Лучшие цитаты из книг Фредерика Бегбедера (500 цитат)

Фредерик Бегбедер – известный французский публицист, литературный критик. После учебы в университете он начал заниматься копирайтингом, а также подрабатывал литературным критиком в журналах. В 2003 году стал главным редактором по предложению одной медиагруппы. На протяжении всей своей карьеры он посвящал себя критике произведений с сумасшедшими сюжетами и непонятными персонажами. Также стал основателем своей собственной литературной премии.
В данной подборке собраны лучшие цитаты из книг Фредерика Бегбедера.

Мир везде одинаков.
Я люблю во всем оказываться вторым. У меня к этому талант.
Жизнь в обществе лучше, чем одинокая смерть.
Прямо не верится, до какого идиотства можно довести пятидесятилетнего мужика, имея тонкую талию и умея работать языком.
Успех — это всего лишь неудавшийся провал.
Уехать – это слово слишком часто остается всего лишь словом. Нельзя больше грезить словами, нужно их переживать.
Говорят, не стоит возвращаться в места своего детства — очень уж они уменьшаются в размерах.
Я принимал амнезию за высшую свободу — в наше время это довольно распространенное заболевание.
Вообще-то любой автор, заводясь новой книгой, должен прикинуться эдаким симпомпончиком, но я не желаю скрывать правду: я нелицеприятный рассказчик. Более того, я представляю собой вполне мерзопакостную сволочь, способную загадить всё, до чего дотронусь.
Не случайно пышные груди называют буферами — они смягчают силу удара при столкновении.
Я усердно нюхаю наркотики. Это, может быть, и вредно для здоровья, но я не знаю, какие другие вещества могли бы помочь мне считать свою смерть второстепенным событием.
Моё детство — ни потерянный рай, ни унаследованный ад.
У любого жизнеописания столько же версий, сколько рассказчиков, и у каждого своя правда.
Люди не знают, чего хотят, до тех пор, пока им это не предложат.
Именно склонность пускать слезу, вспоминая молодость, и выдает старперов, не так ли?
Заговариваю с парочкой резвящихся крестоносок: — Не желаете ли паксануться?Черт. Мимо кассы. — Ну, я хочу сказать, не желаете ли выйти за меня замуж и нарожать мне штук восемь детей?Нет ответа. Я упорствую: — Тогда я вам покажу свою коллекцию шотландских юбок и устрою скидку на платки от Гермеса, 30% гарантирую. Полный облом.
Ощутимо лишь горе. А счастье можно осознать, только когда его у тебя отняли.
А, что если подогреть ложечку с кайфом над вечным огнем у могилы неизвестного солдата?
Что касается Романа Абрамовича, то он понял намек после дела Ходорковского и теперь ссориться с Путиным не собирается — он продал свою нефтяную компанию «Сибнефть» «Газпрому» и не выеживался. Лучше плевать в потолок яхты, чем карцера.

Не надо ничего ждать. И не надо ничего бояться. Лучше быть готовым ко всему и со смирением к этому относиться. Я ужасный фаталист. Именно это больше всего меня сближает с русской душой. Всё предначертано, и что должно случиться, непременно произойдет. То же и в любви. Если девушка тебя любит, тем лучше для тебя, а если не любит — тем хуже для неё.
— Моя жена терпеть не может сюрпризы. — Именно поэтому она и вышла за вас?
Облечение ощущений в слова вдыхает жизнь в воспоминания, так что это занятие можно сравнить с эксгумацией трупа.
Критики находятся в выгодном положении – они могут укрыться в чужой реальности. Чей-то фильм, чья-то передача, чья-то книга, чей-то диск – прекрасное убежище, где можно не думать о себе. Критик не любит жить. У критика нет личных воспоминаний – их замещают воспоминания писателей, художников. Чужие произведения защищают его от жизни. Искусство заменяет жизнь, которой у него нет. Число жителей нашей планеты, живущих по этому принципу, все время растет. Они пребывают в волшебном мире критиков, где исчезают проблемы, где песня о любви становится единственным источником печали, а весьма изысканные и столь же искусственные персонажи страдают вместо нас.
Неужели вы без дураков считаете, что с тех пор, как MP3 вытеснил диски, вы продолжаете слушать музыку с тем же вниманием?
В тёмные времена чисты только мертвецы.
Как можно жить в обществе искушения, никогда не поддаваясь на его приманки?
Сколько раз мне казалось, что я напал на редкое сокровище, на топ-модель будущего, на бёдра века, а, подойдя поближе, обнаруживал увядшее, тучное, прыщавое существо со срезанным подбородком, толстыми икрами, редкими волосами, пустым лифчиком и узловатыми коленями.
Если ты меня любишь, подержи палец над огнем и не убирай, пока не скажу. Она меня любила, точно. Мы очень веселились, обхаживая волдырь на её указательном пальце. Чего мы не подозревали, так это что суем пальчик в шестерни адской машины, от которой добра не жди.
Амнезия стала моим талантом и стратегией выживания.
Обрыдли все эти телки, с которыми спишь, а просыпаться не хочется.
Всякий раз, когда этот тип произносит слово «рынок», он подразумевает «навар». И если он говорит об «исследовании рынка», это нужно понимать как «исследование навара»; «экономика рынка» означает «экономика навара».
Нет никакой разницы между вечеринкой и жизнью: они рождаются, развиваются и угасают по одной и той же схеме. И когда им приходит конец, наступает время ликвидировать последствия, расставлять по местам перевернутые стулья и подметать пол.
Ты была смыслом моей жизни, теперь ты смысл моей смерти.
Я живу в своем детстве, располагаюсь в нем поудобнее, как на кушетке у психоаналитика.
Чем выше сидишь, тем меньше вкалываешь.
Мужики все чаще симулируют в постели. Пора бы девушкам это усвоить. Мы имитируем оргазм так же часто, как они. Феминизм одержал очередную победу: мужчины и женщины равноправно ломают комедию наслаждений.
Если допустить, что миром правит дьявол, тогда всё объясняется. Напротив, если правит Бог, то понять ничего нельзя.
Существует извращение похлеще инцеста и педофилии, вместе взятых: оно называется «отцовство» и состоит в том, чтобы сделать ребенка, полюбить его, но так с ним и не переспать.
Обычно люди употребляют наркотики, чтобы избавиться от страха. Марк же Марронье по той же самой причине их не употребляет.
Он хочет пирожное с абрикосовым конфитюром, очень липкое, чтобы съесть его, сидя на песке и глядя на волны, – неважно где. Конфитюр будет течь у него по пальцам, и его нужно будет слизывать, все это море сахара, пока оно не превратилось в карамельку под лучами солнца. В небе глупо пролетит самолет, волоча за собой рекламу крема для загара, и в ответ он размажет абрикосовый конфитюр по своему лицу, и отразившиеся от него ультрафиолетовые лучи срикошетят обратно в мировой эфир.
В человеке с древности живет неизбывный фантазм — самому воздвигнуть горы. Возводя башни до облаков, человек доказывает самому себе, что он более велик, чем природа. И это чувство в самом деле приходит на вершине бетонно-алюминиево-стеклянно-стальных ракет: горизонт принадлежит мне, я говорю «до свидания» пробкам, канализационным люкам, тротуарам, я человек, парящий над землей. Чувствуешь не упоение своим могуществом, а скорее гордость. Гордость без всякой гордыни. Просто радость от сознания того, что способен взобраться выше любого дерева.
Дети только и думают, как бы натрескаться, а родители — как бы натрахаться.
В тот день, когда все люди на земле согласятся скучать, мир будет спасен.
Он смотрит на меня с жалостью. — Три года? Ну ты и хватил! Какой ужас! Трёх дней больше чем достаточно! Откуда ты взял эту чушь стригунок?
Он просматривает имена в записной книжке своего мобильника, словно блюда в меню придорожной забегаловки, с таким же отвращением и склонностью к анорексии.
Когда-то мужеско-женские отношения выражались следующим образом: «Добрый вечер, барышня, как поживаете, я нахожу, что вы потрясающе выглядите, не могу ли я вам предложить чего-нибудь игристого?» А теперь: «Встань, сучка, покажи свой стринг, задери майку, чтоб я тебе соски пососал.
Всегда как-то неловко выглядеть подонком на людях.
Надо пересмотреть догматы долоризма, согласно которым стать гениальным можно только самоуничтожаясь. А на самом деле происходит обратное: если вы гениальны, окружающие вас уничтожают.
Смириться с ничтожностью человека — вот начало мудрости.
Система побеждает в тот миг, когда ей удается заставить людей полюбить свою тюрьму.
Соседним галактикам наплевать на тебя. Ты усердно трудишься, ты привязываешься к каким-то людям, к каким-то пейзажам, ты суетишься вовсю на этом круглом булыжнике, летящем в черное пространство Вселенной. Но тебе не помешало бы и поумерить свои амбиции. Вспомни: ты всего лишь ничтожный микроб.
Люди частенько мечтают вернуться в образе лягушки, кролика или белочки, но редко — в образе таракана, крысы или мушиной личинки в коровьем навозе!
Ужасно! Чем старше я становлюсь, тем быстрее умнею!
Великая литература всегда должна быть темным обиталищем живых мертвецов.
Никакой эволюции, мы с детства запрограммированы обществом, делающим нас безнадежно инфантильными.
Свобода — это очередная ложь, иллюзия, утопия! Что такое индивидуализм — великая победа философии Просвещения или пришествие самого нарциссического одиночества в истории человечества?
Я приобщаю вас к наркотику под названием «новинка», а вся прелесть новинок состоит в том, что они очень недолго остаются таковыми.
Посмотри, как бегут секунда за секундой, они приближают нас к несчастью…
Для меня все сводится к словарю: «Бог» – слово. Некоторые предпочитают слово «случай» или «тайна». Но как ни называй – зачем мы существуем? В чем смысл жизни? Можно было бы ответить: «Смысл жизни – Бог», но я, пожалуй, сказал бы: «искусство» или «любовь». Ты спросил, что служит мне стимулом жизни, когда я просыпаюсь по утрам. Мой стимул – любовь к искусству, к красоте, просто любовь. Влюбляться, любить. Если подумать как следует, я не могу сказать, что верю в Бога, но и не могу утверждать, будто жизнь бессмысленна, ведь для меня очевидно: кроме того, чтобы есть, пить, заниматься любовью, существует нечто другое, и это дает мне стимул прожить день. Да, нечто высшее – думаю, это можно назвать абсолютом: например, восхищение великими литературными произведениями. Когда я нахожу книгу, которая потрясает или заставляет смеяться, плакать, когда я смотрю гениальный фильм, когда я кого-то люблю… мне кажется, все эти чувства и составляют единственное оправдание жизни, и, чтобы доставить тебе удовольствие, можно было бы приложить к ним имя Бога.
