Лучшие цитаты из песен Сплин (240 цитат)

Прочь из моей головы.
Босиком.
Кувырком.
С чемоданом в руке
или без чемодана в руке.
Налегке.
Вдалеке.
Пока я по тебе не проехал катком.

Она хотела даже повеситься,
Но институт, экзамены, сессия…

И лампа не горит,
И врут календари,
И если ты давно хотела что-то мне сказать,
То говори.

Поздно… ночью… через все запятые дошёл, наконец, до точки.
Адрес… почта… не волнуйся, я не посвящу тебе больше ни строчки.

Любой обманчив звук — страшнее тишина…

Привет. Мы будем счастливы теперь — и навсегда…

Гаснут цифры — я звонил, чтобы просто услышать голос…

Я люблю людей, люблю, когда их нет,
Я бы вышел на балкон и разрядил бы пистолет.

Миллиарды звезд сошли на нет
С тех пор, как мы с тобой на ты.

Любовь всегда одна, ни выстрела, ни вздоха.

Осенью легла пыль,
Осенью угас пыл,
Солнца потускнел жар,
Осенью весь мир жаль.

Нечего ждать.
Некому верить.

Я люблю, не нуждаясь в ответном чувстве.

А двое не спят, двое сидят у любви на игле.

В этой книге между строк спрятан настоящий Бог,
Он смеется, он любуется тобой…

Ведь ты красива, словно взмах волшебной палочки в руках
Незнакомки из забытого мной сна.

Я не хочу расставаться с тобой без боя, покуда тебе снюсь.

Откуда нам знать, что такое война, если мы не знаем мира.

Целым был и был разбитым,
Был живым и был убитым,
Чистой был водой, был ядом,
Был зелёным виноградом.

Не продырявь мне башку взглядом внимательных глаз.

Мне жаль, что мы снова не сядем на поезд
Который пройдет часовой этот пояс
По стрелке, которую тянет на полюс;
Что не отразит в том купе вечеринку
Окно, где все время меняют картинку,
Что мы не проснемся на утро в обнимку.

Только мертвый не боится смерти.

Из моей головы, где сферой становится плоскость,
Где то горит фейерверк, то тлеет свечка из воска,
Где музыка Баха смешалась с полотнами Босха
И не дружат между собой полушария мозга.

Из моей головы,
Где крутится строчка одна днём и ночью:
«Вали из моей головы очень срочно!»
И вместе с собой забери о тебе мои мысли…

Никому не доверяй
Наших самых страшных тайн,
Никому не говори, как мы умрем.

Так тихо, что я слышу, как идет на глубине
Вагон метро…

Любые вещи превратятся в хлам,
Никто не помнит, кто построил храм.
Такая жизнь — не сахар и не шёлк,
Здесь помнят лишь того, кто храм поджёг.

Мне здесь так тесно,
Мне здесь так душно,
Мне надоела на части людьми разделенная суша,
Я поднимаю глаза, я тоскую по родственным душам,
Мне здесь так тесно!

Мы ушли в открытый космос —
В этом мире больше нечего ловить.

Лишь бы мы проснулись в одной постели…
Скоро рассвет…

Любовь — это когда хорошим людям плохо.

Война со всех сторон, а я опять влюблен,
Что ты будешь делать?

Я просто знаю,
Что в последний момент,
Когда тебе никто не поверит,
Прохожий на остановке возьмет
И укроет тебя под плащом.

Все двери открыты, распахнуты окна,
Зима обещает быть очень жестокой.

В табачном дыму, за спиртных напитков распитием
Я не живу, я слежу за собственной жизни развитием…

Я наяву вижу то, что многим даже не снилось
Не являлось под кайфом,
Не стучалось в стекло
Мое сердце остановилось…
Отдышалось немного… и снова пошло!

Мой друг не пьет и не курит —
Лучше бы пил и курил.
Держал бы дома что-нибудь такое —
Я бы чаще к нему заходил.

Любой, имеющий в доме ружьё,
Приравнивается к Курту Кобейну.
Любой, умеющий читать между строк,
Обречен иметь в доме ружьё.

Людям так нравится делать новых людей…

И ты забудешь мой последний взгляд,
Но через сотни лет должна узнать мой голос.

Девочка с глазами из самого синего льда
Тает под огнем пулемета.

