Книга Цветы для Элджернона имеет довольно интересный сценарий с элементами фантастики. В центре сюжета умственно отсталый мужчина по имени Чарли Гордон, работающий уборщиком. Однажды двое докторов находят способ повысить интеллект, и после успешного эксперимента над мышью Элджерон, делают операцию Чарли. Но со временем выясняется, что эффект от манипуляций лишь временный. В данной подборке собраны лучшие цитаты из книги Цветы для Элджернона.
Удивительно, как люди высоких моральных принципов и столь же высокой чувствительности, никогда не позволяющие себе воспользоваться преимуществом над человеком, рожденным без рук, ног или глаз, как они легко и бездумно потешаются над человеком, рожденным без разума.
Теперь я понимаю, что одна из главных задач колледжа – объяснить людям, что то, во что они верили всю жизнь, на самом деле совсем не так и что ничто не является на самом деле тем, чем кажется.
Кто сказал, что мой свет лучше твоей тьмы?
Я открыл, как человек может начать презирать самого себя. Это происходит, когда он сознает, что поступает неправильно, но не может остановиться.
Любовь – противовес этому ужасу, любовь – акт единения и сохранения. Как люди во время шторма держатся за руки, чтобы их не оторвало друг от друга и не смыло в море, так и соединение наших тел стало звеном в цепи, удерживающей нас от движения в пустоту.
Никаких вопросов. Все ясно. Я ее люблю.
Вот так. Все было прекрасно, пока они могли смеяться надо мной и чувствовать себя умниками за мой счет, но теперь они оказались ниже кретина, над которым вдоволь поиздевались в свое время. Удивительным ростом своих способностей я заставил их «я» сильно уменьшиться в размерах и вытащил на свет божий все их недостатки. Я предал их, и за это они возненавидели меня.
Мало того что все они лишь самые обычные люди, они еще и одержимы страхом, что остальной мир поймет это.
Раньше меня презирали за невежество и тупость, теперь ненавидят за УМ и знания. Господи, да чего же им нужно от меня?
Что ж, нельзя иметь все сразу в одной женщине. Весомый аргумент в пользу полигамии.
Предлагаю рабочую гипотезу: человек, обладающий разумом, но лишенный способности любить и быть любимым, обречен на интеллектуальную и моральную катастрофу, а может быть, и на тяжелое психическое заболевание.
Если не хочешь остаться ребенком навеки, нельзя ждать подсказок от других. Ты должен найти решение в себе самом – почувствовать, что будет правильно. Научись доверять себе.
Вселенная расширяется – каждая частичка удаляется от другой, швыряя нас в темное и полное одиночества пространство, отрывая нас: ребенка – от матери, друга – от друга, направляя каждого по собственной тропе к единственной цели – смерти в одиночестве.
Если ты умный то у тебя много друзей с ними можно разгаваривать и ты ни когда не будеш один.
Нельзя построить новый дом на месте старого, не разрушив его.
Р. S. пожалуста если с можите положите на могилку цветы для Элджернона. На заднем дворе.
Жизнь и работа – лучше этого человек не может иметь ничего.
Почему все твердят мне, что я становлюсь человеком? Я был человеком всегда, даже до того, как меня коснулся нож хирурга. Я – человек. Я должен любить.
Людям становится очень весело, когда дурак делает что-нибудь не так, как они.
Удивительно, как люди высоких моральных принципов и столь же высокой чувствительности, никогда не позволяющие себе воспользоваться преимуществом над человеком, рожденным без рук, ног или глаз, как они легко и бездумно потешаются над человеком, рожденным без разума. Ярость моя происходит из того, что я вспомнил, как сам был клоуном.
Я похож на человека, который проспал полжизни, а теперь пытается узнать, кем он был, пока спал.
До меня дошло, что чистый разум сам по себе ни черта не значит. В вашем университете разум, образование, знания – все обожествляется. Но я знаю то, чего вы все не заметили: голые знания, не пронизанные человеческими чувствами, не стоят и ломаного гроша.
Я открыл, как человек может начать презирать самого себя. Это происходит, когда он сознает, что поступает неправильно, но не может остановиться.
Скромнику нечего делать в этом мире.
Даже слабоумный хочет быть похожим на других. Младенец не знает, как накормить себя и что съесть, но он понимает, что такое голод.
Посвятил Фэй свой Первый концерт для фортепиано с оркестром. Она потрясена тем, что ей может быть что-то посвящено, но концерт Фэй не понравился. Что ж, нельзя иметь все сразу в одной женщине. Весомый аргумент в пользу полигамии.
Она исчезла за дверью, а я стоял и смотрел на свет в ее окне, пока он не погас. Никаких вопросов. Все ясно. Я ее люблю.
Я открыл, как человек может начать презирать самого себя. Это происходит, когда он сознает, что поступает неправильно, но не может остановиться.
Степень волнения не соответствует серьезности ситуации.
Мой голод из тех, что нельзя насытить.
Но я знаю то, чего вы все не заметили: голые знания, не пронизанные человеческими чувствами, не стоят и ломаного гроша.
Никто не в состоянии предложить нечто совершенно новое, миссис Немур. Каждый исследователь начинает работу на развалинах идей предшественников. Значение имеет только конечный вклад в сумму знаний.
Больше мне нечего было сказать ни ей, ни другим. Никто не смотрел мне в глаза. Раньше меня презирали за невежество и тупость, теперь ненавидят за УМ и знания. Господи, да чего же им нужно от меня?
Поймите меня правильно: разум – величайшее приобретение человечества! И все же слишком часто погоня за знаниями подменяет поиски любви. Я дошел до этого совсем недавно. Предлагаю рабочую гипотезу: человек, обладающий разумом, но лишенный способности любить и быть любимым, обречен на интеллектуальную и моральную катастрофу, а может быть, и на тяжелое психическое заболевание.
Пользуйся словом только до тех пор, пока никто не понимает его значения.
– Почему ты не смотришь на меня? Притворяешься, что я не существую? – Нет, Чарли, – прошептала она, – я притворяюсь, что не существует меня…
Стоит ли прошлое того, чтобы знать его?
Одиночество позволяет мне спокойно думать, читать и копаться в воспоминаниях – заново открывать мое прошлое, узнать наконец, кто я такой. Если все пойдет вкривь и вкось, пусть хотя бы прошлое останется со мной.
Это чувство – не любовь, но я обнаружил, что начал по вечерам нетерпеливо ждать, когда же послышатся на лестнице ее шаги.
Ирония в том, что никакие, пусть даже самые обширные, знания не помогут мне решить эту маленькую задачку.
Язык, выразился он, иногда вместо дороги превращается в барьер.
Кончил Робинзона Крузо. Я хотел узнать что случилось с ним потом но мисс Кинниан сказала что книга на этом кончается. ПОЧЕМУ.
Мне плохо. Это не та болезнь, которую может вылечить врач, она внутри, у меня в груди. Там все пусто, как будто мне вырвали сердце. Случившееся слишком важно, чтобы умолчать о нем. Сегодня мне в первый раз не захотелось идти на работу. И я не пошел.
Не буду притворяться, будто знаю, что такое любовь, но то, что произошло, было больше чем секс. Меня словно подняло над землей, выше всяких страхов и пыток, я стал частью чего-то большего, чем я сам. Меня вытащили из темницы собственного разума, и я стал частью другого существа. Пронзенная лучом света, растаяла окутывавшая мой мозг серая пелена. Как странно, что свет может ослеплять…
Ты должен найти решение в себе самом – почувствовать, что будет правильно. Научись доверять себе.
– Поймите меня правильно: разум – величайшее приобретение человечества! И все же слишком часто погоня за знаниями подменяет поиски любви. Я дошел до этого совсем недавно. Предлагаю рабочую гипотезу: человек, обладающий разумом, но лишенный способности любить и быть любимым, обречен на интеллектуальную и моральную катастрофу, а может быть, и на тяжелое психическое заболевание.
Теперь я понимаю, что одновременно с движением разума вперед мельчали мои чувства к Алисе – от преклонения – к любви, к признательности и, наконец, к простой благодарности. Я цеплялся за нее из боязни потерять последнюю нить, связывающую меня с прошлым.
Удивительно, как люди высоких моральных принципов и столь же высокой чувствительности, никогда не позволяющие себе воспользоваться преимуществом над человеком, рожденным без рук, ног или глаз, как они легко и бездумно потешаются над человеком, рожденным без разума.
Ничто в нас не исчезает без следа.
Степень волнения не соответствует серьезности ситуации…
Ты человек которому Господь дал так мало делаешь куда больше чем люди с мозгами которые не знают как ими пользоваться.
Я боюсь. Ни жизни, ни смерти, ни пустоты, но открытия того, что меня никогда не было.
Пациенты были для них живыми мертвецами – нет, хуже, никогда не жившими людьми, обреченными бездумно воспринимать пространство и время в бесконечном чередовании дня и ночи.
Но все равно страшно подумать, что мою судьбу держат в своих руках не те гиганты, какими я представлял их себе раньше, а люди, не знающие ответов на многие вопросы.
Приходилось ли тебе замечать, что рядом с кретином кто угодно смотрится гением?
Утром когда я проснулся мне паказалось што я уже умный но я ашибся. Каждое утро я так думаю и все время ашибаюсь.
Чарли, ты поражаешь меня. Ты так вырос в последнее время, а нерешителен, как дитя. Я не могу решать за тебя. Если не хочешь остаться ребенком навеки, нельзя ждать подсказок от других. Ты должен найти решение в себе самом – почувствовать, что будет правильно. Научись доверять себе.
Младенец не знает, как накормить себя и что съесть, но он понимает, что такое голод.
Как заставить его понять, что не он создал меня? Немур совершает ту же ошибку, что и люди, потешающиеся над слаборазвитым человеком, не понимая при этом, что он испытывает те же самые чувства, что и они. Он и не догадывается, что задолго до встречи с ним я уже был личностью.
Раньше меня презирали за невежество и тупость, теперь ненавидят за УМ и знания.
Что случилось со мной? Почему я так одинок?
Не скрою, мне многое нравится в нем, но только не скромность. Скромнику нечего делать в этом мире.
Совсем недавно я узнал, что люди смеялись надо мной… А теперь сам присоединился к их веселому хору. И от этого больнее всего.
Интересно, сколько загадок остались нерешенными только из-за того, что ученые или слишком мало знали, или слишком верили в себя и возможности управления процессом созидания?