Жосс и Марк совсем не похожи: наверное, поэтому они когда-то были так дружны.
В дверь звонят. Марк Морронье много чего любит в жизни: фотографии из «Харпер Базар», ирландское виски безо льда, авеню Веласкеса, одну песенку («God only knows» The Beach Boys), шоколадные эклеры, одну книгу («Две вдовы» Доменика Ногез) и отложенную эякуляцию. А вот неожиданных звонков в дверь он не любит.
Когда мы прибыли, я увидел в самом конце перрона старушек, продававших варежки, носки, огурцы, варенье и котят. Девушки, решил я, находятся, наверно, еще дальше, и был прав — девушки всегда оказываются вдалеке.
— Все это, конечно, хорошо, но надо бы добавить перчику! — А соли не маловато?
Нет, надо жить мгновением. И плевать нам, что будет завтра, главное, чтоб было еще хуже.
Это же интересно, противоречия, разве нет? По природе я скорее застенчив, так что, когда я решаюсь на безумства или вижу, как на них решаются другие, я испытываю огромное чувство освобождения. Чувствовать себя свободным: вот единственное, к чему я стремлюсь.
Читатели бумажных книг — просто старые маньяки; старость всё ближе с каждым днем, а диагноз — все суровей с каждым вечером.
Есть кое-что похуже отсутствующего отца — это отец присутствующий. Когда-нибудь вы скажете мне спасибо за то, что я на вас не давил. И поймете, что, любя вас на расстоянии, я помог вам обрести крылья.
Забавный парадокс: болтуны, как правило, остаются в одиночестве.
Я боюсь не умереть, а потерять жизнь.
Не знаю, как сердце, но тело у меня точно бьется.
Одни от алкоголя становятся грустными, другие впадают в агрессию. А я становлюсь милым. Стоит мне выпить лишку, и я становлюсь добрым и нежным со всеми, кто ко мне подходит, я люблю их истинной и чистой любовью, равно как и все, что меня окружает: разумеется, мою бутылку, но помимо того — свет, музыку, дым, который ест мне глаза. Обычно я сажусь и погружаюсь в абсолютное молчание; только блаженная улыбка выдает нежность моих чувств.
Месть – блюдо несъедобное.
Я слишком часто вступаю в ПСБП с самим собой.
— Два развода не отвратили вас от института брака? — Нет, мне нужно быть женатым, этого требует моя «олдскульная» сторона. В этом отношении я чувствую необходимость поступать как полагается. И потом, написав, что любовь длится три года, я захотел, естественно, опровергнуть самого себя и провозгласить: «Нет! С тобой это будет длиться вечно!» Такое романтическое пари.
Женщины победили: теперь никто не хочет стареть вместе с ними.
После Первой мировой войны измученные французы поняли, что лучше быть живым хитрецом, чем мертвым храбрецом.
Стажеры — это современные рабы: им не платят, на них ездят как хотят, их можно в любой момент вышвырнуть вон, они разносят кофе и бегают к факсу — в общем, одноразовые существа, совсем как бритвенные станочки «Bic».
В России все время хочется пить, потому что за каждой трапезой гостя пичкают икрой, селедкой, угрем и копченым палтусом. Неминуемые zakuski превращают вас всех в законченных алкоголиков!
Гламур — это праздник, который всегда с другими — не с тобой.
Неужели все, о чем мы мечтаем, — это переспать с красивой русской моделью? Пустовато как-то, вам не кажется?
Таким образом, дети разведенных родителей образца семедесятых все без исключения: — нищеброды, изображающие беспечность; — зануды, притворяющиеся праздными гуляками; — романтики, желающие казаться пресыщенными; — глубоко ранимые натуры, лезущие из кожи вон, лишь бы выглядеть равнодушными; — параноики, выдающие себя за бунтарей; — ни богу свечка, ни черту кочерга.
— Анна, запомни главное: самые скучные минуты в жизни любого мужчины — между эякуляцией и следующей эрекцией.
— Знаешь, в чем разница между «Майкрософтом» и «Парком юрского периода»? — Первое — это парк динозавров, где они пожирают друг друга. А второе — это фильм.
Эта наша встреча открыла мне одну вещь: оказывается, лучшее, что можно сделать на похоронах — влюбиться.
Время произвело естественный отбор в нашем лучшем из миров: старухи и уродки оказались на обочине. Красота — это спорт, где очень легко оказаться вне игры.
Надо жить на восьмистах в час, а потом умереть, да так, чтобы мозги растеклись по капоту, как сперма. Когда живешь на восьмистах в час, некогда дослушивать до конца главный шлягер лета. Стать метеором: негаснущим и ненасытным, который никто не может поймать и использовать.
Её грудь позвала его в путь.
Мне всегда странно смотреть на своих детей. Как бы я хотел сказать им: «Я вас люблю», но сейчас уже поздно. Когда им было по три года, я повторял это до тех пор, пока они не засыпали. По утрам я будил их, щекоча им пятки. У них всегда были холодные ноги, вылезавшие из-под одеяла. Теперь они чересчур мужественны и сразу поставили меня на место.
«Телевидение сводит с ума, но я лечусь»: телевидение сводит с ума, если ты больше ничем не занимаешься. Лучшее лечение – не сидеть на одном месте. Я, пострел, везде поспел, и в этом мое спасение.
Близорукость – твоя последняя роскошь. Все вокруг волшебно расплывается, прямо как в рекламном клипе.
Интереснее быть раздавленным изнутри, чем снаружи.
В действительности в показной молитве больше суеверия, чем веры.
Слишком уж он завяз в эпохе 80-х со своим коксом, черными костюмами, бешеными бабками и дешевым цинизмом. С тех пор мода ушла далеко вперед: теперь было принято не хвастаться своими успехами и своей работой, а косить под нищего и никчемного лодыря. Лузеры стали крайне популярны в первые месяцы нового века. Профессионалы и трудоголики старались как можно больше походить на бродяг без гроша в кармане.
Голосуйте за меня, а то я буду громко плакать.
Я предпочитаю быть вышвырнутым из фирмы, нежели из жизни..
Я уснул с открытым окном. Храпели и я, и кошка, и холодильник. Замерзали и я, и кошка, и холодильник. На самом деле никто не спал по настоящему: ни я, ни кошка, ни холодильник. Я встал, чтобы закрыть окно; домашний зверь и бытовой прибор перестали занимать мои мысли.
Чаевые — залог дружбы.
Литература часто помнит то, о чем сами мы забыли; писать — значит читать в себе.
Они сами не знали, куда идут, но шли и шли, беспечно посвистывая,-после них хоть потоп (притом кислотный потоп)!
А мы ведь терпеть не можем сказки со счастливым концом, когда они не про нас.
Цель лицевой проверки — наказать за непохожесть.
Чтобы перестать умирать, достаточно перестать жить…
Любителю авторов-самоубийц хватит чтива на всю долгую жизнь.
Шедевры часто являют собой квадратуру круга: их красота кажется нереальной, и тем не менее они крепко стоят на ногах.
Есть девушки с такими коровьими глазами, что вы вдруг чувствуете себя пригородной электричкой.
Если я пишу о кокаине, то причина этому одна: я вижу в нем символ нашего времени.
Самые образованные люди часто бывают из самоучек: они всю жизнь стремятся сдать не сданный когда-то экзамен.
Бывает так, что человек, который может спасти тебя, топит.
Иногда меня обвиняют в мачизме или мизогинии, но как, скажите, отец двух дочерей может не быть феминистом?
Ад – вот он, а я прошу вас сосватать мне пропуск в рай.
В конце концов, для того чтобы править, достаточно уметь слушать, производить впечатление культурного человека и уметь заводить публику.
Те, кто ностальгирует по детству, на самом деле сожалеют о тех временах, когда кто-то их опекал.
Быть геем в наши дни – это уже конформизм.
У нас с ней не все ладно: она хочет, чтобы я женился на ней, чтобы у нас был ребенок и чтобы мы жили вместе, а я бы не хотел повторять именно эти три свои ошибки.
Соскочить — пусть ненадолго — с карусели повседневности иногда бывает жизненно важно даже для трудоголиков.
Стоит сесть вместе с ними за стол в их унылых мраморных кондиционированных залах, и ты начинаешь содействовать всеобщему оболваниванию.
В любви положение становится по-настоящему тревожным, когда пара переходит от порнофильма к детскому лепету. Заметно становится очень быстро: даже голоса ломаются за несколько месяцев совместной жизни. Мужественный мачо с зычным басом начинает сюсюкать, как младенец на коленях у мамочки. Роковая женщина с хрипотцой в голосе превращается в сиропную девочку, путающую мужа с котенком. Нашу любовь сгубили интонации.
Лучший способ не жалеть о чем-то – постараться это забыть.
Ещё одна затяжка, и он по уши втюрится в чей-нибудь спинной позвонок.
Можно поиметь кого угодно, вопрос в тарифе: вот Вы бы отказались сделать минет за миллион, за десять миллионов, сто миллионов? В большинстве случаев любовь лицемерна: красивые девочки влюбляются (они уверены, что искренне), как раз в тех типов, у кого тугой кошелек и кто способен устроить им сладкую жизнью. Разве они не похожи на шлюх?! Похожи!
Верность — единственное средство трахаться без резинки.
Я всего лишь наблюдаю мир, какой он есть, – мир, к которому принадлежу сам. Так что, критикуя его, я критикую себя.
На бал мы прибыли с опозданием, а значит, вовремя.
Из этого заколдованного круга выхода нет. Все двери на замке, охрана ласково улыбается. Вас держат в неволе с помощью долгосрочных кредитов, ежемесячных взносов, квартплаты.
ДВД – Декольте Великолепное от Диора УКВ – Удивительно Красивый Взгляд NB – Нижний Бар ДНК – Днем Не в Кайф ТВ – Тусанемся Вместе
В идеале, при демократии следовало использовать потрясающую власть массмедиа для того, чтобы будить умственные способности, вместо того, чтобы давить их.
Сажать в тюрьму людей за их пороки — это главный прием диктатуры. Вы даже не отдаете себе отчета в том, что невольно способствуете возрождению моральных норм фашизма.
Изображать остроумие, изображать веселье, изображать любовные приставания. Стоит правильно выдержать роль в подобном фарсе, и ты готов к тому, чтобы с необходимым равнодушием встретить лицом к лицу любое бедствие. Марк жалел тех, кто не выдержал такой тренировки: им всю жизнь придется быть Настоящими. Какая скука!