Город лежит во тьме…
Дело опять к зиме…

Росли вроде умными,
Выросли дурнями.

Я весь перед тобой.
Я ничего не скрыл.

Я сделал так, что небу стало жарко.
Все письма разорвал, все имена забыл –
И мне не жалко.

Я умираю со скуки, когда меня кто-то лечит…

Где-то мы расстались — не помню в каких городах,
Словно это было в похмелье…

Скажи, что я ее люблю…
Без нее вся жизнь равна нулю,
Без неё вся жизнь равна нулю.
… Из-за неё вся жизнь равна нулю.

Если по правде — давай без обид:
Тот, кто убил — тот и убит,
Кто в дождь отдал плащ — тот под плащом,
Тот, кто простил — тот и прощён.

Где-то появилось солнце, значит где-то появилась тень.

Все ушли, остались двое
В мире самых чокнутых людей.

Прочь из моей головы!
Здесь и так кавардак.

Разбросав фотографии,
Выбросив вещи,
Уничтожив улики.
Все диски отправив в мусорный бак.

Тихо. Звуки
По ночам до меня долетают редко.
Пляшут буквы –
Я пишу и не жду никогда ответа.

Я рассказал бы тебе всё, что знаю,
Только об этом нельзя говорить.
Выпавший снег никогда не растает,
Бог устал нас любить…

Убей меня
За то, что я давно к тебе остыл…

Каждый раз,
Когда кровь на ладонях и падают слезы из глаз,
Очень больно смотреть, если кто-то страдает за нас.

Люди могут, конечно, спастись от падения вниз.
И он шел рассказать им о том, как им можно спастись.
Рассказал.

И напуган был всем этим весь этот зрительный зал.
И слова его долго летели сквозь этот базар
В пустоту.

Он шел к людям, он нес им надежду, любовь, красоту.
Люди взяли его и гвоздями прибили к кресту.

Новый Год начинается с того,
Что никто не помнит себя самого.
В углу догорает новогодняя ёлка,
На ёлке спит какая-то девчонка.
Самое смешное, что она
Скорее всего, моя жена.

Опять зима.
Ночами я живу,
А днем хочу умереть.

Слышишь, на кухне замерли стрелки часов…

И ровно тысячу лет мы просыпаемся вместе
Даже если уснули в разных местах
Мы идем ставить кофе под Элвиса Пресли
Кофе сбежал про Propellerheads, ах.

Я откpыл бyкваpь, читаю по слогам:
«Hе веpьте никомy, любовь идет по пpоводам.»

Прочь из моей головы!

Переступи черту, впервые за сто лет,
Взгляни на красоту, взгляни на этот свет,
Шагая в темноту.

… и в телефонной трубке эти много лет спустя одни гудки.

Свет остался, остался звук, остальное стерлось…

Только помни о том, что твой взгляд словно выстрел
Под сводами древнего храма.
Твой конь не споткнется, летя через камни,
Летя сквозь запах жасмина.
Это чувство сильнее любого медведя,
И выше подъемного крана.
А все остальное пыль и болотная тина..

Зима будет долгой, но все обойдется.

Спать ложился рано утром,
вечерами все звонил кому-то…
Ночь чернеет впереди,
Свет гаси и приходи…

У нее было правило — не доверять тем,
кто собой заслоняет свет.
Я снял с нее платье — а под платьем
бронежилет.

И пробегает дрожь, и страшно и смешно,
И тесно облакам, и кругом голова.
По буквам, по слогам возьми мои слова
И брось к ее ногам.

Кто не мечтал в этой жизни хоть раз всё отправить к чертям,
В одиночку пройти океан…

Междy ними секyндy назад было жаpко,
А тепеpь междy ними лежат снега Килиманджаpо…

Вот она гильза от пули навылет,
Карта которую нечем покрыть.
Мы остаёмся одни в этом мире
Бог устал нас любить.

Он пустил корни в теле моём,
Превратился в растение.
В среду мы сели за стол,
А теперь воскресение.
Алкоголь отпустил меня,
Алкоголь не простил меня,
Он вернётся опять
Горло мне обжигать,
Алкоголь, твою мать…

Все на свете из пластмассы,
И вокруг пластмассовая жизнь.

Вот она жизнь,
А податься в ней некуда.