Он просто не понимает, что познание самого себя включает не только прошлое, но и будущее, не только те места, где я был, но и те, где буду. Я не только некто, но и способ существования этого некто – один из многих способов, и мне необходимо не только знание той дороги, по которой я иду, но и всех возможных дорог.
Если я стану умным вот будет ему серприс.
Вселенная расширяется – каждая частичка удаляется от другой, швыряя нас в темное и полное одиночества пространство, отрывая нас: ребенка – от матери, друга – от друга, направляя каждого по собственной тропе к единственной цели – смерти в одиночестве. Любовь – противовес этому ужасу, любовь – акт единения и сохранения. Как люди во время шторма держатся за руки, чтобы их не оторвало друг от друга и не смыло в море, так и соединение наших тел стало звеном в цепи, удерживающей нас от движения в пустоту.
Все они просто-напросто боялись обнаружить узость своих знаний и всегда находили способ улизнуть от меня.
Почему я все время смотрю на жизнь сквозь оконное стекло?
В нашем саду расцвела Норма, и я превратился в сорняк, имеющий право расти только там, где его не видно, – в темных углах.
Очевидно, любовь к телевизору возникла как следствие нежелания думать.
Окружающие кажутся мне теперь совсем другими. Каким же глупцом надо было быть, чтобы всех профессоров чохом причислять к гигантам мысли! Мало того что все они лишь самые обычные люди, они еще и одержимы страхом, что остальной мир поймет это.
Прощаясь, мы пожали друг другу руки, и, странно, жест этот оказался куда более нежным и интимным, чем возможные объятия.
Ты так вырос в последнее время, а нерешителен, как дитя. Я не могу решать за тебя. Если не хочешь остаться ребенком навеки, нельзя ждать подсказок от других. Ты должен найти решение в себе самом – почувствовать, что будет правильно. Научись доверять себе.
В какой-то момент меня озарило, и я догадался, что не фильмы нужны мне, а люди. Мне просто захотелось побыть в заполненной человеческими телами темноте.
Одиночество позволяет мне спокойно думать, читать и копаться в воспоминаниях – заново открывать мое прошлое, узнать наконец, кто я такой.
Жизнь и работа – лучше этого человек не может иметь ничего.
Мы любили друг друга. Ночь постепенно превратилась в тихий день. Я лежал рядом с Алисой и размышлял о том, как важна физическая любовь, как необходимо было для нас оказаться в объятиях друг друга, получая и отдавая. Вселенная расширяется – каждая частичка удаляется от другой, швыряя нас в темное и полное одиночества пространство, отрывая нас: ребенка – от матери, друга – от друга, направляя каждого по собственной тропе к единственной цели – смерти в одиночестве.
Почти все свободное время я теперь провожу в библиотеке, глотая и впитывая в себя книги. Круг моих интересов достаточно широк: Достоевский, Флобер, Диккенс, Хемингуэй, Фолкнер – любые романы, которые попадаются под руку. Мой голод из тех, что нельзя насытить.
Очень легко иметь друзей если раз ришаеш смияца над собой.
Дайте ему время, не торопите, не толкайте его – и он сможет. Но все куда-то спешат…
Я достиг нового уровня развития. Но гнев и подозрительность стали первыми чувствами, которые я испытал к окружающему меня миру.
Я положил трупик Элджернона в маленькую металлическую коробочку и отнес домой. Разве можно его сжигать? Пусть это выглядит по-дурацки сентиментально, но вчера вечером я похоронил его на заднем дворе. Я положил на его могилку букетик ромашек и долго плакал.
Все было прекрасно, пока они могли смеяться надо мной и чувствовать себя умниками за мой счет, но теперь они оказались ниже кретина, над которым вдоволь поиздевались в свое время. Удивительным ростом своих способностей я заставил их «я» сильно уменьшиться в размерах и вытащил на свет божий все их недостатки. Я предал их, и за это они возненавидели меня.
Ничто в нас не исчезает без следа.
Мало того что все они лишь самые обычные люди, они еще и одержимы страхом, что остальной мир поймет это.
Интересно, что случится, если Элджернона посадить в клетку с другими мышами? Возненавидят ли они его?
Любовь – противовес этому ужасу, любовь – акт единения и сохранения.
Утром когда я проснулся мне паказалось што я уже умный но я ашибся.
Я ненавидел ее, как никого раньше, – за легкие ответы на трудные вопросы и материнское воркование. Мне захотелось влепить ей пощечину, заставить ползать перед собой на коленях, а потом захотелось обнять ее и поцеловать.
Никто не смотрел мне в глаза. Раньше меня презирали за невежество и тупость, теперь ненавидят за УМ и знания. Господи, да чего же им нужно от меня?
Когда Адам и Ева отведали плод с древа познания, то увидели, что они наги, узнали похоть и стыд. Это был грех. После этого врата рая навсегда закрылись для них. Если бы они не поддались уговорам змея, нам не пришлось бы стареть, страдать и умирать.
Мне захотелось влепить ей пощечину, заставить ползать перед собой на коленях, а потом захотелось обнять ее и поцеловать.
Достоевский, Флобер, Диккенс, Хемингуэй, Фолкнер.
Эскалатор идет вниз. Если я буду стоять на одной ступеньке, наверняка спущусь до самого дна. Если побегу вверх, то не исключено, что останусь на том же самом месте. Значит – вверх, чего бы это ни стоило.
Слушая музыку, она могла делать вид, будто не замечает моей близости: пожалуйста, пользуйся моим телом, только душу не трогай.
Окружающие кажутся мне теперь совсем другими. Каким же глупцом надо было быть, чтобы всех профессоров чохом причислять к гигантам мысли!
Гениальность убила в тебе веру в человечество.
Очевидно, любовь к телевизору возникла как следствие нежелания думать, вспоминать пекарню, маму, папу, Норму. Я больше не желаю помнить прошлое.
Ты коснулась моих глаз и подарила мне свет.
Тени прошлого цепляются за ноги и тянут меня вниз.
Мало того что все они лишь самые обычные люди, они еще и одержимы страхом, что остальной мир поймет это.
Простейшая идея. Доверяй себе.
Я понял наконец, почему надо мной смеются, и думаю, это открытие поможет мне. Я был настолько глуп, что даже не понимал, до чего я глуп. Людям становится очень весело, когда дурак делает что-нибудь не так, как они.
Я шел к ней за утешением, а она срывала на мне злобу.
Я как зверь, которого выпустили из чудесной безопасной клетки.
Я учусь сдерживать обиду, быть терпеливее, ждать. Я расту. Каждый день я узнаю о себе что-то новое, и воспоминания, начавшиеся с небольшой ряби, захлестывают меня десятибалльным штормом.
Любовь – противовес этому ужасу, любовь – акт единения и сохранения. Как люди во время шторма держатся за руки, чтобы их не оторвало друг от друга и не смыло в море, так и соединение наших тел стало звеном в цепи, удерживающей нас от движения в пустоту.
Разум вбил клин между мной и всеми, кого я знал и любил, выгнал меня из дома. Никогда еще я не чувствовал себя таким одиноким. Интересно, что случится, если Элджернона посадить в клетку с другими мышами? Возненавидят ли они его?
Каким же глупцом надо было быть, чтобы всех профессоров чохом причислять к гигантам мысли! Мало того что все они лишь самые обычные люди, они еще и одержимы страхом, что остальной мир поймет это.
Для нее всегда самым важным было то, что о ней подумают другие. Тут она была непоколебима и не обращала никакого внимания на рассуждения Матта о том, что в жизни есть вещи и поважнее. Норма должна хорошо одеваться. В доме должна стоять красивая мебель. Чарли должен сидеть взаперти, чтобы соседи не заподозрили ничего дурного.
– Ты стал циником, – сказал Немур. – Гениальность убила в тебе веру в человечество.
Теперь она знает обо мне все, в том числе и то, что вместе мы пробудем недолго. Она согласна уйти в тот момент, когда я попрошу ее. Думать об этом тяжело, но то, что мы обрели, – это больше того, чем большинство человечества владеет за всю свою жизнь.
Плохо то, что большинство идей, на которых психологи строят свои заключения о человеческом разуме и памяти, представляют собой ничем не подкрепленные умозаключения.
Обычные люди могут увидеть совсем немного. Не в их власти изменить себя или подняться выше определенного уровня
Я лечу вверх, словно подхваченный потоком теплого воздуха листочек. Ускоряясь, атомы моего тела разлетаются в разные стороны. Я становлюсь легче и больше… больше… Взрываюсь и превращаюсь в солнце. Я – расширяющаяся вселенная, всплывающая в спокойном море. Тело мое поглощает комнату, здание, город, страну… Если я посмотрю вниз, то увижу, как тень моя затмевает планету.
Общество отвергает их и не затрудняется в выборе средств, чтобы дать им понять это.
Мне всеравно буду я знаменитым или нет. Я только хочю быть умным как другие и штобы у меня было много друзей которые будут меня любить.
Утром когда я проснулся мне паказалось што я уже умный но я ашибся. Каждое утро я так думаю и все время ашибаюсь.
Ты человек которому Господь дал так мало делаешь куда больше чем люди с мозгами которые не знают как ими пользоваться.
Мне плохо. Это не та болезнь, которую может вылечить врач, она внутри, у меня в груди. Там все пусто, как будто мне вырвали сердце.
Ты человек которому Господь дал так мало делаешь куда больше чем люди с мозгами которые не знают как ими пользоваться.
Жизнь и работа – лучше этого человек не может иметь ничего.
Теперь я понимаю, что одна из главных задач колледжа – объяснить людям, что то, во что они верили всю жизнь, на самом деле совсем не так и что ничто не является на самом деле тем, чем кажется.
Не устаю напоминать себе, что высплюсь, когда на меня падет тьма.
Просто удивительно! Насколько меньше дано им, чем другим людям! Умственно отсталые, глухие, немые – и с таким рвением полируют скамейки!
При искусственном повышении уровня умственного развития деградация протекает со скоростью, прямо пропорциональной степени повышения этого уровня.
Я на самом верху и сознаю это. Всем вокруг кажется, что я убиваю себя работой, но они не понимают, что сейчас я живу на самой вершине ясности и красоты, о существовании которой и не подозревал. Все мои составляющие настроены на работу. Днем я впитываю, а вечерами – в моменты, прежде чем провалиться в сон, – идеи фейерверком взрываются в голове. Нет в мире большего наслаждения.
Послушай, даже лучшие из них жалели меня и этим возвышали себя в собственных глазах. Приходилось ли тебе замечать, что рядом с кретином кто угодно смотрится гением?