Ничего не попишешь, мой отец тоже любил молоденьких, с чего бы я стал нарушать семейную традицию.
Женщины часто опережают события.
Полицейские вознамерились установить мою личность; я не возражал, мне и самому это было интересно.
В глубине души Марк, как и все его друзья, мечтает об одном — снова влюбиться.
Креатив — не то ремесло, где ты должен оправдывать свою зарплату; это такое ремесло, где твоя зарплата оправдывает тебя. И карьера креатора, так же эфемерна, как карьера директора теле программ.
Чтобы починить машину, нужно нанять опытного механика. Чтобы построить дом, желательно иметь дело с опытным архитектором. Заболев, необходимо обратиться к опытному врачу. Так почему же физическая любовь не нуждается в опытных специалистах?!
Нежелание спать со мной еще не свидетельствует о большом уме.
Мы должны без конца восхищаться, как дети.
Я долго говорил о себе, что я уродливый никчемный придурок, в надежде, что меня опровергнут: «Да нет же, брось, ты красив и умен, Фредерик!» Что называется, напрашивался на комплименты. Это такой немного извращенный способ искать любви. К несчастью для меня, это не сработало: меня поняли буквально.
Наш разрыв был неизбежен; оставалось только узнать, кто из нас возьмет на себя инициативу. С одной стороны, мне мешала лень, с другой, — подталкивало самолюбие. Я никак не мог решиться, — разве правила хорошего тона не требуют пропускать даму вперед?
Человеческой коже требуется немереное количество поцелуев в день, в той же степени, в какой его желудку необходима пища.
Наступает такой момент, когда веселиться и тусоваться каждую ночь становится так же скучно, как вечно сидеть дома и никуда не ходить.
Я дрейфующий дредноут. Я — комета, лунатик, мне сделали трепанацию черепа. Я — клоака, кахексия, атаксия, атараксия.
Книга моя закончена, осталось только её написать.
Жизнь — это череда телевезионных игр: сперва «Поле чудес», потом «Колесо Фортуны», а затем, если все складывается удачно, «Кто хочет выиграть миллион?»
Нобелевская премия в области математики – единственная награда, достойная уважения…
Ну вот, теперь накинь на шею скользящую петлю, и когда уснешь, то, по логике вещей, больше не проснешься.
Великие книги, как и любовь, заставляют нас иначе смотреть на мир.
Изменять жене – само по себе не такое уж большое зло, если она об этом никогда не узнает. Я даже думаю, многие мужья сознательно ходят по грани, чтобы вновь почувствовать азарт, как в ту пору, когда они обольщали своих избранниц. В этом смысле адюльтер вполне может признанием в супружеской любви. Но может и не быть. Во всяком случае, боюсь, что мне нелегко будет впарить это Анне.
Прослужив мне верой и правдой целый год, Виктория наконец поселилась у меня, и я уже привык к ее присутствию. Мы представляли собой то, что называется молодой динамичной парой, то есть две наши эгоистические сущности дополняли друг друга, а наша духовная леность сближала нас в достаточной степени. С моей стороны было бы ложью утверждать, что я никогда ее не любил; лучше сказать, моя первоначальная склонность, вопреки моим надеждам, не разрослась, а, напротив, уменьшилась с течением времени под ударами разочарований и испытаний, которым жизнь подвергает романтические души. Таким образом, все наши отношения оказались сведены к симуляции, в том числе и в постели. Наша любовь превратилась в нечто вроде бодрийяровской голограммы.
Она удивленно плакала — оторопь человека, в двадцать секунд потерявшего все.
Теперь все не так, никто больше не молится на баксы, людям они надоели, но люди не знают, как жить иначе, и вот они чешут репу, делают массаж, обманывают жену с любовницей, а любовницу с мужиком, они ищут любви, покупают банки с витаминами, жмут на газ, сигналят, да, вот это и есть всеобщий отчаянный бег, они сигналят, чтобы все знали, что они существуют.
Девушки говорят «да» либо слишком поздно, когда парень уже отступился, либо слишком рано, когда их еще ни о чем не просили.
Я бросал жену, а прощался с самим собой. Бросить Анну — это полбеды, куда тяжелее поставить крест на нашей истории, которая была прекрасна. То же самое, наверное, чувствует человек, отказавшийся от замысла, с которым долго носился: разочарование и облегчение одновременно.
Жизнь проходит вот как: ты рождаешься, ты умираешь, а в промежутке маешься животом. Жить — значит маяться животом, всё время, без остановки: в 15 лет у тебя болит живот потому, что влюблена; в 25 — оттого, что тебя пугает будущее; в 35 — от неумеренной выпивки; в 45 — от чрезмерно тяжёлой работы; в 55 — потому, что ты больше не влюбляешься; в 65 — от грустных воспоминаний о прошлом; в 75 — от рака с метастазами.
Жалеют страдальцев, но не мучителей.
Каждое утро я произвожу себя на свет…
Туризм превращает путешественника в контролёра, его открытия — в инспекцию, удивление — в констатацию.
… мы с ним одинаково нуждались друг в друге. Так зарождается настоящая дружба.
Ведь теперь трэш — это мейнстрим!
Постоянно раздражать окружающих – мерзко. Но разочаровывать их постоянно и прилежно – это завидный жребий. Разочарование – акт любви: оно делает тебя преданным.
Красота не терпит объективности.
Мне кажется, я наконец понял, в чем прокол: я бы хотел быть героем. Стоять на носу «Титаника» и кричать, что я властитель мира. Я бы хотел пить цикуту, завоевывать империи, изменять Солнечную систему, свергать «Данон». Я хочу, чтобы со мной происходили исторические события, а у меня одни «случаи из жизни». Мир на замке, я не могу к нему подступиться.
Полиция всегда отличалась особо человеческой манерой проявления бесчеловечности.
Надо выбирать: или ты с кем-то живешь, или этого кого-то желаешь. Нельзя ведь желать то, что имеешь, это противоестественно. Вот почему удачные браки разбиваются вдребезги, стоит появиться на горизонте первой встречной незнакомке. Женитесь хоть на самой красивой девушке на свете – всегда найдется новая незнакомка, которая, войдя в вашу жизнь без стука, точно опоит вас сильнейшим приворотным зельем.
В зависимости от того, какими духами пользуются девушки, их можно разделить на несколько категорий. Есть девушки, которые напоминают вам другую девушку. Есть такие, которые отравляют воздух: их запах, как брюхастая собачонка, бежит впереди. А еще бывают духи, которые напоминают площадь в какой-нибудь провансальской деревушке и тарелки моцареллы с помидорами в тех краях, где едят только моцареллу.
Есть страны, где люди доживают до глубокой старости: в Нейи-сюр-Сен стариками рождаются. Ещё не начав жить Марк пресытился жизнью и теперь смакует свои поражения. Например, гордится тем, что написал несколько книжек в сотню страниц толщиной, которые разошлись тиражом в три тысячи экземпляров. «Поскольку литература мертва, я довольствуюсь тем, что пишу для своих друзей», — изрекал он на званых ужинах, допивая вино из стаканов соседей.
— Не влюблены в своих отцов только фригидные женщины и лесбиянки.
Комфорт — это забвение на диване фирмы «Knoll».
Сегодня дети, выросшие с матерями-одиночками, стали правилом, а не исключением. Сделанный таким образом мужчина страшно боится одиночества. Он готов поселиться в меблированной трехкомнатной квартире с первой встречной, лишь бы не просыпаться одному по утрам. Но он тут же начинает упрекать свою подругу в том, что она украла у него свободу. Такие мужики не взрослеют, они — лишь побочное следствие сексуальной революции.
Власть никогда не дают тем, кто способен ею воспользоваться.
Вот там, прямо по курсу, – юг, Африка! Слева – русские, справа – америкашки. Первые дохнут от голода, вторые – от зависти, а третьи – от несварения желудка.
Если ты вернешься, я подарю тебе «New Beetle»*. Конечно, это идиотское предложение, но тут есть и твоя вина: с тех пор как ты ушла, я стал серьезен до безобразия. И вообще, я вдруг понял, что другой такой девушки на свете нет. Откуда вывод: я тебя люблю.
А главное — никогда не влюбляться.
«Бог есть», — утверждает епископ. «Я его не встретил», — возражает нечестивец.
На вопрос «Почему вы пишете?» Беккет отвечает: «Ни на что больше не гожусь» (ложное смирение). Гарсиа Маркес говорит: «Чтобы меня любили друзья» (это уже лучше). Я: «Потому что мне обрыдло не писать».
Русские функционируют как мои мозги: они сохраняют только приятные воспоминания.
Реклама цепко, как спрут, завладела миром. Начав с фиглярства, она теперь управляет нашими жизнями: финансирует телевидение, командует прессой, распоряжается спортом.
Они [дети]обвиняют родителей в эгоизме, хотя на самом деле эгоисты — это они сами, потому что постоянно требуют от родителей самопожертвования.
Эй, вы, меня тошнит от вас, жалких рабов, покорно выполняющих любой мой каприз!
Природа боится пустоты, именно поэтому мы боимся природы.
Что свидетельствует о том, что человек разбогател? Постоянные жалобы на жизнь.
Диджеи превращают наше существование в череду ремиксов.
Мне двадцать семь, а я уже перегорел: рок – слишком сложно, в кино не протыришься, все великие писатели мертвы, республика погрязла в коррупции, а со смертью мне теперь хочется встретиться как можно позднее.
Взгляд человека поневоле падок на правильные черты, гладкий эпидермис и пухлые губки.
Человек — всего лишь случайность в межзвездной пустоте.
У него всегда при себе паспорт, чтобы в любой момент отправиться куда угодно. Именно поэтому он никуда и не едет.
Я воображал себя кем-то вроде либерального Че Гевары, мятежником в пиджаке от Гуччи. Вот именно: я был адъютантом командующего Гуччи! Viva Гуччи!
— Твоя беда в том, что ты боишься помолчать! — Что? — Ну да, уж я-то знаю, ты каждый вечер вытряхиваешь свою подружку из дому, потому что боишься, как бы она тебе поперек горла не встала. Когда живешь вдвоем, обязательно наступит момент, когда вы оба выговоритесь до конца. Не потому, что вам не о чем больше говорить, просто кажется, что между вами все уже сказано. Вот тогда-то вы и начинаете болтаться по улицам. А вот если бы ты действительно любил свою лялю, тебе хватило бы мозгов не бояться молчания. Без всякого радио или телека. И без мордобоя! — Не слушай, сынок, — прошептала мне тетка,-послушай моего совета: если выдержишь в молчании десять минут, значит, это так — увлечение; если выдержишь час, значит, ты влюблен; а если десять лет продержишься, значит, это твоя судьба!