Мы смотрим друг на друга, а над нами всё небо в алмазах…

Если ты знаешь чьи-то секреты — молчи!

Мы чересчур увеличили дозу,
Вспомнили всё, что хотели забыть.
Или на рельсы легли слишком поздно —
Бог устал нас любить.

Она жует свой «Орбит», без сахара,
И ненавидит тех, о ком плакала…

Из всех сердец — одно. Из месяцев — февраль.

Хочет быстрее других докатиться до финишной ленты
И закричать: «Отпустите меня с этой третьей от Солнца планеты!»

Раз пришлось родиться,
Дайте насладиться,
Дайте надышаться,
Дайте людям шансы
Реализоваться,
В этот мир ворваться,
В этот мир влюбиться,
В этот мир врубиться,
Разочароваться.

Если б я знал, как это трудно – уснуть одному.
Если б я знал, что меня ждёт, я бы вышел в окно.
А так все идёт. Скучно в Москве и дождливо в Крыму.
И всё хорошо.

Скоро рассвет…
Выхода нет.
Ключ поверни — и полетели!
Нужно вписать
в чью-то тетрадь
кровью, как в метрополитене:
«Выхода нет».

Ты еще не написала письмо, а уже знаешь ответ его.

Те же знакомые люди,
Все те же портреты на фоне
А мне хочется новых прелюдий,
Хочется новых симфоний.

Зря ты думаешь о смерти,
Я хочу найти письмо в пустом конверте
И прочесть… Тебе…

Тает нектар на медовых устах и девочка в белом считает до ста,
Изогнувшись как лира…

Давай станцуем буги-вуги под дождем,
Да чтоб вода хлестала через все плотины.
К чему скрываться под плащом,
К чему бояться скарлатины?

А ты все смотришь кино,
Ты все ищешь себя
Среди серых камней.
Но то, что осталось за кадром,
Известно лишь мне
Одному.

Каждый раз,
Когда сходятся звезды, сойдя со своих звездных трасс,
Все становится ясно без всех этих жестов и фраз.
Каждый раз,
Когда кровь на ладонях и падают слезы из глаз,
Очень больно смотреть, если кто-то страдает за нас.

Скоро-скоро он узнает, где чужие, где свои,
Он не отбрасывает тени, он идет как лед через ручьи.
Он не нашел себе другую, он влюбился в ведьму и
Ушел на дно, камнем на дно…

Кто-то смеется в углу или только мне кажется?
То, что вчера завязал, завтра снова развяжется…

На белом катере
К такой-то матери.
По-моему, все врут твои
Рекламодатели…

Пещера, полная алмазов, рубинов,
Ты самый желанный, ты самый любимый.
Твой портрет в желтой прессе на первой странице,
И ты понимаешь, что тебе это снится…

Катится камень,
Просто не хочет лежать вдоль дорог у людей под ногами,
Катится в воду с моста, и вода разойдется кругами
Над берегами.

Ждите цунами…

Кто я такой — наркоман, алкоголик, бродяга…
Женщины смотрят в глаза мне и плачут от жажды.
И половина из них чтит меня, как героя,
Другие же чтут, как отъявленного негодяя.

Мы сходим с ума в одиночку и группами,
Новости кормят нас свежими трупами,
Какими мы были смешными и глупыми.

А ты гни свою линию!

Герой на героине,
Героиня на героине,
И двойная сплошная
Пролегла между ними…

Я думал, жизнь полна кошмаров, вурдалаков, санитаров.
Вышло всё как раз так.

Мне жаль, что тебя не застал летний ливень
В июльскую ночь на балтийском заливе,
Не видела ты волшебства этих линий –
Волна, до которой приятно коснуться руками,
Песок, на котором рассыпаны камни,
Пейзаж, не меняющийся здесь веками.

Километры
превратятся в прошествии лет
в киноленты,
что лежат на монтажном столе.
Континенты
будут им рукоплескать.

Мой друг алкоголь твердо знает, чем дышит
Есенин….
Мой друг алкоголь искупал Брайна Джонса в
бассейне…

И распилить шар земной
Любимой бензопилой —
И получить результат.

… лестница. десять пролетов.
каждый изучен до боли.
трамваи забиты людьми,
но я не чувствую локтя.
я еду в облачный край,
к санкт-петербургскому небу…

Время творить добро.