Я не могу решать за тебя. Если не хочешь остаться ребенком навеки, нельзя ждать подсказок от других. Ты должен найти решение в себе самом – почувствовать, что будет правильно. Научись доверять себе.
Но гнев и подозрительность стали первыми чувствами, которые я испытал к окружающему меня миру.
Может, страх и тошнота уже не море, в котором тонут, а всего лишь лужа, криво отражающая прошлое?
Чем разумнее ты будешь становиться, Чарли, тем больше их будет возникать.
Знаешь, что мне не нравится в твоей идеальной квартире? Как художнику… Линии, вот что бесит меня! Они все прямые – пол, стены, потолок, углы – как в гробу. Единственный выход – немного выпить. Тогда линии начинают изгибаться и извиваться и мир кажется мне лучше, чем он есть на самом деле. Мне не по себе, когда все вокруг прямое и ровное. Ух! Живи я здесь, мне постоянно пришлось бы ходить под хмельком.
Тени прошлого цепляются за ноги и тянут меня вниз. Я открываю рот, чтобы закричать, но нет голоса. Руки дрожат, мне холодно. Шум в ушах.
Простейшая идея. Доверяй себе. Раньше мне ничего подобного и в голову прийти не могло.
Никаких вопросов. Все ясно. Я ее люблю.
Понимаешь, мне хочется произвести на тебя впечатление. Совсем недавно я только посмеялась бы над такой мыслью, а сейчас потеряла всякую уверенность в себе. Прежде чем что-нибудь сказать или сделать, я ломаю голову – а стоит ли?
Язык, выразился он, иногда вместо дороги превращается в барьер.
Страх Немура обнаружить себя человеком на ходулях среди великанов вполне понятен. Ошибка уничтожит его. Он слишком стар, чтобы начать все снова.
Ты как бы взбираешься по огромной лестнице все выше и видишь вокруг себя все больше.
Очевидно, любовь к телевизору возникла как следствие нежелания думать.
Элджернон – приятный компаньон. Он ест за маленьким столиком и очень любит печенье. А вчера, когда мы смотрели футбол по телевизору, он даже глотнул пива. Кажется, он болеет за «Янки».
Удивительно, как люди высоких моральных принципов и столь же высокой чувствительности, никогда не позволяющие себе воспользоваться преимуществом над человеком, рожденным без рук, ног или глаз, как они легко и бездумно потешаются над человеком, рожденным без разума. Ярость моя происходит из того, что я вспомнил, как сам был клоуном.
Масса людей дает нам деньги или оборудование, но мало кто способен отдать время и чувства. Вот что я имею в виду!
Удивительным ростом своих способностей я заставил их «я» сильно уменьшиться в размерах и вытащил на свет божий все их недостатки.
И все же слишком часто погоня за знаниями подменяет поиски любви.
Я сказал это, потому что он нуждался в моих словах, но в душе моей была пустота.
Страдаем ли мы за грехи отцов или исполняем волю какого-нибудь греческого оракула?
Я – гений? Не уверен. По крайней мере, пока. Я, как сказал бы Барт, – исключение. Вполне демократичный термин, позволяющий избегнуть проклятых ярлыков типа «одаренный» и «неспособный» (что на самом деле означает «блестящий» и «слабоумный»). Как только слово «исключение» начинает приобретать смысл, его тут же заменяют другим. Пользуйся словом только до тех пор, пока никто не понимает его значения. «Исключение» можно отнести к обоим концам умственного спектра, так что я всю жизнь был «исключением».
Я был настолько глуп, что даже не понимал, до чего я глуп. Людям становится очень весело, когда дурак делает что-нибудь не так, как они.
Я чясто смотрел позние передачи по настоящему теливизеру и не стал от этово умным. Может не от всех передач умнееш.
Она ужасно привлекательна. Полна жизни и воображения. Голос, глаза – все располагает к себе. И живет от меня всего-то через окно.
Чем больше я узнаю, тем больше вижу такого, о существовании чего даже не подозревал. Раньше я тешил себя дурацкой мыслью, что смогу знать все, вобрать в себя все знания человечества. Теперь же я надеюсь, что окажусь способным узнать только о наличии знания и понять хоть малую его крупицу. Хватит ли мне времени?
Я сказал мне всеравно потомушто я ни чево не боюсь. Я очень сильный и всегда делаю только харошее и кроме тово у меня на щастье есть заечья лапка и я ни когда не разбил ни одново зеркала. Один раз я уранил тарелку но это не щитаеца.
– Масса людей дает нам деньги или оборудование, но мало кто способен отдать время и чувства. Вот что я имею в виду!
Притворщики – вот они кто. Оба. Как ловко изображали они из себя гениев! Обычные люди, работающие вслепую, но убедившие других в своей способности осветить тьму. Почему все врут? Ни один из тех, кого я знаю, не выдержал проверки временем.
Теперь я понимаю, от кого передалось мне это так поразившее всех желание стать умным. Роза вставала и засыпала с ним. Ее ужас, вина, стыд. Чарли – слабоумный! Ее мечта, что все можно исправить.
Ты стал циником, – сказал Немур. – Гениальность убила в тебе веру в человечество.
Пока тебя не погоняет такая женщина, не пытайся понять мужчину, испытавшего это на собственной шкуре.
Почему все твердят мне, что я становлюсь человеком? Я был человеком 8 мая.
Ни у кого нет для них времени, и они начинают искать доброту и любовь друг в друге…
– Обычные люди могут увидеть совсем немного. Не в их власти изменить себя или подняться выше определенного уровня, но ты – гений. Каждый день будет открывать тебе новые миры, о существовании которых ты раньше и не подозревал.
Мой голод из тех, что нельзя насытить.
Может, страх и тошнота уже не море, в котором тонут, а всего лишь лужа, криво отражающая прошлое? Я свободен?
Тебе не дано понять, как я чувствую, что я чувствую и почему!
Утром когда я проснулся мне паказалось што я уже умный но я ашибся.
Если ты умный то у тебя много друзей с ними можно разгаваривать и ты ни когда не будеш один.
– Ты рехнулась, – сказал я. – Ну конечно! – Фэй присела в реверансе. – Я все ждала, когда ты заметишь это.
Получилось так, что мы с тобой живем на разных этажах. Я проскочил твой этаж по пути наверх, а теперь проезжаю его по дороге вниз. Почему-то мне кажется, что я уже никогда больше не воспользуюсь этим лифтом. Так что давай распрощаемся навсегда.
Я никогда не встречал более открытого и доверчивого человеческого существа. Она – именно то, что нужно мне в данный момент. Я изголодался по простому человеческому общению.
Р. S. Пожалуста скажыте профу Немуру штобы он не абижался когда люди смиюца над ним и тогда у нево будет много много друзей. Очень легко иметь друзей если раз ришаеш смияца над собой. Там где я буду жыть у меня будет много друзей.
Среди всего прочего меня тревожит то, что, вспоминая свое прошлое, я никогда не могу с уверенностью сказать, происходило ли что-нибудь на самом деле, или мне кажется, что происходило именно так, или я вообще все придумал. Я похож на человека, который проспал полжизни, а теперь пытается узнать, кем он был, пока спал.
Я положил на его могилку букетик ромашек и долго плакал.
Если все пойдет вкривь и вкось, пусть хотя бы прошлое останется со мной.
Утром я проснулся и долго лежал в постели с открытыми глазами. В стене, отгородившей мой мозг от остального мира, появилась огромная дыра, и я вышел сквозь нее.
– Никто не в состоянии предложить нечто совершенно новое, миссис Немур. Каждый исследователь начинает работу на развалинах идей предшественников. Значение имеет только конечный вклад в сумму знаний.
Кроме того, я утверждаю, что замкнутый на себя мозг не способен дать окружающим ничего, только боль и насилие. В бытность слабоумным я имел много друзей. Теперь их у меня нет. О, я знаю множество народу, но это просто знакомые, и среди них нет почти ни одного человека, который что-нибудь значил бы для меня или кому интересен я.
Все было прекрасно, пока они могли смеяться надо мной и чувствовать себя умниками за мой счет, но теперь они оказались ниже кретина, над которым вдоволь поиздевались в свое время.
Удивительным ростом своих способностей я заставил их «я» сильно уменьшиться в размерах и вытащил на свет божий все их недостатки. Я предал их, и за это они возненавидели меня.
Всеравно мне кажеца этот теливизер дурацкий. Если можно стать умным когда спиш то за чем люди ходют в школу. В ряд ли эта штука мне паможет. Я чясто смотрел позние передачи по настоящему теливизеру и не стал от этово умным. Может не от всех передач умнееш.
Если не возражаешь, я побуду немного в обществе своего разбитого тщеславия – спасибо тебе.
Скоро ты начнешь находить связи между отдельными явлениями и поймешь, что разные на первый взгляд области знания на самом деле составляют единое целое. Ты как бы взбираешься по огромной лестнице все выше и видишь вокруг себя все больше.
Страх Немура обнаружить себя человеком на ходулях среди великанов вполне понятен.
Как люди во время шторма держатся за руки, чтобы их не оторвало друг от друга и не смыло в море, так и соединение наших тел стало звеном в цепи, удерживающей нас от движения в пустоту.
Полагаю, я был весьма глуп, веря всему, что мне говорят. Нельзя было доверяться Хайми. Да и никому другому.
Оказывается, совсем не надо заманивать его едой, успешно решенная проблема сама по себе становится ему наградой.
Я не помню как кончилась вечеринка но они папрасили меня сбегать за угол и посмотреть идет-ли дож. Когда я вернулся ни ково не было. На верно ушли искать меня. Я искал их пока не стемнело. Я заблудился и злился на себя за это потомушто спорю Элджернон прошол бы здесь сто раз и не заблудился как я.
Я не вправе отнимать у тебя жизнь. Кто сказал, что мой свет лучше твоей тьмы?
Настоящая беда в том, что нигде ни для кого нет места.
«Исключение» можно отнести к обоим концам умственного спектра, так что я всю жизнь был «исключением».
Раньше меня презирали за невежество и тупость, теперь ненавидят за УМ и знания.
Мы не могли контролировать развитие твоей личности, и ты из приятного, хотя и несколько отсталого молодого человека превратился в высокомерного, эгоистичного, антисоциального сукиного сына.
Что ж, нельзя иметь все сразу в одной женщине. Весомый аргумент в пользу полигамии
Вот ты сказала: «Посмотри на других женщин». А как, если я не знаю никаких других женщин? Все вокруг кричит о тебе. Я смотрю на страницу в книге и вижу на ней твое лицо – не размытое пятно из далекого прошлого, а настоящее, живое лицо. Я прикасаюсь к нему, и оно исчезает… Тогда мне хочется разорвать книгу в клочья и вышвырнуть в окно!