Наши «бандиты» отлично умеют припугнуть: звонят в дверь, поднимают вас за воротник, распахивают окно и спрашивают, какие проблемы. Обычно в ответ они слышат: «Какие такие проблемы? Нет проблем. И никогда не было». Со времен Петра Великого в России все проблемы решаются именно таким образом. Золотые кареты сменились бронированными «мерседесами», но запугивание осталось основным пластом (и хлыстом) жизни российского общества.
Ди Фалько: Почему же ты женился? Бегбедер: Потому что это красиво.
Люблю омаров на гриле, травку-отравку, пирожки с пляжным песком, абрикосовые сиськи и людское горе.
Когда я впервые увидел Анну, она лежала на полу вся в крови. Слава Богу, она отделалась только несколькими царапинами, но бомба разорвалась совсем рядом: если быть точным, в отделе «книги по искусству». К счастью, в то время я интересовался исключительно порнокомиксами, а Анна листала политические эссе модных журналистов. Наше бескультурье спасло нам жизнь.
Прошлое мертво: ничто не доказывает, что то, чего не существует, когда-то существовало
Почему все так плохо? Потому что я самый обыкновенный, потому что мне тринадцать лет.
Самоубийцы — действительно несносные люди. Моя жена вернула мне свободу, а я, видите ли, на нее в претензии. Я в претензии за то, что она оставила меня наедине с самим собой. За то, что позволила мне начать все заново. За то, что заставила меня отвечать за свои поступки. За то, что из-за нее я пишу этот абзац. Я страдал оттого, что связан, а теперь страдаю оттого, что свободен.
Zatknis! Хватит плакаться, Октав, в ж*пе ты никогда не будешь — в тебе пропал проктолог.
Лишь тонко организованные существа испытывают потребность платить за любовь, дабы избежать риска страдать от любви.

Одна ваша половина жаждет этого, значит, вторая может заткнуться!
Я мечтаю о мире, где можно было бы умереть ради одной запятой.
… Сидя дома, мир не изменишь. Вместо того чтобы проклинать идущие мимо поезда, я предпочитаю сворачивать с маршрута самолёты.
Я напиваюсь от бессилия. Люди входят в мою жизнь и выходят из нее, как из вращающейся двери отеля «Плаза-Атеней».
Я не знаю, что готовит мне прошлое, но иду вперед, трепеща от ужаса и восторга, потому что выбора у меня нет, вперед, не так беспечно, как прежде, но вперед, несмотря — вперед, вопреки — вперед, и клянусь вам, это прекрасно!
Все мои беды — от ребяческой неспособности угомониться, в тяге к новизне, от болезненной потребности вечно прельщаться тысячей невероятных возможностей, уготовленных будущим.
Боже, как смешон страх показаться смешным!
До меня наконец дошло. Чтобы снять телку, главное — не уступать её бесконечным «нет». Большинство знаменитых соблазнителей вполне среднестатистические парни. Просто они смиряются, когда их отвергают, но тут же снова лезут на рожон. Ни одна женщина не скажет «да» с первой попытки. Когда она посылает вас подальше, надо тихо отойти в сторонку минут на пять (чтобы ей стало мучительно больно), потом вернуться, снова попытать счастья и так далее.
Отныне единственное начальство, с коим я готов заключить бессрочный контракт, это Господь Бог.
Ненавижу безукоризненно строгих парней. Я уважаю только смешных чудаков, тех, что приходят на снобистские ужины с расстегнутой ширинкой, тех, которым во время поцелуя на голову какает птичка, тех, что каждое утро поскальзываются на банановой кожуре. Быть смешным свойственно человеку. Тот, кто регулярно не становится посмешищем для толпы, не достоин быть причисленным к человеческому роду. Скажу больше: единственный способ узнать, что ты существуешь, это поставить себя в смешное положение.
В 1998 году рекламные инвестиции в мире достигли 2340 миллиардов франков (даже выраженная в евро, эта сумма впечатляет). И могу вас заверить, что за такие денежки продается абсолютно все – особенно ваша душа.
В клубе у него не было времени грустить, но здесь, над городом, меланхолия мягкой лапой цепко хватает его за сердце.
Семья — это особый институт, где никто ни с кем не общается.
Он даже дал мне несколько советов: никогда не говорить ей «я тебя люблю», никогда не посылать ей любовных писем, которые я строчил круглосуточно, быть всегда чисто выбритым, перестать пить, держать волосы в чистоте, никогда не звонить ей, но всегда, как будто случайно, оказываться там, откуда бы она ни вышла, всегда приятный, забавный, галантный и прилично одетый… и ждать, ждать и еще раз ждать.
У меня всегда была эта проблема: мне не верили, что бы я ни делал, даже когда я говорил правду.
Вселенский абсурд может включить в себя и существование Бога; абсурдность весьма гостеприимная особа. Бог не более абсурден, чем я, и мне невдомек, почему Камю в Него не верил.
Когда вы видите актера, смакующего некий продукт в рекламном ролике, знайте, что он никогда не глотает его, а выплевывает в тазик, едва прекращается съемка.
Мне надоело, что меня считают испорченным ребенком и упрекают за то, что я ломаю игрушки. Я их ломаю, чтобы сделать новые.
Мы стали равны, рабы обращаются на «ты» к господам — эдакая оргия равноправия.
В общем-то Оруэлл правильно сделал, что кончился от чахотки. Благодаря ей он не успел увидеть, до какой степени оказался прав.
Более-менее обоюдная любовь с первого взгляда может преобразоваться в длительную страсть при условии, что она будет подпитываться совместными путешествиями, возлияниями и беспричинными семейными сценами.
Хочешь добиться любви — забудь свою личность, лишись памяти; стань тем, кто нравится другим.
Наш экономический эгоизм стал образом жизни. Как блеснуть в живом разговоре, лицом к лицу с собеседником, если привык тратить минут пятнадцать на письменный ответ? Виртуальность — наше спасение от правды.
Удалось же мне завязать с тяжелыми наркотиками, почему же для любви надо делать исключение?
На меня их тяжелая артиллерия тоже наводит страх: тушь, блеск, восточные ароматы, шелковое белье. Они объявили мне войну. Они пугают — что-то подсказывает мне, что соблазнить их всех не удастся. Обязательно свалится на голову еще одна, новенькая, и ее шпильки будут еще выше, чем у предыдущей. Сизифов труд.
Дать жизнь другому — значит забить на свою.
Знаешь разницу между браком и разводом? Свадьбу празднуют только один раз, а развод — каждый день!
Мы собираемся пожениться, хотя бы просто для того, чтобы купить замок, жить каждый в своем крыле и общаться исключительно через жутко раболепных лакеев.
Теперь он приобщался возвышенного, касался вечного, смаковал жизнь, воспарял над никчемной суетой, постигал простоту бытия.
Мне нужен Бог, следовательно, я человек.
Мир издевается над нами, пора отплатить ему той же монетой.
В смысле альтруизма я урод.
Целоваться и ссориться – таков секрет счастья.
Глядя на подрастающее поколение, я чувствую гордость: мы были не самыми жесткими у*банами, прогресс не стоит на месте.
Танец – это вечное возвращение, скачка цифровых лошадок на сошедшей с рельсов карусели.
Женские ноги — это ножки циркуля, вонзенные мне прямо в глаза.
Всякий раз, когда парень замолкает и пялится на меня, не моргая, я понимаю, что начинаются проблемы.
В конце концов, после всего, что люди сделали для Бога, он мог бы всё-таки дать себе труд существовать.
Всякий писатель — доносчик. А всякая литература — донос.
Экстази — это хуже прыжка с моста на эластичном канате. Каждая таблетина — нырок в пустоту при полном небрежении нормами безопасности.
Марк Маронье по четным дням влюблялся, а по нечетным жаждал умереть.
А Бог существует, ибо Он ее создал.
Груз робости и социальных условностей спадает с их плеч по мере того, как они напиваются… Внезапно им становится очень легко высказываться по любому поводу, а в особенности по поводу вещей сложных, болезненных, личных, о чем не расскажешь даже самым близким людям: в этом состоянии слова срываются с языка сами собой, а затем чувствуешь огромное облегчение. Назавтра они будут краснеть от одного только воспоминания о сказанном. Они будут жалеть о своей откровенности, кусать пальцы от стыда. Но — слишком поздно: незнакомым людям уже известно о них все, и остается только слабая надежда на то, что при следующей встрече они сделают вид, что не узнали их…
Что такое мужская дружба? Петушиный бой? Ревнивое влечение? Скрытое соперничество? Одиночество в компании? Платоническая гомосексуальность? Конкурс пенисов? Тайна сия велика есть. Или нет.
Может быть я умру. И, может быть, смогу убрать «может быть» в предыдущем проедложении.
Русские вынуждены соответствовать необъятности среднеазиатских степей и сибирской тундры — они безответны, но лиричны, обобраны, но высокомерны. Они из кожи вон лезут, чтобы напоминать персонажей чеховской «Чайки» и говорят о высоком на кухнях, где бродит квас и сушатся грибы. У них нет ни гроша в кармане, но деревенские столы ломятся от картошки, пирогов с маком, пряной селедки, малосольных огурчиков, графинов водки с выгравированными на них птицами, разнообразного варенья и медных самоваров с обжигающим чаем. Вы знакомы всего пару минут, но они уже вещают вам о тщетности любви, гибели счастья и о том, что мир сошел с ума. Они говорят долго, беспрестанно наполняя рюмки и пичкая вас pirozhnoie. Они гордятся своим фатализмом — да, Россия катится под откос, как всегда, ничего не поделаешь, еще выпьешь? «Нравственные шатания», милые сердцу Достоевского, — самый безболезненный способ смотреть жизни в лицо и верная гарантия от приятных сюрпризов.
Капиталистическая утопия была такой же идиотской, как и коммунистическая, но насилие в ней было неявным. Благодаря своему образу она и победила в холодной войне: конечно, люди подыхали с голоду и в Америке, и в России, но у тех, кто подыхал в Америке, была свобода выбора.
Моя жизнь — запутанный детектив, а все вещественные доказательства подпорчены памятью, пропитавшей их красками и ароматами.
Не правы те, кто считает, что заголовок менее важен, чем содержание: он так или иначе влияет на наше нерадивое чтение.
Почему я пишу, почему литература притягивает меня как критика, как издателя, почему я целыми днями погружен в книги? Все потому, что мой Бог, моя религия, которая ведет меня за собой, чтобы я перестал бояться смерти, – это литература.