Я буду смеяться до тех пор пока
Не взорвётся моя голова,
Я буду смеяться пока голова не взорвётся,
Я буду смеяться до тех пор пока
Не взорвётся моя голова
На океаны и острова.

И нет ни печали, ни зла,
Ни гордости, ни обиды.
Есть только северный ветер,
И он разбудит меня
Там, где взойдет звезда
Аделаида.

Над тёмной водой и над рисовым полем,
Над нами летит самолёт,
Летит самолёт над водой и над рисовым полем,
Над тёмной водой и над рисовым полем
За нами летит самолёт.
Берег молчит, море поёт…

И я помню, как теперь,
Что была открыта дверь,
Там был ясный день и чистая вода.
А сегодня срок истёк,
На двери висит замок,
Дверь закрыта, ключ потерян навсегда.

Хочу уснуть и не проснуться,
Уйти в моря и не вернуться,
Или вернуться только вместе
С тобой, так много интересней.

Как верили, что главное придет,
Себя считали кем—то из немногих,
И ждали, что вот—вот произойдет
Счастливый поворот твоей дороги,
Судьбы твоей счастливый поворот.

Но век уже как будто на исходе,
И скоро без сомнения пройдет
А с нами ничего не происходит,
И вряд ли что-нибудь произойдет.

Жизнь — это постоянное,
Жизнь — это невозможное,
Жизнь — это всё понятное,
Жизнь — это что-то сложное.
Жизнь — не собраться с мыслями,
Жизнь — это что-то важное,
Жизнь — это очень быстрое,
Жизнь — это очень страшное.

Кислорода
хватит всем, кто умеет дышать.

Ты не бросай стихи в огонь,
Огонь их не возьмет.

Лови свой черно-белый кайф!

Старых лампочек тусклый накал
в этих грустных краях, чей эпиграф — победа зеркал,
при содействии луж порождает эффект изобилья.

Гори-гори, мой синий мозг, гуди, мыслительное пламя.

И с приветом!
И спасибо всем тем, кто мигал
дальним светом,
принимая ответный сигнал
этим летом
и так любит рисковать!

И, может быть, ты не стала звездой в Голливуде,
Не выходишь на подиум в нижнем белье,
У тебя не берут автографы люди,
И поёшь ты чуть тише, чем Монтсеррат Кабалье.
Но так и я, слава Богу, не Рикки, не Мартин,
Не выдвигался на Оскар, французам не забивал,
Моим именем не назван город на карте,
Но задёрнуты шторы и разложен диван.

Мы легли на дно,
Мы зажгли огни,
Во Вселенной только мы одни.

Я приду умереть от любви, чтобы утром проснуться живым.

Но чтобы очутиться у любви в плену,
Достаточно настроиться на нужную волну.
Любовь есть здесь, любовь есть там,
Любовь звенит ключами к любым замкам.
Любовь идет по проводам.

Нервно курит балерина в пачке сигарет…

Ты идешь на работу, уходишь с работы,
Постепенно забывая, откуда и кто ты.
Постоянно забывая, откуда и кто ты.
Навсегда забывая, что тебе это снится.

Жизнь будто кровь, показалась мне сладкой на вкус…

Те, кто придут
Узнать, что нас нет,
Простят нас за это.

Никто не ждет меня в Зазеркалье.

Мы странно оказались рядом, приняв одну микстуру с ядом.

И в голове смешались мысли,
И босиком с бутылкой виски.
Мы изучаем этот берег,
Волна бежит и что-то бредит.

А кто не верит мне,
Всего хорошего.

Знают только сосны и янтарная смола,
Как в высоких травах заплетаются тела,
Моя любовь, ты моя любовь.

Если я не полюблю, то, вероятно, я двинусь.

А двести двадцать врагов в розетке ждут без штанов,
А двести двадцать один влюблен и полный кретин!

На струнах подвешенный,
На грифе распятый.

Мой поезд едет в Стамбул – это cool,
Но денег нет на обед – это bad,
Кто мне покажет стриптиз – тому kiss,
А кто покажет кулак – тому fuck!

Что будешь делать ты, когда в твоей груди
Застучит часовая бомба?
И я звоню тебе домой для того, чтобы узнать,
Что тебя нет дома.

Да не ты ль родила меня,
Мать шестиструнная?