Степень волнения не соответствует серьезности ситуации…
Высокий КИ – не самое главное в жизни.
Да, я слышу тебя, мамочка. А может быть, я уже свободен? Может, страх и тошнота уже не море, в котором тонут, а всего лишь лужа, криво отражающая прошлое? Я свободен?
Теперь их у меня нет. О, я знаю множество народу, но это просто знакомые, и среди них нет почти ни одного человека, который что-нибудь значил бы для меня или кому интересен я.
Оказывается, достигнув максимума разумности, Элджернон повел себя странно. Иногда он совсем отказывался работать, даже когда был явно голоден. Иногда же, успешно решив задачу, он, вместо того чтобы полакомиться, ни с того ни с сего начинал бросаться на прутья клетки.
Я не знал што он будет делать и я крепко держался за стул как у зубново врачя только Барт и не зубной врач но он сказал мне штоб я успакоился и я испугался потомушто когда так гаварят всегда бывает больно.
Неужели он боится увидеть Бога? Или он боится не увидеть ничего?
Круг моих интересов достаточно широк: Достоевский, Флобер, Диккенс, Хемингуэй, Фолкнер – любые романы, которые попадаются под руку. Мой голод из тех, что нельзя насытить.
Думать об этом тяжело, но то, что мы обрели, – это больше того, чем большинство человечества владеет за всю свою жизнь.
Я почувствовал себя именно тем, кем назвал меня Немур, – высокомерной, эгоцентричной сволочью. В отличие от Чарли я не способен думать о людях и их проблемах. Мне интересен лишь я, и только я. Я увидел себя глазами Чарли, и мне стало стыдно.
Какого черта мне нужно? Чего я ищу?
Впервые я увидел их такими, какие они есть на самом деле, – не богов, даже не героев, а просто двух усталых мужчин, старающихся получить что-то от своей работы.
Мне становится все труднее записывать свои мысли и чувства, потому что я знаю, что все мои отчеты обязательно будут прочитаны. Почему это так беспокоит меня?
За прошлую неделю я одолел «Великого Гэтсби», «Американскую трагедию» и «Взгляни на дом свой, ангел». Никогда не думал, что люди могут позволить себе такое.
– Чарли, ты поражаешь меня. Ты так вырос в последнее время, а нерешителен, как дитя. Я не могу решать за тебя. Если не хочешь остаться ребенком навеки, нельзя ждать подсказок от других. Ты должен найти решение в себе самом – почувствовать, что будет правильно. Научись доверять себе.
Позавчера умер Элджернон. Я бродил по набережной и в половине пятого утра пришел в лабораторию. Элджернон лежал в углу клетки, вытянув ножки. Будто бежал во сне.
Ты прошел длинный путь слишком быстро. Сейчас у тебя изумительный мозг, степень твоей разумности невозможно вычислить, а сумма накопленных знаний превосходит всякое воображение. Но ты однобок. Ты знаешь. Ты видишь. Но не понимаешь. В тебе нет терпимости. Ты именуешь ученых притворщиками, но разве кто-нибудь из них сказал, что он совершенен, что он – сверхчеловек? Нет, они – простые люди. Это ты – гений.
И снова я почувствовал, что туп и смешон одновременно. Я разозлился на себя, отодвинулся от Алисы и уставился в окно. Я ненавидел ее, как никого раньше, – за легкие ответы на трудные вопросы и материнское воркование. Мне захотелось влепить ей пощечину, заставить ползать перед собой на коленях, а потом захотелось обнять ее и поцеловать.
Откуда тебе знать, как я казню себя, когда остаюсь одна?
Не знал я што мышы такие умные.
Толпы ярких солнечных людей одеты в весну.
Классический образец – недавнее забывается легче всего.
И все же слишком часто погоня за знаниями подменяет поиски любви.
Скарее бы стать умным потомушто я хочю узнать все што есть в мире как эти ребята из колежа. Про искуство палитику и бога.
Я часто проходил этот тест и понимал, что экспериментатора интересует не то, что ты видишь на карточках, а то, как ты воспринимаешь их: как единое целое или как сумму составляющих, в движении или статично, обращаешь ли внимание на цветовые пятна или игнорируешь их, разнообразны ли ответы или сводятся к нескольким стереотипам.
Голос матери резок и визглив, это голос женщины, привыкшей добиваться своего при помощи истерик.
Что бы ни случилось со мной, я проживу тысячу нормальных жизней лишь тем, что смогу дать другим, еще не родившимся.
Вот роль, которую мне всегда хотелось сыграть, – Старший Брат.
Каждый исследователь начинает работу на развалинах идей предшественников. Значение имеет только конечный вклад в сумму знаний.
Я дошел до этого совсем недавно. Предлагаю рабочую гипотезу: человек, обладающий разумом, но лишенный способности любить и быть любимым, обречен на интеллектуальную и моральную катастрофу, а может быть, и на тяжелое психическое заболевание.
Никому не хочется признаваться в своем невежестве.
Он сказал у меня есть мативацыя. Ни когда в жызни не знал што она у меня есть.
Очень легко иметь друзей если раз ришаеш смияца над собой. Там где я буду жыть у меня будет много друзей.
Я так же далек от Алисы со своим КИ 185, как и прежде с КИ 70. Разница в том, что теперь мы оба понимаем это.
Чувства – новость для тебя. Не все нужно… высказывать.
Ничто в нас не исчезает без следа.
С ощущением свободы пришла печаль. Я мечтал любить Алису, превозмочь эмоциональные и сексуальные страхи, завести детей, дом. Сейчас это уже невозможно. Я так же далек от Алисы со своим КИ 185, как и прежде с КИ 70. Разница в том, что теперь мы оба понимаем это.
Сейчас мне больше, чем когда-либо, хочется понять маму, узнать, что она за человек и почему поступала так, а не иначе. Ненавидеть ее – преступление. Необходимо разобраться в своих чувствах до встречи с ней, чтобы не оказаться излишне жестоким.
Она сказала не обращай внимания и не расстраивайся когда вдруг заметишь что другие люди совсем не такие расчудесные как раньше казалось. Ты человек которому Господь дал так мало делаешь куда больше чем люди с мозгами которые не знают как ими пользоваться.
Он просто не понимает, что познание самого себя включает не только прошлое, но и будущее, не только те места, где я был, но и те, где буду.
Пожалуста… ну пожалуста… пусть я не за буду как читать и писать…
Очень легко иметь друзей если раз ришаеш смияца над собой.
Теперь я понимаю, что одна из главных задач колледжа – объяснить людям, что то, во что они верили всю жизнь, на самом деле совсем не так и что ничто не является на самом деле тем, чем кажется.
Что ж, нельзя иметь все сразу в одной женщине. Весомый аргумент в пользу полигамии.
Я горел желанием знать правду, но вместе с тем боялся ее.
Каким же глупцом надо было быть, чтобы всех профессоров чохом причислять к гигантам мысли!
Если бы мне удалось удержать хоть часть того, чем я еще владею! Боже, не забирай от меня все!
Я цеплялся за нее из боязни потерять последнюю нить, связывающую меня с прошлым.
Я ответил, что нет у меня никаких проблем. Он рассмеялся, встал и подошел к окну. – Чем разумнее ты будешь становиться, Чарли, тем больше их будет возникать.
Я лежал в полутемной комнате и разглядывал квадратики, которыми был выложен потолок, – звуконепроницаемые панели, тысячами дырочек впитывающие каждое слово. Звук, похороненный заживо…
Сейчас мне больше, чем когда-либо, хочется понять маму, узнать, что она за человек и почему поступала так, а не иначе. Ненавидеть ее – преступление.
Но сам я никогда не оставлял надежды превратиться в нормального человека… Чтобы она полюбила меня.
Любовь – противовес этому ужасу, любовь – акт единения и сохранения.
Сел и стал ждать, когда же я начну лить на него скопившиеся в моем мозгу нечистоты.
Раньше в тебе было что-то… не знаю… тепло… доброта, ты всем нравился, и людям было хорошо с тобой. Теперь вместе с умом и знаниями в тебе появились другие черты, которые…
Хватит беспокоиться о себе – моем прошлом и моем будущем. Пора отдавать.
Почему все врут? Ни один из тех, кого я знаю, не выдержал проверки временем.
Теперь я понимаю, что одновременно с движением разума вперед мельчали мои чувства к Алисе – от преклонения – к любви, к признательности и, наконец, к простой благодарности.
Когда я пришел к нему сегодня утром, он заговорил о том, как важно мне понять себя, чтобы решить свои проблемы. Я ответил, что нет у меня никаких проблем. Он рассмеялся, встал и подошел к окну. – Чем разумнее ты будешь становиться, Чарли, тем больше их будет возникать.
На улице становица холоно но я все равно ложу цветы на могилку Элджернона. Мисис Муни думает это глупо ложыть цветы на могилку мышы но я сказал ей што Элджернон был особеный мыш.
Для нее всегда самым важным было то, что о ней подумают другие. Тут она была непоколебима и не обращала никакого внимания на рассуждения Матта о том, что в жизни есть вещи и поважнее.
Масса людей дает нам деньги или оборудование, но мало кто способен отдать время и чувства.
Стоит ли прошлое того, чтобы знать его?
Я был настолько глуп, что даже не понимал, до чего я глуп.
Р. S. пожалуста если с можите положите на могилку цветы для Элджернона. На заднем дворе.
С ощущением свободы пришла печаль.
В темноте стенки между людьми тонки, и, если прислушаться, можно услышать. Не просто быть в толпе – я никогда не испытывал такого чувства в набитом лифте или вагоне подземки… Жаркими летними вечерами, когда люди выходят погулять или посидеть в театре, слышишь какое-то своеобразное шуршание… и, когда случайно прикасаешься к кому-нибудь, чувствуешь связь между кроной, стволом и глубокими корнями. В такие моменты у меня появляется ненасытное желание стать частью этого мира, оно гонит меня в темные углы и аллеи, на поиски.
Я растерян. Я больше не знаю, что я знаю.
На нем был белый халат как у доктора но мне кажеца што он был не доктор потомушто он не сказал мне аткрой рот и скажы а.
Никаких вопросов. Все ясно. Я ее люблю.
Месяцы интеллектуального роста ничего не смогли сделать с эмоциональной схемой маленького Чарли.