А ведь известно: кто молчит, тот чувствует себя мудаком.
Я обвиняю себя в том, что хочу лучшего, а довольствуюсь малым.
Возможно, я был лишь типичным представителем нашего бесхребетного времени.
Камера предварительного заключения — это такое место во Франции, где на минимум квадратных метров приходится максимум боли.
Есть одно любопытное выражение: спасается бегством. А что, не трогаясь с места спастись нельзя?
Каждая новая песня уничтожала следы тех, что были записаны на кассету раньше, — точно так же в моем сознании каждое новое воспоминание стирает предыдущее.
У вас я общался только с богачами, потому что моя работа заключалась в поиске красивых женщин, а красивые женщины тусуются только с состоятельными мужчинами, которые не разъезжают на «ладах».
Любой, кто хочет мало-мальски понять общество, непременно должен часок посидеть с блокнотом и ручкой на краю танцпола в ночном клубе. Тут есть все: и классовые взаимоотношения, и способы соблазнения, и кризисы культурного (или сексуального) самоопределения, и групповая терапия.
Брак — это коллосальная афера, чудовищное надувательство, чистой воды обман, на который мы купимся, как малые дети.
Мы живем в странное время; война переместилась на новое пространство. Полем битвы стали средства массовой информации, и в этом новом конфликте трудно отделить Добро от Зла. Сложно понять, кто добрый, а кто злой: стоит переключиться на другой канал, и противники меняются местами. Телевидение приносит в мир зависть.
Душ из шампанского, ведерки для льда, надетые на головы вместо шляп, бронхопневмония в перспективе…
Вечное мальчишество — залог долгой молодости. Для этого достаточно любить женщин, которых нет, и бросать тех, что имеются в наличии.
Правда, в воскресении есть одна неувязочка — перед этим полагается умереть.
Ведение блога — тоже форма эксгибиционизма, но не такая опасная, как пробежка голяком по подиуму перед озабоченными френчами.
Если самые красивые в мире девчонки принадлежат к неблагополучному социальному слою, значит, сам Господь Бог решил восстановить на земле хотя бы подобие справедливости.
Мне все понравилось в Вене. Особенно щиколотки Анны, так некстати оставшиеся в Париже.
Как обычно в выходные, Людо взывает о помощи (ну, еще бы, Пенелопа-то занята. (Я рассуждаю как ворчливая брошенная любовница) В трубке слышу жужжание спортивной машины. — Вруууум! — Ты смотришь «Формулу-1»? — Врууум! Нет, просто моя дочка включила телевизор, а он стоял на канале «Моторы», потому что вчера вечером мы с мадам курили косяки и смотрели XXL. — Ну, и вы того? — Нет, Элен уснула, а я подрочил в простыни, как всегда по пятницам. — Семейная жизнь — это сказка.
— Знаешь, что ты мне снилась, гадючка? — You in my heart. You in my dreams too.Она попросила пощупать ей пульс, чтоб я почувствовал, как быстро бьется ее сердце. Я сказал ей poka, кусая себе щеки изнутри, чтобы не расплакаться.
Если постельная история может стать историей любви, то обратный случай – большая редкость.
Который сейчас может быть час? Сквозь жалюзи проникают лучи пропыленного света. Под фортепианные аккорды бушует неистовая, безрассудная страсть. Разбить своё сердце навеки, погубить ради кого-то свою жизнь и плакать, плакать безутешно! И не надо никаких таблеток, ни плеток, ты весь во власти ее глаз и ее губ. И когда ты будешь думать о ее духах и поцелуях, у тебя вновь перехватит дыхание. Самое лучшее — если сначала она тебя отвергнет. Сколько блаженных страданий ты вынесешь, воображая себе, как кто-то другой, быть может, кладет голову к ложбинку ее плеча. В угасшем Париже ты будешь смотреть на счастливых прохожих, выдыхая облака грусти. Если повезет, эта печаль сделает тебя застенчивым и ты перестанешь мучиться выбирая каждый раз между ней и наркотиками…
Мне нравится система, которую я критикую, именно потому, что она позволяет себя критиковать.
Нашему поколению не досталось никаких идей. Мы блуждаем по пустыне, ни хрена не понимая.
Мечтали о беззаботной жизни, когда не нужно идти на работу, не нужно возвращаться домой, не нужно смотреть телек.
— Милая, я девушек не люблю, я их гублю.
Стоит ли жить, чтобы платить столько налогов? Как остаться мужчиной при матриархате? Кем мы заменим Бога на этот раз — веб-камерой, плеткой или комнатной собачкой? Чтобы заглушить свое одиночество и заклясть безмолвие, эти нехристи покупают автомобили в кредит, скачивают песни, начинают кирять с обеда, принимают стимуляторы по утрам и снотворное по ночам (иногда наоборот), просмотрев записную книжку в мобильнике, оставляют сообщение «я тебя люблю» сразу на нескольких ответчиках, подписываются на все кабельные каналы для взрослых и заполняют свой ежедневник встречами, которые отменяют в последний момент, опасаясь, что не смогут на людях сказать хоть слово, не разрыдавшись.
Зачем удирать бегом, надо уходить пешком. Медленно-медленно я поднялся из-за стола, провел рукой по волосам, допил свой бокал, вылил остатки вина собачке, принадлежавшей даме за соседним столиком, сказал Виктории, что мне надо позвонить и что я сейчас вернусь, — ложь, о которой я ни разу не пожалел, так как это избавило меня от необходимости платить по счету.
По ночам люди не потеют, они истекают потом. У них грязные руки, черные ногти, красные щеки, спущенные чулки, перекрученные галстуки. После часа, проведенного в ночном клубе, самую красивую девушку не отличишь от бармена. И как я мог так часто тусоваться?
Я возвращался домой все позже и позже, настолько поздно, что получалось все раньше и раньше.
Если я в сорок два года нарушаю закон, то лишь потому, что в юности слишком редко осмеливался ослушаться мать.
Я противник счастья. Надо будет организовать демонстрацию против счастливчиков. Депрессушники с вытянутыми рожами пройдут в молчаливом марше, потрясая лозунгами: «Нет – радости жизни!», «Долой счастье!», «Гедонизм? Спасибо, не надо!»
Можно ли выдумать более изощренную пытку, чем разбудить человека звонком мобильника? Пронзительное дребезжание, подхлестываемое отчаянием, превращается в грохот отбойного молотка, скрежет вагонных тормозов, крик боли, оглушительное тарахтение, буравящее тяжелую тишину утренней пустоты. Придется отозваться, иначе смерть.
— О’кей, за это я тебе сегодня сделаю бесплатный минет. — Даже и не думай! Неужели ты еще не усекла, что перед тобой новый Робин Гуд? — Это как понимать? — Очень даже просто: я отнимаю у богатых, чтобы раздавать девкам.
— А дети? — Ни в коем случае! Рожать детей в таком мире? Преступление! Эгоизм! Нарциссизм!
Писательство все чаще и чаще кажется мне родом недуга, эдаким странным вирусом, который отделяет автора от других людей и побуждает его совершать бессмысленные поступки (к примеру, запираться в комнате и долгими часами сидеть перед чистым листом бумаги вместо того, чтобы ласкать юное создание с нежной кожей).
Короче, когда ты изменяешь жене, есть два варианта: либо ты останешься с ней, но ничего не получается, либо ты её бросаешь и ничего не получается всё равно.
Закон воспрещает упоминать в эфире торговые марки, «во избежание скрытой рекламы», а на самом деле, чтобы помешать вам критиковать их.
После многочисленных попыток покончить с собой, которые, как я подозреваю, невольно оказались несостоявшимися, Жан Жорж решил избавиться от скуки по-другому.
… Иисус Христос — лучший в мире рекламист, автор многочисленных бессмертных слоганов, как то: «Возлюби ближнего своего», «Простите им, ибо не ведают, что творят», «И последние станут первыми», «В начале было слово»… ах нет, пардон, это сказал его папаша.
И считайте меня смешным – на здоровье, клал я на вас
Зачем вообще что-то писать? Моими шедеврами будут дети. Никогда ни одна книга, ни один диск, ни один фильм не сравнятся с их красотой.
Стоит тебе впасть в депрессию — а ты пребываешь в ней постоянно, — как спешишь ублажить себя ультрафиолетом. В результате, чем сильнее ты хандришь, тем больше загораешь.
Как отличить хороший ресторан? Бокалы для вина в хорошем ресторане больше, чем стаканы для воды.
Я бы не прочь уехать, как Березовский или Абрамович, но не могу. У меня не получится жить нигде, кроме этой старой вонючей промерзшей дыры — моей ***ской родины.
Чем хороша холостяцкая жизнь — когда какаешь, не нужно кашлять, чтобы заглушить «плюх».
Мы улыбаемся римлянам просто так, без причины, нас принимают за даунов, за сектантов, мы из секты Улыбающихся в Левитации.
С тех пор как я стал знаменит, мои хохмы всегда вызывают бурю смеха.
Я наконец понял фразу Камю: «Надо представить Сизифа счастливым». Он хотел сказать, что мы всю жизнь делаем одни и те же глупости, но это, быть может, и есть счастье. Придется мне освоиться с этой мыслью. Полюбить мое несчастье, потому что оно щедро на рецидивы.
Я любил и полюблю еще, но тогда я очень надеялся, что смогу обойтись без любви — «смешного чувства, сопровождаемого непристойными телодвижениями», как говаривал Теофиль Готье.
Он решает впредь перед выходом мастурбировать, чтобы больше не попутал бес вытворять невесть что.
Да, я за свободу и удовольствия, а не за патерналистское общество, которое запрещает людям курить, пить, заниматься сексом; скоро и фуа-гра есть запретят. Я считаю неприемлемой эту манеру вызывать у людей чувство вины. Разве в этом счастье, скажите мне?
Экстази заставляет очень дорого платить за те несколько минут химической радости, которое оно дарит. Оно позволяет войти в лучший мир, в общество, где все держатся за руки и нет одиноких; оно заставляет мечтать о новой эпохе, в которой действует логика Аристотеля, геометрия Евклида, методы Декарта и экономика Фридмана. Оно приоткрывает вам все это, а потом вдруг без всякого предупреждения захлопывает прямо перед вашим носом дверь.
Такая уж судьба у отцов — разочаровывать детей.
Не бывает мужей верных и неверных. Мужья подразделяются на две категории: одни изменяют женам тайно, другие явно. Судите сами, кто аморальнее: тот, кто предает вас исподтишка, или тот, кто выкладывает все начистоту?
Современному миру нет альтернативы.