Я много курю, но сквозь сиреневый дым
Я вижу мир как он есть;
Иногда я вижу твое лицо.

Мне так хотелось докурить, допить вино
И затеряться в толпе.
Хотелось вылезти на крышу
И уйти по водосточной трубе.
Маяк над пристанью
Смотрит так пристально
Я должен успеть…

Мы родились на этот свет, чтоб прочитать все книги, выучить все песни наизусть.

А любовь — это клетка. Я опять загнан в угол,
Как беспомощный раненый зверь.

Но люди мира твердо сходятся в одном:
Пока ты молод — надо бить по наковальне!

Луна обходит землю стороной, ты навсегда останешься со мной.

Страшнее тишина,
Когда в самый разгар веселья падает из рук
Бокал вина.

Будь моим Богом, березовым соком,
Электрическим током, кpивым ружьем.
Я был свидетель томy, что ты ветер.

Когда повсюду ты свой — это joy.
Когда ты всюду один — это splean.
Когда никто не звонит — это shit.
Когда вокруг все не так — это…

Теперь ты знаешь, почему
Огонь похож на рыжую лису,
Но если ты хотела спрятать это дерево,
То спрячь его в лесу.
И никому не доверяй ключи от дома,
Не клянись на молоке ни сердцем, ни рукой,
И я хочу надеяться на то,
Что ты останешься со мной.

Но она весела,
Ее сердце открыто для рыцарей
И закрыто для зла
И для демонов, и для полиции.

Мы смотрели на восток.
Мир лежал у наших ног.

Двое не спят, двое глотают колеса любви.
Им хорошо, станем ли мы нарушать их покой?

Я живу в ожидании чуда, как маузер в кобуре.
Словно я паук в паутине,
Словно дерево в пустыне,
Словно черная лиса в норе.

Прежде чем испробовать достичь цели,
Я хочу запомнить этот мир целым.
Пусть сверкает в солнечных лучах город,
Бешено колотится в груди кто-то:
«Выпусти меня отсюда, выпусти меня отсюда!»

Дурдома нет без дураков,
Рыбалки нет без рыбаков.

Ещё глоток, и мы горим
На раз, два, три,
Потом не жди и не тоскуй.
Гори огнём твой третий Рим,
Лови мой ритм.
Танцуй, танцуй, танцуй!

На маковых полях дурман и благодать.
А в городах так просто потеряться.
Повиснуть на ремнях в разбитых «Жигулях» и целоваться…

Спрятался город за тёмными шторами,
За фонарями и за светофорами.

Катится камень,
Переживая то страх, то печаль, то смешные моменты.
Не разбирая дороги, без смысла, без цели, без карты
Он, кардинально меняя свои координаты.

Все буквы съедены мышами в букварях,
Все восклицательные знаки превратились в
знак вопроса…

Я думал то, что мы висим на фонарях,
А мне сказали то, что мы забиты в папиросу…

Будет ли весна – если да, то когда?
Если нет – то зачем открывать глаза…

… я нарисую портрет из прошлогодних газет,
построю дом под углом с авиационным винтом…

Мы не знали друг друга до этого лета,
Мы болтались по свету, земле и воде.
И совершенно случайно мы взяли билеты
На соседние кресла на большой высоте,
И моё сердце остановилось, моё сердце замерло…

Мне сегодня не найти себе. Места.
Мне сегодня стало на Земле. Тесно.
Я ушел в открытый океан. В темень.
Только затонувших кораблей. Тени.

Меня позволено пинать,
Меня позволено сожрать,
Но перед этим, перед этим
Ты сумей меня поймать.

Ты проснулся, умылся, побрился, отжался,
Наступил на кота, с женой поругался,
Помирился с женой, поругался с дорожной полицией
И вдруг обнаружил, что тебе это снится…

Он вылетел за ней в трубу.
И крикнул ей: «Моя любовь, ты моя любовь».

Плачем от счастья, смеёмся до слёз…

Я пью чуть больше, чем могу, но меньше, чем хочу.

Мы лежим на облаках,
А внизу бежит река,
Нам вернули наши пули все сполна.

Покуда мне голодно,
Значит мне весело.

Махнуть, что ль, куда, все на мне, что не собрано.
Страна велика, шофера – люди добрые.