Возможности сознательного уровня исчерпаны, так что пусть поработает таинственное подсознание.
Что может быть плохого в том, что человек хочет стать разумнее, получить знания, понять мир и самого себя?
Спорим што я первый слабо умный в мире каторый сделал кое што важное для науки. Я сделал што-то я не помню што. Мне кажеца я сделал это для всех людей таких как я.
Физика: ничего глубже квантовой теории поля. Геология: ничего о геоморфологии, стратиграфии и даже петрологии. Математика: дифференциальное исчисление на примитивнейшем уровне и ничего о банаховых алгебрах и римановом пространстве.
Алиса – вот кто настоящий помощник. Она носит мне кофе с бутербродами и ничего не требует.
Споры студентов о религии и политике кажутся мне теперь детским лепетом. Я больше не получаю удовольствия от обмена идеями на таком примитивном уровне. Люди почему-то обижаются, если сказать, что они не понимают, например, всей сложности какой-либо проблемы, не могут постичь всей ее глубины. Жизнь наверху тоже не слишком сладка.
Это чувство – не любовь, но я обнаружил, что начал по вечерам нетерпеливо ждать, когда же послышатся на лестнице ее шаги.
В вашем университете разум, образование, знания – все обожествляется. Но я знаю то, чего вы все не заметили: голые знания, не пронизанные человеческими чувствами, не стоят и ломаного гроша.
Мне и в голову раньше не приходило, что они таскали меня с собой только затем, чтобы повеселиться за мой счет.
Я боюсь. Ни жизни, ни смерти, ни пустоты, но открытия того, что меня никогда не было. И когда я начинаю двигаться, то чувствую, как давление окружает меня, толкая волнообразными судорогами к отверстию. Оно слишком маленькое! Я не пройду сквозь него!
– Понимаешь, мне хочется произвести на тебя впечатление. Совсем недавно я только посмеялась бы над такой мыслью, а сейчас потеряла всякую уверенность в себе. Прежде чем что-нибудь сказать или сделать, я ломаю голову – а стоит ли?
Я не поддамся панике и не сдамся (или, что еще хуже, – не начну искать ответы там, где их нет). Я перестану думать о проблеме и дам ей созреть.
– Знаешь, что мне не нравится в твоей идеальной квартире? Как художнику… Линии, вот что бесит меня! Они все прямые – пол, стены, потолок, углы – как в гробу. Единственный выход – немного выпить. Тогда линии начинают изгибаться и извиваться и мир кажется мне лучше, чем он есть на самом деле. Мне не по себе, когда все вокруг прямое и ровное. Ух! Живи я здесь, мне постоянно пришлось бы ходить под хмельком.
Да, я неловок, но только оттого, что никогда прежде не оказывался в подобных обстоятельствах. Откуда человек узнает, как ему вести себя с другим человеком? Откуда мужчина узнает, как вести себя с женщиной?
Язык, выразился он, иногда вместо дороги превращается в барьер. Ведь теперь я живу по другую сторону интеллектуального забора.
Этот жест… Опять двойной образ: мама, беременная сестрой, в те дни, когда она меньше прижимала меня к себе, меньше согревала, меньше защищала от тех, кто говорил, что я не совсем нормален.
Даже слабоумный хочет быть похожим на других. Младенец не знает, как накормить себя и что съесть, но он понимает, что такое голод. День не прошел даром. Хватит беспокоиться о себе – моем прошлом и моем будущем. Пора отдавать.
Парочка доморощенных гениев ударяется в бега.
Обычные люди могут увидеть совсем немного. Не в их власти изменить себя или подняться выше определенного уровня, но ты – гений. Каждый день будет открывать тебе новые миры, о существовании которых ты раньше и не подозревал.
Настоящая беда в том, что нигде ни для кого нет места.
Если ты умный то у тебя много друзей с ними можно разгаваривать и ты ни когда не будеш один.
Нельзя построить новый дом на месте старого, не разрушив его, но Чарли уничтожить нельзя.
В стене, отгородившей мой мозг от остального мира, появилась огромная дыра, и я вышел сквозь нее.
Теперь я знаю, что такое «строить из себя Чарли Гордона». Мне стыдно.
Утром когда я проснулся мне паказалось што я уже умный но я ашибся.
– Ты стал циником, – сказал Немур. – Гениальность убила в тебе веру в человечество. – Это не совсем так, – тихо ответил я. – До меня дошло, что чистый разум сам по себе ни черта не значит. В вашем университете разум, образование, знания – все обожествляется. Но я знаю то, чего вы все не заметили: голые знания, не пронизанные человеческими чувствами, не стоят и ломаного гроша.
Тогда я не знал но теперь мне кажется она боялась что я сделаю ей что ни будь плохое потомучто я был слишком глуп чтобы понимать что делаю. Сейчас мне очень грустно когда я вспоминаю об этом потомучто как я мог сделать плохо такой крошке.
Значит – вверх, чего бы это ни стоило.
Что мне с собой делать? Я не могу болтаться тут совсем один и смотреть в окно. Нужно взять себя в руки. Я твержу себе снова и снова что нужно что то сделать а потом забываю или может быть легче просто ничего не делать когда я говорю себе что нужно сделать.
Он хочет услужить Джимпи, но в словах учить и учиться есть что-то зловещее, за ними ему видится высоко поднятая тонкая белая рука, бьющая его, чтобы он выучил то, чего не может понять.
– Это ты. Ты коснулась моих глаз и подарила мне свет.
За прошлую неделю я одолел «Великого Гэтсби», «Американскую трагедию» и «Взгляни на дом свой, ангел».
Нельзя построить новый дом на месте старого, не разрушив его.
Я лежал рядом с Алисой и размышлял о том, как важна физическая любовь, как необходимо было для нас оказаться в объятиях друг друга, получая и отдавая. Вселенная расширяется – каждая частичка удаляется от другой, швыряя нас в темное и полное одиночества пространство, отрывая нас: ребенка – от матери, друга – от друга, направляя каждого по собственной тропе к единственной цели – смерти в одиночестве.
– В прошлый раз я сказал, что ты нравишься мне. Нужно было быть решительнее и сказать, что я люблю тебя.
Алиса положила мою голову себе на плечо, и в эту секунду я понял, что нужен ей. Как и она мне.
Я сказал что все мои друзья умные и хорошие. Они любят меня и делают мне только приятное. Тут ей чтото попало в глаз и ей пришлось выбежать в дамскую комнату.
– Я не лучше и не хуже остальных. Просто мне нравятся эти ребята. Конечно, работа нелегкая, но стоит подумать, как ты нужна им… – Улыбка исчезла. – Нормальные дети слишком быстро вырастают… уходят… забывают тех, кто любил их и заботился о них. Но эти… Им нужно отдавать всего себя, всю жизнь. – Она снова улыбнулась, словно устыдившись собственных слов. – Тяжелая работа, но стоящая.
– Это не совсем так, – тихо ответил я. – До меня дошло, что чистый разум сам по себе ни черта не значит. В вашем университете разум, образование, знания – все обожествляется. Но я знаю то, чего вы все не заметили: голые знания, не пронизанные человеческими чувствами, не стоят и ломаного гроша.
А может быть, я уже свободен? Может, страх и тошнота уже не море, в котором тонут, а всего лишь лужа, криво отражающая прошлое? Я свободен?
Мне хотелось видеть ее улыбку и сознавать, что впервые в жизни я заставил ее улыбнуться.
Вселенная расширяется – каждая частичка удаляется от другой, швыряя нас в темное и полное одиночества пространство, отрывая нас: ребенка – от матери, друга – от друга, направляя каждого по собственной тропе к единственной цели – смерти в одиночестве. Любовь – противовес этому ужасу, любовь – акт единения и сохранения.
Пока я ничего не понимал, с меня и спроса не было, но теперь молчание делает меня таким же преступником, как и Джимпи.
Чего я больше боялся? Ее «да» или ее «нет»?
Это чувство – не любовь, но я обнаружил, что начал по вечерам нетерпеливо ждать, когда же послышатся на лестнице ее шаги.
О, как он блестящ, как искусен! Какого черта я приперся сюда? Чтобы мои ассоциации поглощались маленькими дырочками в потолке и огромными дырами в моем терапевте?
Даже в выдуманном мире должны существовать свои правила. Отдельные части должны складываться в единое целое.
Не навижу этого мыша он всегда выигрывает.
Пожалуста скажыте профу Немуру штобы он не абижался когда люди смиюца над ним и тогда у нево будет много много друзей. Очень легко иметь друзей если раз ришаеш смияца над собой. Там где я буду жыть у меня будет много друзей.
Что бы ни случилось со мной, я проживу тысячу нормальных жизней лишь тем, что смогу дать другим, еще не родившимся. Этого хватит.
Язык, выразился он, иногда вместо дороги превращается в барьер.
Ее интересуют только три вещи – танцы, живопись и секс.
Ты человек которому Господь дал так мало делаешь куда больше чем люди с мозгами которые не знают как ими пользоваться. Я сказал что все мои друзья умные и хорошие. Они любят меня и делают мне только приятное. Тут ей чтото попало в глаз и ей пришлось выбежать в дамскую комнату.
Но все равно страшно подумать, что мою судьбу держат в своих руках не те гиганты, какими я представлял их себе раньше, а люди, не знающие ответов на многие вопросы.
Гениальность убила в тебе веру в человечество
Мне хочется, чтобы она обняла меня и сказала, что я хороший мальчик, и в то же время боюсь не увернуться от пощечины.
Если можно стать умным когда спиш то за чем люди ходют в школу.
Весомый аргумент в пользу полигамии.
Я открыл, как человек может начать презирать самого себя. Это происходит, когда он сознает, что поступает неправильно, но не может остановиться. Ноги сами привели меня к Алисе. Она удивилась, но впустила меня.
– Зачем мне идти в полицию? – вопрошала она. – Наверно, этой стерве действительно нужны были деньги, если она решилась на кражу. Не стану же я ломать ей жизнь из-за пары сотен. Не то чтобы они мне самой не нужны, но шкура ее мне тоже ни к чему. Понимаешь?
Мне хочется забыть ее, но воспоминания сочатся из прошлого, черня и пачкая настоящее…
Окружающие кажутся мне теперь совсем другими. Каким же глупцом надо было быть, чтобы всех профессоров чохом причислять к гигантам мысли! Мало того что все они лишь самые обычные люди, они еще и одержимы страхом, что остальной мир поймет это. Алиса – тоже человек, а не богиня. Завтра вечером я веду ее на концерт.