Он не желает ничему отдаться целиком – ведь тогда пришлось бы выбирать.
Атрофия памяти не поможет найти свою дорогу в жизни.
Но в конце концов отец всегда смотрел на часы и задавал роковой вопрос: «Слушай, а тебе не пора спать?» Это была одна из тех фраз, что мне приходилось выслушивать чаще всего в жизни. И если я теперь порой не сплю по ночам, то, возможно, виноват в этом дух противоречия.
Русских женщин отличает необъяснимая печаль, меланхоличность и нарочитая невинность, которая мне кажется очень сексуальной и порочной. Всего этого лишены француженки, немки, не говоря уже об американках.
В любом случае, когда я иду в кино с Франсуазой, мне больше нравится смотреть на ее профиль, чем на экран. От тебя у меня кружится голова – в твою сторону. У меня начинает ломить шею: фильму надо быть действительно на высоте, чтобы сравниться с тобой. Я смотрю, как ты смотришь кино. Если ты смеешься, я решаю, что фильм смешной. Если плачешь, я решаю, что он трогательный. А если ты зеваешь, я засыпаю.
Мы не хотим жить той жизнью, которую наши родители предусмотрели для нас. Мы тоже не прочь бы побунтовать, но слишком ленивы, чтобы кидать булыжники.
Издатели не читают книг: они их издают. Критики не читают книг: они их просматривают. Вывод: никто, кроме писателей, книг не читает.
И тут судьба притормозила передо мной, взвизгнув протекторами.
Реклама — виновница того, что народ выбрал себе в вожди Гитлера. Реклама призвана убеждать граждан, что ситуация нормальна, когда она катастрофически ненормальна.
Здесь платят, чтобы стояло, а не за то, чтобы трахаться. Здесь покупают не женщину, а мечту.
Проблема в том, что этот человеческий идеал — бесчеловечная ложь.
Счастье — это такая вещь, или ты сам от него лопнешь, либо как минимум, пару тройку убийств оно от вас потребует
Молитва и есть глубоко личная музыка, когда звучат струны веры.
Наша любовь саморастворилась, как таблетка алка-зсльтцера в стакане воды из-под крана. С тем же спасительным эффектом.
Ваши желания больше вам не принадлежат — я навязываю вам свои собственные. Я запрещаю вам желать как бог на душу положит. Ваше желание должно быть результатом многомиллиардных инвестиций в евровалюте. Это я решаю сегодня, чего вы захотите завтра.
Сегодня весь мир дро**т! Мастурбация – новый опиум для народа! Онанисты всех стран, соединяйтесь! Добьемся мы освобождения своею собственной рукой!
Лена: Ты точно меня любишь? Я: Да, любовь моя. Лена: Точно-точно? Я: Да, любовь моя. Лена: Точно-точно-точно? Я: Да, любовь моя. Лена: Точно-точно-точно-точно? Я: Ну нет, это уж чересчур. Никто не может быть уверен точно-точно-точно-точно, не требуй слишком многого.
Раньше я мог целыми днями бегать туда, куда меня приглашали, хотя мне это было совсем неинтересно. А в тот день, когда я научился говорить «нет», я обрел массу времени для себя и для того, что мне действительно нравится. Это полностью изменило мою жизнь. Я считал, что надо всегда говорить «да», чтобы тебя любили.
Она [дочь] заливисто хохочет и этот смех — моё лучшее лекарство; я подумываю над тем, чтобы записать его на магнитофон, закольцевать плёнку и слушать по вечерам, когда делается особенно тошно. Если бы меня попросили дать определение счастья, я вспомнил бы про этот хохот; он — апофеоз, моя благословенная награда, дарованный небесами бальзам.
Разве ты не видела, что я ждал от тебя лишь одного: чтобы ты заставила меня помучаться, как в самом начале, от боли в лёгких?!
После переходного возраста наступает переход в высшее общество; после «Микки Маус Клуба» — общество клубных покемонов.
Ломка — всего лишь передозировка пустоты.
Уж лучше бы Богу не существовать, тогда Ему не пришлось бы стать самым страшным из всех алиби.
Что произошло? Свобода уничтожила брак и семью, супружество и детей. Верность превратилась в реакционное, немыслимое, бесчеловечное понятие. В этом новом мире любовь длилась самое большее года три.
Когда люди закрывают глаза на бесчеловечность, виноватых вообще не бывает.
Всякая красота вырождается в уродство, удел юности — увядать, наша жизнь — медленное загнивание, мы умираем каждый день. К счастью, у нас всегда остается Моцарт. Скольким людям Моцарт спас жизнь?
Не бывает некрасивых женщин, бывает мало водки.
Постучи писателя по голове — не произойдет ничего. Но попробуй его запереть — и он обретет память.
— Я бы хотел бы поцеловать ее в губы. — Этого мало, старина. Надо поцеловать ее в губы, пожать ей руку, послушать ухо, понюхать нос, укусить в зубы, наступить на ногу, насрать на задницу, посмотреть в глаза и полизать язык. — Ты забыл самое важное — «поцарапать ей ногти».
Любовь живет три года — это закон природы.
Любовь всегда начинается со страха.
Существуют правила, от которых никуда не денешься, в частности «золотое сечение» (1,61803399), результат деления, например, высоты пирамиды Хеопса на половину ее основания. Вы должны получить эту цифру, разделив свой рост на расстояние ступни-пупок, и ей же в идеале будет равняться частное от деления отрезка ступни-пупок на промежуток пупок-макушка. В противном случае вы неебабельны.
Удивительно, как память сортирует отбросы, может быть, она отнесется благосклонно и к утилизации мусора?
Кошка будила нас, чтобы ей дали поесть. Мне нравилась простота наших отношений: любовь в обмен на жратву.
Насколько легче быть закоренелым холостяком, зная, что кто-то с любовью поджидает тебя здесь, в этом доме.
Мастурбировать — значит заниматься однополой любовью с самим собой.
Жизнь — это долина слёз.
Если хотите правду, то человек — вовсе не мыслящий тростник: человек — это мыслящий робот.
Счастлив бываешь только в преддверии счастья; потом выливается бурный поток говна.
Зачем лыжи, мне вполне хватило скользких ботинок, чтобы стать королем слалома по грязному снегу на Петровке.
Мы помчались вперед так стремительно, что оставили позади память, набрали дикую скорость, как люди, которым нельзя терять ни секунды.
Знали бы вы, какое облегчение я испытывал, переставая улыбаться. Оскал «долой тоска!» — утомительная гимнастика.
Её милота злила его, вызывала желание сделать ей больно.
Вообразите, что было бы, если бы библиотекари стали сами писать книги, а хранители музеев – рисовать.
Гедонизм — идеология людей, потерявших надежду.
Не знаю, как обычные парни умудряются прожить с одной-единственной женщиной несколько десятилетий. Это уже вымирающий подвид, не правда ли, святой отец?
Думал, что бросил прошлое как женщину: трусливо, избегая смотреть в глаза.
Думаю, «99 франков» стал таким популярным романом во Франции, потому что я использовал много маркетинговых приемов: слоганы, рекламные словечки и все такое. Это один из первых романов, который позволил такому дерьму влиться в литературу.
— А как насчет вот этой, моей коронной: «Мадемуазель, вы в рот берете?»? — Рискованно. Девять шансов из десяти, что заработаете фонарь под глаз. — Но разве остающийся шанс не стоит того, чтобы рискнуть? — Если посмотреть с этой точки зрения — конечно! Кто ничем не рискует, тот не пьет шампанское. Марк только что соврал: на самом деле его любимая фраза для начала знакомства — «Мадемуазель, позвольте угостить вас лимонадом?»
Читать – значит нетерпеливо уповать на следующую страницу; самая любимая книга – та, что держит вас в подвешенном состоянии.
Если людям без конца твердить, что их жизнь не имеет смысла, они в какой-то момент впадают в полное безумие, начинают метаться и кричать; им трудно представить себе, что их существование абсолютно бесцельно: как же это, неужели мы рождаемся на свет и живем ни за чем; а потом умираем, и все?! Неудивительно, что все обитатели земли свихнулись вчистую.
Если вы родились за несколько лет до смены календаря, это еще не повод, чтобы корчить из себя важную персону.
Две неудавшиеся любви за два дня – для начала неплохо.
Ваши страдания подстёгивают сбыт.
Вы, русские, начинаете читать раньше, чем мы, потому что у вас, как правило, не хватает средств на игровую приставку.
Мы живем на Земле, чтобы переживать те же события, что наши родители, в той же последовательности, – и точно так же они до нас совершали те же ошибки, что их родители, и так далее до бесконечности.
Даже в день свадьбы он думал о чем-то другом, не знаю о чем. Может, уже планировал наш развод.
Дорогая, я вечно буду тебя любить, ты просто создана для меня, но мне хочется спать и с другими женщинами тоже. Тебе это невыносимо слушать, хотя невыносима на самом деле ты сама: ведь ты отрицаешь сущность моей мужественности. В том, что я сплю с другими, нет ничего страшного, только хватит выспрашивать у меня детали и читать мои мэйлы. Ты вольна поступать так же, я тебе не запрещаю, наоборот, меня возбуждает мысль о том, что тебя добиваются другие, потому что, как и все мужики, я подавленный гомик. Твоя ревность настолько реакционна, что ты являешь собой прямое доказательство провала сексуальной революции. Ты рада воспользоваться завоеваниями феминизма, но тебе подавай в то же время и реставрацию супружеской пары по старинке. Ты меня не любишь: ты хочешь прибрать меня к рукам, а это разные вещи. Если бы ты меня любила, как ты уверяешь, тебе бы хотелось, чтобы я постоянно получал удовольствие, с тобой и без тебя, как я тебе того желаю — со мной и без меня. Нам придется расстаться по этой идиотской и тем не менее (мое решение тому доказательство) очень важной для меня причине: мне необходимо касаться других тел, чтобы убедиться, что я предпочитаю твое. Прощай, мегера жизни моей, не понимающая, что такое муж. Предлагаю тебе на выбор самоубийство или лесбиянство, другого выхода из твоего пренебрежительного отношения к основам основ мужского естества я не вижу. Посмотри на меня хорошенько: больше ты меня не увидишь. Желая обладать мною, ты потеряла меня.
Венеции не хватает деревьев. Что мне нужно было от жизни? Достаточно деревьев, шумящих на ветру и капающих под дождем. Мне нужны были только деревья и чье-то плечо.
Каждый день открывается новый мегастор «Дисней» или «Toys’Я’Us». Это места, где родители тратят все больше и больше денег, чтобы искупить свою вину. Это места, где дети бегут от реальности, заменяя ее подарками. Это мегасторы, где дети и родители спасаются друг от друга.