Мы сидели и курили,
Начинался новый день…

Мне сегодня не найти себе места,
Мне сегодня стало на Земле тесно;
Я ушел в открытый океан, в темень.

Началось и кончилось кино тихо,
Ни один знакомый не мелькнул в титрах,
Ни один знакомый не попал в кадр, —
Только затонувших кораблей карта
Знает, где осталась навсегда яхта.

Она как солнца свет, ей девятнадцать лет,
Кругом глухие стены.
А в ней сошлись змея и волк,
И между ними то любовь, а то измена.

Hечего делать внутри, я стою на пороге.
Жду, когда кто-нибудь треснет мне дверью по морде,
Жду, когда кто-нибудь переломает мне руки,
Или попросит войти или выгонит нафиг.

Танцуй, в башке смешались мысли,
Передавай бутылку виски,
Передавай бутылку яда –
Нам больше ничего не надо.

Годы шли и шли недели,
Шли, пока не надоели
Недели, дни и годы,
Вступления и коды,
Солдаты в рукопашный,
Часы на Спасской башне,
Открытки и конверты,
Деньги шли и документы.

И только не смейте обо мне здесь скорбеть.
Ведь я не боюсь смерти,
Потому что я и есть смерть.

Двадцать лет я смотрю в календарь,
И все эти годы в календаре зима…

И никаких не будет дел
И будет утро, будет день
И вечер, меня не надо провожать, мы не увидимся опять
До встречи! До встречи! До встречи!

Время назад все разделилось вокруг на чужое и наше,
Бросив на разные чаши против и за.
В календаре преднамеренно спутались числа,
В том, что все это случилось — я не со зла.

Достань гранату, и будет
Праздник!
Даром, сразу и для всех!..

Тебе это снится.
И мне это снится,
Тебе это снится,
Нам всем это снится…

Ты сказала:
«Рики-Тики-Тави сдулся.
Что он видел? Чем он думал?»
Что ты мелешь, кофемолка?
Он сбежал из книжной полки
Он кричит из-под обломков

Карты легли на такую наклонную плоскость,
Что мне удержаться не просто
На тормозах!

И всех вокруг как ветром сдуло.
Нас как магнитом притянуло
Друг к другу.

Ты хороша как узор в прямоугольной бумаге,
Вечнозеленый цветок и порошок в зеркалах.

Постскриптум. Я пишу тебе, пишу!
Привет тебе! Тебе — и малышу!
Так долго строить храм и сжечь за миг
Лишь может тот, кто этот храм воздвиг.

С тобой так много интересного
Вокруг совсем не тесно,
Без площадей вокзалов, станций,
Без этих всех цивилизаций.

Прага — спасибо за пиво. Минус
В том, что мы забыли, как выглядит Вильнюс.

Мы родились на этот свет для счастья.
Счастье в том, что мы на свет на этот родились.

Остановите Зло, и Рим превратится в Ром.

Катится камень,
Мир ощущая вокруг с каждым днем все острей, все живее,
Катится камень, не в силах бороться с земным притяженьем,
С камнем на шее…

Пишу тебе из тех монастырей,
В которых нет ни окон, ни дверей.
Нет ничего, и, честно говоря,
Что нет и самого монастыря.

Помнишь, как мы проводили холодные зимы?
Грелись, и звали баяном меха батареи,
Как мы гадали на мертвом цветке Хиросимы?
Как размышляли на тему «прошедшее время»?

Твое разбитое пенсне волочит глаз в стальной оправе.
Живая ткань льняных волос играет с ветром, но без правил.

Когда я пью, я не пою — я не пою, кричу!

Осень была дождливой, полна тумана.
Кит приходил ночами из океана.
Мы познакомились, каждую ночь болтали.
Всё это долго и тщетно держали в тайне.

Я хотел обернуться трамваем
И въехать в твоё окно.
Ветер дует с окраин,
Нам уже всё равно.

Гарри, скорей прилетай, ты нужен,
А то нерушимый совсем разрушен.

Навсегда уходящее солнце замрёт в этом жарком июле.

А на борту сидит пират,
Он курит крепкий самосад
Он и начальник контрразведки,
И народный депутат.
Он может все, чего не можем мы,
Пред ним трепещут все умы,
Он может росчерком пера в июле вызвать
Наступление зимы.
Спасет он кума от кумы,
Отдаст бомжу свои штаны,
И невиновного отпустит,
Если надо, из тюрьмы.