Вселенная расширяется – каждая частичка удаляется от другой, швыряя нас в темное и полное одиночества пространство, отрывая нас: ребенка – от матери, друга – от друга, направляя каждого по собственной тропе к единственной цели – смерти в одиночестве. Любовь – противовес этому ужасу, любовь – акт единения и сохранения.
Он и не догадывается, что задолго до встречи с ним я уже был личностью.
Каждая минута, отданная работе, бесценна, нельзя красть мое время.
Побыв «на воле» неделю-другую и поняв, что там для них нет ничего хорошего, беглецы возвращаются. Общество отвергает их и не затрудняется в выборе средств, чтобы дать им понять это.
Я – человек, я – личность, у меня есть отец и мать, воспоминания, история. Я был и до того, как меня вкатили в операционную!
Больше мне нечего было сказать ни ей, ни другим. Никто не смотрел мне в глаза. Раньше меня презирали за невежество и тупость, теперь ненавидят за УМ и знания.
Вселенная расширяется – каждая частичка удаляется от другой, швыряя нас в темное и полное одиночества пространство, отрывая нас: ребенка – от матери, друга – от друга, направляя каждого по собственной тропе к единственной цели – смерти в одиночестве.
Три слепых мышонка… три слепых мышонка, Как они бегут! Как они бегут! Они бегут за фермерской женой, Отрезавшей им хвостики кухонным ножом. Ты когда-нибудь видал такое? Три… слепых… мышонка…
Я сказал это, потому что он нуждался в моих словах, но в душе моей была пустота. Юноша улыбнулся и слегка коснулся моего рукава. Так он говорил мне: «До свидания». Сердце мое сжалось, и, пока мы не вышли из мастерской, мне стоило огромного труда не расплакаться от жалости к нему.
Я не только некто, но и способ существования этого некто – один из многих способов, и мне необходимо не только знание той дороги, по которой я иду, но и всех возможных дорог.
Алкоголь каким-то образом сломал барьеры, прятавшие прежнего Чарли Гордона в глубинах моего подсознания. Как я и подозревал, он ушел не навсегда. Ничто в нас не исчезает без следа. Операция прикрыла Чарли тонким слоем культуры и образования, но он остался. Он смотрит и ждет.
Тени прошлого цепляются за ноги и тянут меня вниз.
Мне пришла мысль што надо пользаца маленькими словами а не длиными. Это бережот время. На улице становица холоно но я все равно ложу цветы на могилку Элджернона. Мисис Муни думает это глупо ложыть цветы на могилку мышы но я сказал ей што Элджернон был особеный мыш.
Дела идут все хуже и хуже. Отказался от пишущей машинки – координация ни к черту. Теперь отчеты придется писать вручную. Я много думал о словах Алисы, и до меня внезапно дошло, что если бы я продолжал читать и запоминать что-то новое, даже при том условии, что забывается старое, мне удалось бы удержать часть разума. Эскалатор идет вниз. Если я буду стоять на одной ступеньке, наверняка спущусь до самого дна. Если побегу вверх, то не исключено, что останусь на том же самом месте. Значит – вверх, чего бы это ни стоило.
Я никогда не встречал более открытого и доверчивого человеческого существа. Она – именно то, что нужно мне в данный момент. Я изголодался по простому человеческому общению.
Уложу вещи, и смоемся отсюда. Только ты и я. Парочка доморощенных гениев ударяется в бега.
У тебя впереди жизнь, которую нужно прожить. Получилось так, что мы с тобой живем на разных этажах. Я проскочил твой этаж по пути наверх, а теперь проезжаю его по дороге вниз. Почему-то мне кажется, что я уже никогда больше не воспользуюсь этим лифтом. Так что давай распрощаемся навсегда.
Глупо, конечно, но мне почему-то кажется, что я принадлежу к тому же миру, что и они. Ненавижу свой дом и свою такую одинокую комнатенку.
Как нашли дорогу сюда, чтобы посвятить себя служению этим молчаливым умам? Подобно парню, державшему на руках младшего собрата, каждый из них нашел смысл жизни в том, чтобы отдать часть ее обделенным жизнью.
Я положил трупик Элджернона в маленькую металлическую коробочку и отнес домой. Разве можно его сжигать? Пусть это выглядит по-дурацки сентиментально, но вчера вечером я похоронил его на заднем дворе. Я положил на его могилку букетик ромашек и долго плакал. 21 сентября.
Никто из тех, с кем я говорил, ни словом не упомянул об излечении своих больных, о возможности того, что когда-нибудь их можно будет вернуть обществу… и самим себе. Ни единого слова надежды. Пациенты были для них живыми мертвецами – нет, хуже, никогда не жившими людьми, обреченными бездумно воспринимать пространство и время в бесконечном чередовании дня и ночи.
Потом Джимпи при хромал ко мне на деревяной ноге и сказал Чярли если кто будет при ставать к тебе скажы мне Джо или Фрэнку и мы при ведем тово в чуство. Мы все хотим штобы ты помнил што у тебя есть здесь друзья и ни когда не забывай этово Я сказал спасибо Джимпи. Мне хорошо. Как здорово когда у тебя есть друзья.
Мне кажеца я знаю по чему мне не везет. Это потомушто я по терял заечью лапку и подкову. Нужно до быть новую.
Поведение Элджернона снова становится хаотичным. У меня такое впечатление, что Минни боится его.
А когда я за крываю глаза я думаю про человека каторый по рвал аблошку и он пахош на меня только он вы гледит и гаварит по другому и мне кажеца што это не я потомушто я в роде как вижу ево из окна.
Попробую разобраться в этом, когда доктор Штраус разрешит мне читать книги по психологии. Мне становится все труднее записывать свои мысли и чувства, потому что я знаю, что все мои отчеты обязательно будут прочитаны. Почему это так беспокоит меня?
Они переглянулись. Кровь бросилась мне в лицо. Они опять смеются надо мной! Но тут до меня дошел смысл собственных слов, и значение этого взгляда стало понятным. Им было не до смеха. Я достиг нового уровня развития. Но гнев и подозрительность стали первыми чувствами, которые я испытал к окружающему меня миру.
Лед треснул, и полоса чистой воды между нами становится все шире.
Я похож на человека, который проспал полжизни, а теперь пытается узнать, кем он был, пока спал.
Я боюсь. Ни жизни, ни смерти, ни пустоты, но открытия того, что меня никогда не было.
Отношения наши с каждым днем становятся все напряженнее. Надоели его постоянные разговоры обо мне как некоем лабораторном образце. Его послушать, так до эксперимента меня вообще не существовало.
Это чувство – не любовь, но я обнаружил, что начал по вечерам нетерпеливо ждать, когда же послышатся на лестнице ее шаги. Чарли больше не подсматривает за нами.
Алкоголь каким-то образом сломал барьеры, прятавшие прежнего Чарли Гордона в глубинах моего подсознания. Как я и подозревал, он ушел не навсегда. Ничто в нас не исчезает без следа. Операция прикрыла Чарли тонким слоем культуры и образования, но он остался. Он смотрит и ждет. Чего он ждет?
Если апирацыя пройдет как надо я пакажу этой мышы што я могу быть такимже умным и даже умнее.
Я не могу распоряжаться жизнью. Я всего лишь ненадолго одолжил ее, и теперь меня просят вернуть долг.
Люди почему-то обижаются, если сказать, что они не понимают, например, всей сложности какой-либо проблемы, не могут постичь всей ее глубины. Жизнь наверху тоже не слишком сладка.
Я был удевлен это была агромная комната с зелеными стенками и вокруг сидело много других докторов они слидили за апирацыей. Не думал я што это будет как цырк.
И может проф Немур и док Штраус играют с вещями которые лутше аставить в пакое.
Не слишком ли вольно ты обращаешься с желаниями других? Тебе не дано понять, как я чувствую, что я чувствую и !
Я перестану думать о проблеме и дам ей созреть.
Обычные люди, работающие вслепую, но убедившие других в своей способности осветить тьму. Почему все врут? Ни один из тех, кого я знаю, не выдержал проверки временем.
После каждой нашей встречи у меня появляется чувство, что я – полная дура. Я вспоминаю свои слова, и вместо них в голову приходят замечательные, блестящие фразы, которые следовало бы произнести. Я просто убить себя готова!
Может, это попахивает неблагодарностью, но что действительно злит меня – отношение ко мне как к подопытному животному. Постоянные напоминания Немура, что он сделал меня тем, кто я есть, или что в один прекрасный день тысячи кретинов станут настоящими людьми.
Ты права! Происходит! Передо мной висела дымовая завеса, а ты разок дунула – и ее не стало. Простейшая идея. Доверяй себе. Раньше мне ничего подобного и в голову прийти не могло.
Раньше меня презирали за невежество и тупость, теперь ненавидят за УМ и знания. Господи, да чего же им нужно от меня?
Страх – совершенно естественная реакция.
С ощущением свободы пришла печаль.
Скоро, скоро время сорвет с меня маску…
Вселенная расширяется – каждая частичка удаляется от другой, швыряя нас в темное и полное одиночества пространство, отрывая нас: ребенка – от матери, друга – от друга, направляя каждого по собственной тропе к единственной цели – смерти в одиночестве.
Загвоздка как раз в том, что я стал личностью!
Все мои составляющие настроены на работу. Днем я впитываю, а вечерами – в моменты, прежде чем провалиться в сон, – идеи фейерверком взрываются в голове. Нет в мире большего наслаждения.
Пора бы перестать отождествлять себя с ним.
Она сказала не обращай внимания и не расстраивайся когда вдруг заметишь что другие люди совсем не такие расчудесные как раньше казалось. Ты человек которому Господь дал так мало делаешь куда больше чем люди с мозгами которые не знают как ими пользоваться. Я сказал что все мои друзья умные и хорошие. Они любят меня и делают мне только приятное. Тут ей чтото попало в глаз и ей пришлось выбежать в дамскую комнату.
Не буду притворяться, будто знаю, что такое любовь, но то, что произошло, было больше чем секс. Меня словно подняло над землей, выше всяких страхов и пыток, я стал частью чего-то большего, чем я сам. Меня вытащили из темницы собственного разума, и я стал частью другого существа. Пронзенная лучом света, растаяла окутывавшая мой мозг серая пелена. Как странно, что свет может ослеплять… Мы любили друг друга. Ночь постепенно превратилась в тихий день. Я лежал рядом с Алисой и размышлял о том, как важна физическая любовь, как необходимо было для нас оказаться в объятиях друг друга, получая и отдавая. Вселенная расширяется – каждая частичка удаляется от другой, швыряя нас в темное и полное одиночества пространство, отрывая нас: ребенка – от матери, друга – от друга, направляя каждого по собственной тропе к единственной цели – смерти в одиночестве. Любовь – противовес этому ужасу, любовь – акт единения и сохранения. Как люди во время шторма держатся за руки, чтобы их не оторвало друг от друга и не смыло в море, так и соединение наших тел стало звеном в цепи, удерживающей нас от движения в пустоту.