Красоту можно свести к математическому уравнению: скажем, дистанция между основанием носа и подбородком должна равняться промежутку между верхом лба и бровями.
Ради нее я бы сел во все раздолбанные «жигули» Поволжья.
От себя убегаешь сломя голову, и это так приятно, что прямо сердце екает.
Самая прекрасная женщина — это здоровая женщина.
Детство ускользает от меня, как предутренний сон; чем старательнее я бужу воспоминания, тем быстрее они растворяются в тумане.
Влюбленный прожигатель жизни — это человек, который готов вот-вот перевернуть страницу. Но как быть, если эта страница последняя?
Венецианцы называют это «послепраздничная хандра». Лично я назвал бы это отходняком.
Сперва ты нюхал просто так, из интереса, время от времени, потом для того, чтобы взбодриться по выходным, дальше — чтобы опять же взбодриться, но уже и по будням. Потом ты забыл, что кокс — это праздник, и стал занюхивать каждый день с утра пораньше, чтобы не свихнуться…
В двух общественных местах хлопают только идиоты. В кинотеатре и в самолете, когда тот приземляется.
Регулярная практика загульных вечеринок привела нас к тому, чтобы выработать своеобразный профессионально-этический кодекс, заключавшийся в четырех золотых правилах. Во-первых, удавшийся праздник — это праздник импровизированный; во-вторых, непременно должна присутствовать атмосфера контраста; в-третьих, девушки — это два кормящих соска всей вечеринки; в-четвертых, у прожигателей жизни нет никаких правил. Последние две заповеди были изречены ПОСЛЕ ужина; этим объясняется их поэтичность.
Мы будем друзьями. Друзьями, которые держатся за руки, загорают, целуясь взасос, нежно овладевают друг другом, прислонясь к стене виллы и слушая Эла Грина, – но все же друзьями.
Я закрываю глаза и вижу твои…
Однажды утром, в 9.26, я обнаружил, что не способен любить никого, кроме себя.
Солнце завтра встанет, я — нет!
Лучшее средство избавиться от хорошенькой девицы — это переспать с ней.
На вечеринках ничто не имеет права задерживать внимание дольше пяти минут: ни разговоры, ни люди. В противном случае вам угрожает нечто худшее, чем смерть: скука.
Сегодня приходится констатировать, что богатые все богатеют, а бедные все беднеют.
Точка с запятой — очень эротичная штука.
Глобализация – это возможность чувствовать себя везде как дома и вместе с тем как бы за границей. Хорошо путешествовать под крылом глобализации, при условии, само собой, что у вас до хрена евро и вы не отличаетесь особой глубиной восприятия. Я езжу по миру, но ничего не вижу, потому что нечего видеть. Все страны похожи на мою. Что в лоб, что по лбу. Все одеты одинаково, как из инкубатора, и ходят в одни и те же магазины. Единственный положительный результат подобной уравниловки: весь мир у меня дома, а раз уезжать – это все равно что оставаться, то почему бы не уехать?
Я никогда не избавлюсь от глубокой веры в то, что каждая женщина, проявившая ко мне интерес, — несравненная красавица.
Империю йогурта охраняют строже, чем военный объект.
Глубоко дышу, чтобы прогнать страх.
С тех пор, как эгоцентризм стал доминирующей идеологией, люди сошли с ума.
Женщины – это такие существа, которых либо бросают, либо боятся бросить.
Ежели кто-то постановил, что мне положено коллекционировать оргазмы именно в этот день, я буду последним, кто станет сопротивляться.
Я травмирован отсутствием травмы.
— Папа! — Да? — Что тебе больше нравится: считать, думать или находить? — Э-э-э… — Ну как ты любишь говорить: «я считаю, что…», «я думаю, что…» или «я нахожу, что…»? — Ну-у… Мне кажется, «я нахожу, что» звучит как-то скромнее. — Значит, ты любишь находить. — Больше, чем считать или думать. Это легче.
Ненавижу поцелуй с привкусом шампанского.
Боже мой, до чего же она хороша, когда плачет и сморкается! Если мужчины причиняют столько горя женщинам, то именно по этой причине: женщин необычайно красят слёзы.
Я сексуально озабоченый романтик.
Очевидная вещь: все девушки красивы, когда они загорелые. Особенно толстушки. Если б я был некрасивой женщиной, то поселился бы на Лазурном берегу и сбрасывал вес на дискотеках под открытым небом.
Я всегда мечтал быть свободным электроном, но вечно отсекать свои корни невозможно.
Мир очень тесен, а вокруг, куда ни глянь, полночь.
Внезапно возомнил себя такой важной птицей, точно наносил визит самому президенту республики, а не какому-то старперу-вэкакашнику в полосатой рубашке.
От женщины должно пахнуть молоком и потом, а не духами и сигаретами.
Я только что осознал, что чем любить недоступных женщин, лучше поклоняться Всевышнему в нетях. Уж если сходить с ума, то по Тому, Кого Нет! Не понимаю, почему я отказывался любить Господа, самого искусного динамиста в мире.
Я сообщаю ей, что веду дневник. Она советует мне прочесть «Дневник Бриджит Джонс», а я отвечаю, что ей следует проштудировать «Дневник обольстителя». И обещаю по ее возвращении вступить с ней ПСБП (половые сношения без предохранения).
Когда говоришь себе: «Кажется, я схожу с ума», это, как правило, уже свершившийся факт.
Кино было придумано, чтобы уйти от действительности. Кино — это чудесная ложь, сон наяву, оно создало свою собственную аристократию, которая боится теперь революции.
Я пуст; мне хочется размозжить себе голову, трахаться до посинения и читать книжки еще хуже моих. Только чтобы забыть, что у меня нет прошлого и я пустозвон.
У французской правовой системы и католической религией есть общая черта — и то и другое взывает к чувству вины.
Я не знаю, что значит счастье. Для меня это загадочное и, может быть, даже несчастное слово. И как снова не вспомнить Оскара Уайльда, который говорил: «Мне нужно не счастье, а удовольствие». И я немало времени потратил на поиски удовольствия. Вместе с тем понятие счастья в течение многих веков было связано с религией. В прошлом, когда жизнь была лучше организована, люди меньше задавались вопросом, что такое счастье. Тогда оно наступало после смерти. Сегодня, когда религия в какой-то мере потеряла свое значение, а люди — веру, наше существование стало более болезненным. Отсутствие Бога заставляет людей заниматься поиском счастья в разных местах. И мне кажется, такой поиск делает людей несчастными.
На протяжении тех пяти лет, что я работаю литературным критиком, я пытаюсь, в меру своих слабых сил, с субъективностью и наивным энтузиазмом дилетанта низвергнуть культ литературы. Самое страшное преступление в моих глазах – это когда ее возводят на почетный (иначе говоря, покрытый пылью веков) пьедестал, ибо сегодня книге больше чем когда либо грозит смертельная опасность.
… образ жизни ничем от нашего не отличается — это максимально приятное самоубийство.
Он знает, что ему нужно на этой земле. Он хочет уютной ирреальности. Он хочет пестрой музыки и высокоградусных спиртных напитков. Он хочет, чтобы люди резали пальцы краями страниц, читая эту книгу. Он хочет подскакивать, как индикатор его стереосистемы. Он хочет научиться путешествовать факсом.
Россия — страна безнаказанных преступлений и сознательной амнезии.
Упорство в бессмысленных поисках восхищает.
Я нахожу, что во фразеологии и языке Католической церкви слишком явно присутствует идея морковки и палки: молишься – будешь вознагражден, попадешь в рай; грешишь – отправишься в ад!
Люблю подслушивать под дверью, особенно когда её нет.
Бумага кажется мне менее тленной, чем электронная книга с низковольтным люминесцентным тактильным экраном, устаревающая на третий день после выпуска.
Каждый борется за себя, как может. Некоторые пытаются вести беседы, несмотря на шум. Им приходится часто повторять слова и постоянно напрягать притупившийся слух. Но на дискотеке кричать бесполезно. Чаще всего дело кончается тем, что собеседники невпопад обмениваются номерами телефонов, нацарапанными на тыльной стороне ладони, и откладывают беседу до лучших времен. Другие танцуют, держа в руках стаканы и вперив в них взгляд. Время от времени они сильно рискуют, поднося их к губам: при этом любое неловкое движение локтя соседа ведет к тому, что они обливают себя. Поскольку на дорожке невозможно ни пить, ни разговаривать, созерцание собственных ботинок представляется Марку вполне этически допустимым занятием. Не стоит думать, что вся абсурдность ситуации ускользнула от него. Напротив, никогда он столь ясно не осознавал свою принадлежность к классу юных идиотов из хороших семей, как в этом одиночестве посреди толпы охваченных энтузиазмом безумцев, на этом беломраморном полу, воображая себя бунтарём, при том, что принадлежит он к весьма привилегированной касте, в то время как миллионы людей спят на улице при температуре ниже 15С, подложив под себя лист гофрированного картона. Он всё это знает и именно поэтому уставился в пол.
Воображение есть форма памяти.
Можно быть высоким брюнетом и плакать. Для этого достаточно вдруг обнаружить, что любовь живет три года. Узнать подобную истину не пожелаю и злейшему врагу.
Шедевры не терпят поклонения, им нравится жить – иными словами, они хотят, чтобы их читали и зачитывали до дыр, обсуждали и осуждали; в глубине души я убежден, что шедевры страдают комплексом превосходства (давно пора опровергнуть злую остроту Хемингуэя: «Шедевр – это книга, о которой все говорят и которую никто не читал»).
Знакомства по Интернету становятся всё популярнее. Скоро можно будет вывесить свой автопортрет, снятый веб-камерой, и указать все параметры человека, которого ищешь: возраст, происхождение, хобби, цвет глаз и т. д. Скоро люди перестанут встречаться случайно. Вывешиваешь в сети свое фото или фильм и уточняешь: «Ищу рыжую озабоченную бисексуалку со склонностью к групповым контактам, с большой грудью и узким влагалищем, любящую диски Кэта Стивенса и баскетбол, фильмы Тарантино и Республиканскую партию». Когда кто-нибудь, отвечающий твоим критериям, окажется в твоем квартале, тебя предупредят по мобильнику или по e-mail’y. И не надо больше ходить в эти идиотские бары. Какая жалость: я не увижу этого совершенного мира, где знакомства рациональны, как объявления в разделе недвижимости.
Я говорю: — Всякая женщина лучше одиночества. А он вторит: — Всякая женщина лучше моей жены.