Это все, что мы сделали здесь друг для друга,
Все пытаясь уйти навсегда из проклятого круга,
Мне кажется, я…

Солнце светит мимо кассы, прошлогодний снег еще лежит.

Как хорошо два месяца не пить,
Как хорошо любовью заниматься.
Если с утра не закурить —
То на фиг просыпаться.

Люди кричат, задыхаясь от счастья,
И стонут так сладко, и дышат так часто,
Что хочется двигаться с каждой секундой быстрей,
Делая, делая, делая новых людей.

Никому не доверяй
Наших самых страшных тайн,
Никому не говори, как мы умрём.
В этой книге между строк
Спрятан настоящий Бог,
Он смеётся, он любуется тобой.

Хватит скорее колбаситься нафиг
Мы начинаем урок географии.
На Амстердама причудливый запах
Мы из России двинем на Запад.
Прежде обдумаем все хорошенько
В Белоруссии бесится злой Лукашенко.
В Польше — инфляция, в Латвии — Рига.
Скоро забудет как мы выглядим Лига
Чемпионов. Сто тысяч под бетонными сводами —
«Галатасарай» завтра выйграет в Лондоне.
Все, что я знаю об Ирландии, мама, —
Это Джеймсон, Гиннесс и Канемара.

Ждут Рождества и при этом боятся прихода зимы.

Всё происходит в тёмном городе зимой.
Два человека возвращаются домой.
Идут навстречу через падающий снег.
И он один, и никого нет рядом с ней.

А ты не видел эту книгу — на, прочти —
Она полна кислотных грез и едкого тумана
Теперь, когда года твои, как крылья за спиной
Готов ли ты убить того, кто вспомнит адрес
мой?

Никто не сделает шаг, не вспомнит, не заплачет.

Кто-то разрешил трамвайным рельсам
Разрезать этот город.
Трамвай идет разбитый, громыхая, через ночь.

Вырос ребенок и сразу стал сам не свой,
Вышел из дома, не взял даже ключ с собой.

В этих широтах все умножай на сто,
Даже матерый перед ружьем никто.
Здесь за секнду в жилах вскипает кровь.
Выстрел — и сразу тело пронзает дробь.

Горят огни,
Сверкают звезды.
Все так сложно,
Все так просто.

Вчера шёл король весь крутой и гордый,
И мальчик сказал: «А король-то голый».
Мальчику тут же с ноги проломили голову
И пришили ему статью.

Теперь он не пьёт лимонад из бутылки,
Теперь он сидит: то в крестах, то в Бутырке.
То морщит свой лоб, то чешет в затылке,
Но не понимает за что.

Я куда-то бежал, я не помню, куда и зачем этот бег.

Мы исчезаем в этом сумраке ночном.
И не жалеем, в общем, больше ни о чем.

Спину ломит, голова болит,
То ли клещ засел, энцефалит?
В голове болит последний зуб,
Мы болеем за один и тот-же клуб.

Чуть курнул – и сразу бледный вид,
Чуть немного выпил – так тошнит,
Чуть пошёл работать – сразу труп,
Мы болеем за один и тот же клуб.

Словом мы все больны гандболом,
Мы все больны гандболом и за гандбол умрём!

Знай мой друг ты мой эквивалент.
Может, клей понюхаем – «Момент»?
Будем нюхать сколько захотим
Ведь мы болеем за один и тот же team! (Тайм).

А когда последний наш умрёт,
Закопайте прямо у ворот,
На поминках разогрейте суп –
Ведь мы болели за один и тот же клуб.

Кит стал мне лучшим другом, но однажды утром
Люди пришли за ним с китобойным судном.
Я это видел с нашего с ним причала.
Кит закричал и кита не стало.
Кит закричал и кита не стало.
Кит закричал и кита не стало.
Кит закричал…

Мы будем петь и смеяться, как дети,
Мы похоронены на Невском проспекте.

Любая строка — это шрам на лице, след осколка.

В доме жил неизвестный гражданин.
Он курил табак, залезая на чердак.
Закрывая плоно двери
Далеко до нащей эры.

По воле Бога и согласно плану,
Скоро нас всех поведут на плаху.
Ты захвати волшебную палку,
Чтобы двинуть им между глаз.