палатки.
– Что это за рвакля такая? – снова удивился Цветик.

– Ну, это когда рвут что-нибудь, вот и получается рвакля, – объяснил Незнайка.

– Ну, придумай рифму на слово «пакля», – сказал Цветик.

– Шмакля, – ответил Незнайка.

– Какая шмакля? Разве есть такое слово?

– А разве нету?

– Конечно нет.

– Ну, тогда рвакля.

Всё равно, – всхлипывал Винтик. – И муху жалко.

– А зачем мух жалеть? Они только надоедают всем да заразу разносят.

– Приве-ет, приве-е-ет! Прошу прощения, мои друзья. Я, так сказать, незримо отсутствовал, перенесясь воображением в другие сферы… Смекайло, – назвал он себя и протянул Винтику руку.
– Икете пикете цокото мэ!
Абель фабель доманэ.
Ики пики грамматики…
– Энэ бэнэ рес!
Квинтер финтер жес!
Энэ бэнэ ряба,
Квинтер финтер жаба…
И хорошо делала, потому что среди малышей часто попадались такие, которые не могли спокойно пройти мимо малышки, а обязательно скажут ей что-нибудь обидное, даже толкнут или, ещё того хуже, за косу дёрнут.
Если какая-нибудь малышка встречала на улице малыша, то, завидев его издали, сейчас же переходила на другую сторону улицы.
Он очень хотел чему-нибудь научиться, но не любил трудиться. Ему хотелось выучиться сразу, без всякого труда, а из этого, конечно, даже у самого умного коротышки ничего не могло получиться.
Зачем же мне сочинять правду? Правду и сочинять нечего, она и так есть.
– Выходите по порядку,
Становитесь на зарядку.
Начинай с зарядки день,
Разгоняй движеньем лень.
Когда нечего делать – я не знаю, что делать, и начинаю делать то, чего вовсе не нужно делать.

Leave your vote

-1 Голосов
Upvote Downvote

Цитатница - статусы,фразы,цитаты
0 0 голоса
Ставь оценку!
Подписаться
Уведомить о
guest
0 комментариев
Межтекстовые Отзывы
Посмотреть все комментарии

Add to Collection

No Collections

Here you'll find all collections you've created before.

0
Как цитаты? Комментируй!x