Не знаю… Я как зверь, которого выпустили из чудесной безопасной клетки.
Слушая музыку, она могла делать вид, будто не замечает моей близости: пожалуйста, пользуйся моим телом, только душу не трогай.
Она исчезла за дверью, а я стоял и смотрел на свет в ее окне, пока он не погас. Никаких вопросов. Все ясно. Я ее люблю.
Я лежал рядом с Алисой и размышлял о том, как важна физическая любовь, как необходимо было для нас оказаться в объятиях друг друга, получая и отдавая. Вселенная расширяется – каждая частичка удаляется от другой, швыряя нас в темное и полное одиночества пространство, отрывая нас: ребенка – от матери, друга – от друга, направляя каждого по собственной тропе к единственной цели – смерти в одиночестве. Любовь – противовес этому ужасу, любовь – акт единения и сохранения. Как люди во время шторма держатся за руки, чтобы их не оторвало друг от друга и не смыло в море, так и соединение наших тел стало звеном в цепи, удерживающей нас от движения в пустоту.
Она; сказала, ты – должен? их! сочетать: Она показала) мне, как! их сочетать; и, теперь? я! могу – писать, все эти! знаки! Правил (очень? много; но я! их запомню’ Вот? что мне: нравится! в, дорогой? мисс Кинниан: она? всегда. отвечает, если я ее! спрашиваю – она, гений! Я «хочу, быть: умным? как она! Пунктуация, это? здорово!
Про што думают умные и што помнют. Интиресно.
Алиса – тоже человек, а не богиня.
Я перестану думать о проблеме и дам ей созреть. Возможности сознательного уровня исчерпаны, так что пусть поработает таинственное подсознание.
Я обнаружил, что никому нет дела до Чарли Гордона, будь он кретин или гений. Так в чем разница?
Один раз когда они были на кухне а я лежал в кровати она заплакала. Я встал взял ее и стал качать чтобы успокоить как мама. Но тут вбежала мама отобрала ее и ударила меня так сильно что я упал на кровать.
Если апирацыя пройдет как надо и я стану умным можетбыть я найду своих папу маму и сестру и пакажу им. Как они удивяца когда увидят што я такойже умный как они и моя сестра.
Днем я впитываю, а вечерами – в моменты, прежде чем провалиться в сон, – идеи фейерверком взрываются в голове. Нет в мире большего наслаждения.
Ее интересуют только три вещи – танцы, живопись и секс.
Если не хочешь остаться ребенком навеки, нельзя ждать подсказок от других.
Тебя толкают вперед слишком ревностно. Ты не знаешь, как жить дальше. Хочешь стать взрослым, а внутри остаешься маленьким мальчиком. Ты один, и тебе страшно.
Вот так. Все было прекрасно, пока они могли смеяться надо мной и чувствовать себя умниками за мой счет, но теперь они оказались ниже кретина, над которым вдоволь поиздевались в свое время. Удивительным ростом своих способностей я заставил их «я» сильно уменьшиться в размерах и вытащил на свет божий все их недостатки.
Она притворялась, что занята только музыкой. Это освобождало ее от решения вопроса: отвечать мне или не стоит? Слушая музыку, она могла делать вид, будто не замечает моей близости: пожалуйста, пользуйся моим телом, только душу не трогай.
Как странно, что свет может ослеплять…
Почему ты не смотришь на меня? Притворяешься, что я не существую? – Нет, Чарли, – прошептала она, – я притворяюсь, что не существует меня…
Я хочю быть умным если они разрешат мне.
Ей плевать на все. Почему бы и мне не стать таким же?
Чем больше я узнаю, тем больше вижу такого, о существовании чего даже не подозревал.
Каждый может выдумать что угодно о вещах, которых не видит.
А Чарли всегда боялся, что у него отнимут орешки.
Вот чего мне хочется больше всего на свете – ходить в колледж и слушать, как люди говорят о важных вещах.
Не только Элджернон, но и я сижу в клетке, построенной вокруг меня.
Кто сказал, что мой свет лучше твоей тьмы?
Док Штраус сказал што у меня есть то што очень харашо. Он сказал у меня есть мативацыя. Ни когда в жызни не знал што она у меня есть.
Немур совершает ту же ошибку, что и люди, потешающиеся над слаборазвитым человеком, не понимая при этом, что он испытывает те же самые чувства, что и они. Он и не догадывается, что задолго до встречи с ним я уже был личностью.
Но я уже не мог заставить себя безоговорочно доверять Барту.
Мне хотелось только, чтобы Норма играла со мной, как и раньше, и чтобы ей никогда не было плохо.
Мне всеравно буду я знаменитым или нет. Я только хочю быть умным как другие и штобы у меня было много друзей которые будут меня любить.
– Единственная женщина, кого я любил и люблю, – это ты. – Давай не будем говорить об этом. – Ты лишаешь меня интереснейшей темы для разговора.
– Когда Адам и Ева отведали плод с древа познания, то увидели, что они наги, узнали похоть и стыд. Это был грех. После этого врата рая навсегда закрылись для них. Если бы они не поддались уговорам змея, нам не пришлось бы стареть, страдать и умирать.
Это не совсем так, – тихо ответил я. – До меня дошло, что чистый разум сам по себе ни черта не значит. В вашем университете разум, образование, знания – все обожествляется. Но я знаю то, чего вы все не заметили: голые знания, не пронизанные человеческими чувствами, не стоят и ломаного гроша.
Слушая музыку, она могла делать вид, будто не замечает моей близости: пожалуйста, пользуйся моим телом, только душу не трогай.
Я сказал мне все равно если люди будут смияца надо мной. Много людей смиеца надо мной но они мои друзья и нам весело.
Помнится, она все время трепетала вокруг папы, как большая заботливая птица. Папа очень уставал на работе, и у него не было сил отмахиваться от нее.
Словно ее магнитные полюса поменялись местами и тот, что притягивал, начал отталкивать. В нашем саду расцвела Норма, и я превратился в сорняк, имеющий право расти только там, где его не видно, – в темных углах.
Вот так. Все было прекрасно, пока они могли смеяться надо мной и чувствовать себя умниками за мой счет, но теперь они оказались ниже кретина, над которым вдоволь поиздевались в свое время. Удивительным ростом своих способностей я заставил их «я» сильно уменьшиться в размерах и вытащил на свет божий все их недостатки. Я предал их, и за это они возненавидели меня.
– Я растерян. Я больше не знаю, что я знаю.
Я лежал рядом с Алисой и размышлял о том, как важна физическая любовь, как необходимо было для нас оказаться в объятиях друг друга, получая и отдавая.
Пора применить мои знания и способности на пользу другим. Кто может сделать это лучше меня? Кто жил в двух мирах?
Теперь я знаю, что такое «строить из себя Чарли Гордона».
Но, несмотря ни на что, в нем жив извечный страх учителя перед талантливым учеником, страх мастера перед тем, что подмастерье обесценит его работу.
Поразмышляв и помучившись, я понял, что Алиса права – нужно больше доверять собственной интуиции.
Кто сказал, что мой свет лучше твоей тьмы.
Это ты. Ты коснулась моих глаз и подарила мне свет.
Нужно быть с ней поосторожнее – она начинает предъявлять требования. Я только что осознал, что моя квартира стала походить на квартиру Фэй, постепенно превращаясь в грязную свалку. И я слишком много пью.
Джимпи арет на меня все время но я ему панастаящему нравлюсь потому што он мой друг. Если я стану умным вот будет ему серприс.
Кроме того, я утверждаю, что замкнутый на себя мозг не способен дать окружающим ничего, только боль и насилие.
Что ж, нельзя иметь все сразу в одной женщине.
Пользуйся словом только до тех пор, пока никто не понимает его значения.
Впервые я увидел их такими, какие они есть на самом деле, – не богов, даже не героев, а просто двух усталых мужчин, старающихся получить что-то от своей работы.
Вот так. Все было прекрасно, пока они могли смеяться надо мной и чувствовать себя умниками за мой счет, но теперь они оказались ниже кретина, над которым вдоволь поиздевались в свое время. Удивительным ростом своих способностей я заставил их «я» сильно уменьшиться в размерах и вытащил на свет божий все их недостатки. Я предал их, и за это они возненавидели меня.
Я вздохнул с облегчением, как выздоравливающий после тяжелой болезни, потому что теперь ничто не могло остановить меня. Не время для страха и притворства – так у меня не могло получиться больше ни с кем на свете. Все барьеры рухнули. Я размотал нить, которую вручила мне Алиса, выбрался из лабиринта, а у выхода ждала меня она. Я люблю ее.
В вашем университете разум, образование, знания – все обожествляется. Но я знаю то, чего вы все не заметили: голые знания, не пронизанные человеческими чувствами, не стоят и ломаного гроша.
Я многое узнал за последние месяцы, и не только о Чарли Гордоне, но и о мире вообще. И что же? Я обнаружил, что никому нет дела до Чарли Гордона, будь он кретин или гений. Так в чем разница?
Наблюдая, как они носятся взад и вперед, гоняясь за белой мышкой, которая была умнее многих из них, я получал ни с чем не сравнимое удовольствие.
Я появился здесь как часть научного труда и не сомневался, что меня выставят в витрину, но все говорили обо мне так, словно я представляю собой нечто едва только созданное. Ни один из участников симпозиума не думал обо мне как о живом человеке. Постоянное сопоставление «Элджернона и Чарли», «Чарли и Элджернона» ясно показало, что они рассматривают нас обоих как подопытных животных, не имеющих права на существование вне стен лаборатории. Но, не переставая злиться, я никак не мог избавиться от ощущения, что здесь что-то не так.
Я вдоволь насмотрелся на немуров всех мастей и знаю, что под их величественной внешностью всегда прячутся страх и неуверенность в себе.
Сможет ли он когда-нибудь прочитать эти буквы? Дайте ему время, не торопите, не толкайте его – и он сможет. Но все куда-то спешат…
Оказывается, хоть я и умнею на глазах, в некоторых отношениях я еще совсем ребенок. Меня это смущает, но рано или поздно я обязательно узнаю о себе все.
Голова совсем пуста, но сейчас важнее чувства, а не мысли.
Может не от всех передач умнееш.
Я учусь сдерживать обиду, быть терпеливее, ждать. Я расту. Каждый день я узнаю о себе что-то новое, и воспоминания, начавшиеся с небольшой ряби, захлестывают меня десятибалльным штормом.
Я лечу вверх, словно подхваченный потоком теплого воздуха листочек. Ускоряясь, атомы моего тела разлетаются в разные стороны. Я становлюсь легче и больше… больше… Взрываюсь и превращаюсь в солнце. Я – расширяющаяся вселенная, всплывающая в спокойном море. Тело мое поглощает комнату, здание, город, страну… Если я посмотрю вниз, то увижу, как тень моя затмевает планету. Вот-вот я прорву оболочку существования, словно рыба, выпрыгивающая на поверхность океана, но тут начинаю чувствовать, как что-то тянет меня вниз.
Тематический апперцептический тест.
Она сказала не обращай внимания и не расстраивайся когда вдруг заметишь что другие люди совсем не такие расчудесные как раньше казалось.
О, я знаю множество народу, но это просто знакомые, и среди них нет почти ни одного человека, который что-нибудь значил бы для меня или кому интересен я.
Для нее всегда самым важным было то, что о ней подумают другие.
Необходимо разобраться в своих чувствах до встречи с ней, чтобы не оказаться излишне жестоким.
По этому я должен писать эти отчеты. Барт сказал это чясть кспиримента и они сделают фотографеи с отчетов и будут их изучять и узнают што праисходит у меня в мозгу. Не знаю как они узнают это патамушто я читал их милион рас и не знаю што у меня в мозгу а как они узнают.
Предлагаю рабочую гипотезу: человек, обладающий разумом, но лишенный способности любить и быть любимым, обречен на интеллектуальную и моральную катастрофу, а может быть, и на тяжелое психическое заболевание.
Один раз когда они были на кухне а я лежал в кровати она заплакала. Я встал взял ее и стал качать чтобы успокоить как мама. Но тут вбежала мама отобрала ее и ударила меня так сильно что я упал на кровать. Потом она начала кричать. Не смей прикасаться к ней. Ты сломаешь ей что нибудь. Она совсем маленькая. Не подходи к ней. Тогда я не знал но теперь мне кажется она боялась что я сделаю ей что ни будь плохое потомучто я был слишком глуп чтобы понимать что делаю. Сейчас мне очень грустно когда я вспоминаю об этом потомучто как я мог сделать плохо такой крошке.
У Розы – нож, у Алисы – нож, и у отца был нож, и у доктора Штрауса тоже…
Хорошо, если бы это воспоминание оказалось фотографией, чтобы я мог разорвать ее, а клочки в отместку швырнуть в физиономию Нормы.
«Снимите немного с верхушки волнения, пожалуйста» или «Не стригите мой эгоизм слишком коротко».
Теперь я понимаю, что одновременно с движением разума вперед мельчали мои чувства к Алисе – от преклонения – к любви, к признательности и, наконец, к простой благодарности. Я цеплялся за нее из боязни потерять последнюю нить, связывающую меня с прошлым. С ощущением свободы пришла печаль. Я мечтал любить Алису, превозмочь эмоциональные и сексуальные страхи, завести детей, дом. Сейчас это уже невозможно. Я так же далек от Алисы со своим КИ 185, как и прежде с КИ 70. Разница в том, что теперь мы оба понимаем это.
Мис Кинниан если вы про читаете это не желейте меня. Я рат што у меня был второй шанс как вы сказали я был умным и вы учил уйму всево чево я не знал што есть на свете и я рат што кое што по видал. Хорошо што я вспомнил про маму и папу и Норму и про себя. Ведь было как бутто у меня не было семьи пока я не вспомнил про них и увидил их и сичас я знаю што у меня были родные и я был человек как все.
Бог представлялся мне дальним родственником с длинной бородой, сидящим на троне (как Санта-Клаус в универмаге, который сажает тебя к себе на колени и спрашивает, хороший ли ты мальчик и что тебе подарить).
Раньше меня презирали за невежество и тупость, теперь ненавидят за УМ и знания.
Я сказал Штраусу, что слишком занят осмыслением мира и своего места в нем и мне не хватает терпения водить ручкой по бумаге.
Нет, – согласилась Алиса. – И навещать тебя я, скорее всего, тоже не буду. Я постараюсь забыть тебя и не хочу притворяться, что поступлю иначе. Но пока ты здесь, нет причин терпеть одиночество.
Если я не прощу ее, в жизни моей не останется ничего.
Я вспомнил хозяйку дома – женщину с багрово-красным родимым пятном в пол-лица, заику учителя, добрую директрису, молодого психолога с усталым лицом. Как они нашли дорогу сюда, чтобы посвятить себя служению этим молчаливым умам? Подобно парню, державшему на руках младшего собрата, каждый из них нашел смысл жизни в том, чтобы отдать часть ее обделенным жизнью.
Так что я пообещал, что не буду переделывать ее. С ней интересно. Великолепное чувство юмора. Но прежде всего – ее свобода и независимость. Единственное, от чего можно устать, – от бесконечных танцев. На прошлой неделе мы каждый день плясали до трех ночи. У меня почти не остается сил.
Но ты однобок. Ты знаешь. Ты видишь. Но не понимаешь. В тебе нет терпимости. Ты именуешь ученых притворщиками, но разве кто-нибудь из них сказал, что он совершенен, что он – сверхчеловек? Нет, они – простые люди. Это ты – гений.
Так, плача, я и уснул в ее объятиях, а приснились мне бравый рыцарь и розовощекая дева. Только во сне не он, а она держала в руке поднятый меч.
Не только голос, но и взгляд, прикосновение – изменилось все. Словно ее магнитные полюса поменялись местами и тот, что притягивал, начал отталкивать. В нашем саду расцвела Норма, и я превратился в сорняк, имеющий право расти только там, где его не видно, – в темных углах.
Вот что еще любопытно. Мне следовало бы затаить на Гуарино обиду за то, что он обманул меня, Розу и Матта. Но я вспоминаю его с благодарностью. Он всегда был добр ко мне. Улыбка, дружеское похлопывание по спине, ободряющее слово – все то, что доставалось мне так редко. Он обращался со мной, даже тогда, как с разумным существом.
Общение со мной – пытка для Алисы. У нас не осталось ничего общего.
Распахни свой мозг и дай чему угодно вливаться в него…
«Великого Гэтсби», «Американскую трагедию» и «Взгляни на дом свой, ангел».
Первые ростки тотальной амнезии. Симптомы второго детства – как его называют? – маразм? Он надвигается.
Меня тревожит, что я не всегда могу высказать то, что чувствую. – Чувства – новость для тебя. Не все нужно… высказывать.
Не может отрезать кусок, потому что знает, что ошибется. Ему страшно.
Я изголодался по простому человеческому общению.
Но еще страшнее то, что мне хотелось быть пойманным и избитым. Тени прошлого цепляются за ноги и тянут меня вниз. Я открываю рот, чтобы закричать, но нет голоса. Руки дрожат, мне холодно. Шум в ушах.
Кроме того, я утверждаю, что замкнутый на себя мозг не способен дать окружающим ничего, только боль и насилие.
Знаешь, что мне не нравится в твоей идеальной квартире? Как художнику… Линии, вот что бесит меня! Они все прямые – пол, стены, потолок, углы – как в гробу. Единственный выход – немного выпить. Тогда линии начинают изгибаться и извиваться и мир кажется мне лучше, чем он есть на самом деле.
Ведь теперь я живу по другую сторону интеллектуального забора.
Как только слово «исключение» начинает приобретать смысл, его тут же заменяют другим. Пользуйся словом только до тех пор, пока никто не понимает его значения. «Исключение» можно отнести к обоим концам умственного спектра, так что я всю жизнь был «исключением».
Это все оттого, что у тебя так чисто и ты вечно обо всем беспокоишься.
Обдумав случившееся в безопасности моей комнаты, я был потрясен его откровенной жестокостью. Воспоминания о том, как выглядела мама перед тем, как родила Норму, пугают меня. Но еще страшнее то, что мне хотелось быть пойманным и избитым. Тени прошлого цепляются за ноги и тянут меня вниз. Я открываю рот, чтобы закричать, но нет голоса. Руки дрожат, мне холодно. Шум в ушах.
Это несчастный разум глядит из темной комнаты сквозь замочную скважину в сияющий мир, счастливо и неуверенно улыбаясь.
Чарли, рано или поздно, но это должно было случиться. Ты словно прыгаешь первый раз с вышки, и мысль о том, что спасительная доска вот-вот уйдет из-под ног, ужасает тебя.
Слепой умственно, я верил, что это – способность читать и писать и что я сравняюсь с ними, научившись тому же.
Ничего определенного. Я двигаюсь в тишине, пронизанной чистейшим белым сиянием. Все вокруг застыло в ожидании. Мне кажется, что я в одиночестве стою на горной вершине, обозревая окружающий пейзаж. Солнце в зените, и тень моя сжалась тугим комком под ногами. Но вот солнце начинает спускаться, тень удлиняется и вытягивается до самого горизонта. Далеко-далеко…
Почему все твердят мне, что я становлюсь человеком? Я был человеком даже до того, как меня коснулся нож хирурга.
Я лежу и жду. Чарли не хочет, чтобы я раздвинул занавес мозга. Чарли не желает знать, что скрывается за ним. Неужели он боится увидеть Бога? ?
Появляются мысли о самоубийстве.
Конечно, в ее словах был определенный смысл, но я просто не мог позволить себе вникнуть в него.
Голова совсем пуста, но сейчас важнее чувства, а не мысли.
Сегодня со мной случился приступ антиинтеллектуализма.
Чарли смотрит на него, и улыбка медленно исчезает с его лица. Он знает, чего хочет от него Джимпи, и чувствует, что его загнали в угол. Он хочет услужить Джимпи, но в словах есть что-то зловещее, за ними ему видится высоко поднятая тонкая белая рука, бьющая его, чтобы он выучил то, чего не может понять.
Ты выпендривался со своими предложениями, и теперь мы, все остальные, выглядим бездельниками. Но я скажу тебе еще кое-что. Для меня ты все тот же кретин, каким был всю жизнь. Может, я и не понимаю всяких мудреных слов и названий твоих книг, но это не значит, что я хуже тебя.
В голове что-то шепчет: сделай все правильно, и они полюбят тебя.