Он понимал толк в коммуникации. Явившись женщинам, Он знал, что слухи быстро распространяются…
Простите за этот приступ черного юмора, мимолетное убежище от кошмара.
Мы даже не знаем имени чувака, который разродился «Отче нашим» и «Аве, Марией». Представьте себе, какие роялти он загребал бы ежегодно. Что там манна небесная… Да, разумеется, kharasho, это тексты Его сочинения. А что, Всевышний не получает авторских? На вас без смеха смотреть нельзя, когда вы расходитесь. Ну конечно, отчисления Ему влетели бы вам всем в копеечку.
Я могу делать все что угодно и поэтому не делаю ничего.
Безупречность носового хряща упрощает отношения между людьми.
Ибо тот, кто пишет шедевр, знать не знает, что он пишет шедевр. Он так же одинок и неуверен в себе, как любой другой автор; ему неведомо, что когда нибудь он попадет во все учебники литературы и каждую его фразу будут разбирать по косточкам; часто такой писатель молод и одинок, он работает до седьмого пота, он терзается сомнениями, он будоражит или смешит читателей – короче, он говорит с нами.
Для того чтобы сделать карьеру, обязательно нужен враг, которого хочется раздавить, и, когда вдруг лишаешься столь необходимого стимула, чувствуешь себя дураком неприкаянным.
Лучше всего, если сначала ты Ей не понравишься. Сколько блаженных страданий при мысли, что, быть может, другие кладут голову во впадинку Ее плеча. В померкшем Париже ты станешь глазеть на счастливых прохожих, выдыхая облака грусти. Если повезет, это томление сделает тебя застенчивым и ты перестанешь колебаться в выборе между Ею и дурью, твоя новая дилемма будет: Она или самоубийство.
Наши разбитые жизни оформлены красивее некуда.
Бог есть любовь.
Его длительное пребывание в сферах высшего образования объясняется главным образом нескрываемым желанием оттянуть вступление в Большую Жизнь.
Наша недвижимость подвижна. То, что мы полагали незыблемым, зыбко. То, что мы воображали твердым, текуче. Башни не стоят на месте, а небоскребы скребут главным образом землю.
Кокаин — метафора вечного настоящего, без прошлого и без будущего. Поверьте, эта штука не может не покорить весь мир, и мы стоим на пороге всепланетной интоксикации.
Не стану долго описывать Алису, скажу просто: страус. Как и эта птица-бегун, она долговязая, плохо приручается и прячется, едва почуяв опасность.
Мозг искажает картины детства, рисуя его более радостным или мрачным и уж во всяком случае куда более интересным, чем было на самом деле.
В чем тут дело: мир ли на самом деле прекрасен и Удивителен или просто наш Марк напился?
Книги — это бумажные тигры с картонными зубами, это усталые хищники, которые вот-вот попадут на обед другим зверям.
Ненавижу лифты — уезжаешь в них ты.
Я ведь не говорю, что мне попадались только шлюхи, просто бедняжки используют единственное находящееся в их распоряжении оружие.
Поймите, мне надоело вечно извиняться за своё мальчишество. Мне надоело, что у меня не получается стать вами.
Я культивировал «аристократическое удовольствие: не нравиться публике», как называл это поэт Шарль Бодлер. И, надо признаться, я в этом преуспел! Я не люблю образцовых персонажей, мне милее антигерои: Вертер Гете, Адольф Бенжамина Констана, Дон Кихот… Я пишу сатиру, а ее принимают за автобиографию, и наоборот. Возможно, от этого возникают недоразумения.
Торговая марка выиграла у людей битву в World War III. Особенность Третьей мировой войны состоит в том, что ее продули все страны одновременно.
Детство — тот же роман.
Все влюбленные заболевают туберкулезом, недаром же от него умерли Чехов, Кафка, Д. Г. Лоуренс, Фредерик Шопен, Джордж Оруэлл и святая Тереза из Лизье; что касается Камю, Моравиа, Будара, Марии Башкирцевой и Кэтрин Мэнсфилд, то разве смогли бы они написать именно такие книги без этой хвори?! И наконец вспомните: Дама с камелиями умерла отнюдь не от инфаркта миокарда – эту кару Бог насылает на загнанных честолюбцев, а не на печальных влюбленных.
Впервые в истории планеты Земля все люди во всех странах задались единой целью: заработать столько денег, чтобы уподобиться героям рекламы.
«Не кажется ли вам, что больше всего в жизни я любил женщин, спиртное и пейзажи?» Мне очень нравится эта призовая тройка. Лучшее средство, чтобы убежать от себя.
Почему мне всегда кажется, что оттягивается кто угодно, кроме меня?
Раньше, чтобы соблазнить женщину или чтобы удержать ее, надо было пригласить ее в театр, в оперу или прокатить на лодке по озеру в Булонском лесу. Ныне же театры сидят на дотациях, оперы играют в тюремных декорациях, а Лес заметно подрастерял былое очарование. В наше время необходимо выдержать испытание Рестораном. Вы вынуждены наблюдать, как предмет вашего сердца жует телячьи почки, как героиня ваших грез решает, съесть ли ей кусочек камамбера или четвертинку свежего, тающего бри, вынуждены слушать, как у небесной красавицы урчит в животе. Утробное бульканье заменяет звук поцелуев, стук вилок подменяет собой признания в любви. Что остается, когда любовь умерла? Желудочные воспоминания.
Бесполезно искать смысл там, где его нет. Мы не знаем, кем мы не были, это уже достаточно уважительная причина, чтобы стать убийцей самого себя.
Что представляет собой литература, если не элегантный способ покопаться в душе человеческой?
Мы целовались, неспешно, переплетя руки, под оранжевой луной, на пороге будущего.
В конечном счете свобода — всего лишь трудный, но краткий миг.
Я рада, что люди находят меня красивой, но в общем-то это всего лишь вопрос математики, то есть количества миллиметров между моими глазами и подбородком.
Через тридцать лет гетеросексуалы станут сексуальным меньшинством, скандальным, нездоровым и возмутительным. На улицах будут свирепствовать гетерофобы. Нам отвратительно будет смотреть на человека, целующего взасос женщину на скамейке. Однополым парам будет неловко перед своими пробирочными детьми. Какой ужас – целовать в губы человека, столь не похожего на тебя! Как могут подобные пары вести нормальную жизнь, если они так страшно далеки друг от друга?
Я вырос под наркозом.
Не обращайте внимания на гордячку — и она вас заметит. Но, игнорируя скромницу, вы тем самым оказываете ей услугу и никогда с ней не познакомитесь.
Когда никого не любишь, терять нечего.
Мы вступили в эру сексуальной бесчеловечности.
Теорема Трёх Зачем проста — в ответе на третий подряд вопрос, начинающийся с «зачем?», каждый подвергшийся тестированию, в том или ином виде, вспоминает о смерти.
Если никто не поспешит изменить календарь, я практически уверен, что ни один из нас не доживёт до 4001 года.
Никто не наговняет по своей воле, но, тем не менее, у многих наблюдается явная склонность к этому процессу.
Феминизм уничтожил юмор, позволявший мужчинам и женщинам мирно сосуществовать. Кто-то дал звонок, и переменка накрылась. Теперь мы равны, веселью пришел конец. Отныне мы соперники в одиночном забеге.
Я с нетерпением ждал, когда она отчалит, исчезнет из моей жизни, чтобы наконец вдоволь поскучать по ней.
В начале 21 века мужчин возбуждает чистота. Вынь да положь им чистоту, сами себе опротивели, что ли.
Из 558 типов человеческих обществ моногамны только 24%. Большинство видов животных полигамны. Об инопланетянах и говорить нечего: Галактическая Хартия Х23 давным давно запретила моногамию на всех планетах типа В#871.
На лице безразлично-презрительное выражение – как у всех женщин, которых в настоящем кадрят гораздо реже, чем в прошлом.
У нас у всех есть свой ГУЛАГ в шкафу, засевшая внутри несправедливость, которую никак не удаётся переварить.
Почему мне так хочется, чтобы меня любили? Потому что Бога нет. Если бы я в Него верил, его любви мне, может быть, хватило бы.
Это цветы, склонившиеся над слабыми мужчинами, они прощают их и вертят ими как хотят, запускают им пальцы в волосы, и даже их пот пахнет сладко, любой самец становится марионеткой в умелых бледных руках, парящих в воздухе, будто лебединые крылья.
Когда едешь за рулём поддатый, целься между домами — не промахнёшься
Раньше браки было не разрушить такими интрижками. Сегодня браки стали интрижками. Общество, в котором мы родились, основано на эгоизме. Социологи называют это индивидуальностью, хотя есть объяснение попроще: мы живем в обществе одиночества. Нет больше семей, нет деревьев, нет бога. Наши предки избавили нас от лишнего, и взамен включили телевидение. Мы предоставлены самим себе и не способны заинтересоваться чем то бы ни было, кроме собственного пупа.
Жизнь — это долгий уик-энд с бокалами бурбон-колы и песнями Барри Уайта.
Имея все эти вещи и ведя столь роскошный образ жизни, ты, по идее, должен быть счастлив. Так почему же счастья нет? Почему ты без конца набиваешь себе нос белой отравой? Как можно быть несчастным при банковском счете в два миллиона евро? Если уж ты стоишь над краем пропасти, то кто же там, на ее дне?
Моя жизнь превратилась в череду вытаращенных глаз и взглядов исподтишка.
Занятие любовью в грязи не лишено приятности, к тому же полезно для кожи. Я называю это «одним ударом убить двух зайцев».
Это, конечно, не твоих рук дело, но это твой мир.
Брачный тоталитаризм продолжает каждый день увековечивать несчастье из поколения в поколение. Нас заманивают в эти сети во имя надуманных и затасканных принципов с единственной тщательно скрываемой целью снова и снова приумножать наследство горя и лицемерия. Ломать жизни – по-прежнему любимый спорт старых французских семей, и они свое дело знают туго. Поднаторели. Да, и сегодня можно с тем же успехом написать: семьи, я вас ненавижу.
Ревновать необходимо. Скажи мне, к кому ты ревнуешь, и я скажу тебе, кто ты. Ревность правит миром. Без нее не было бы ни любви, ни денег, ни человеческого общества. Ревность — это соль земли.
Если мы не пользуемся своей властью, на что мы тогда сдались?
Плохие времена становятся хорошими воспоминаниями.
Он не хочет быть предметом разговоров: он хочет стать предметом споров.
Чем меньше я представляю собой кого-то, тем больше им кажусь; чем меньше придерживаюсь какого-нибудь мнения, тем более яро его отстаиваю. Недаром же я учился на факультете политологии.
Воюет не Бог, а люди.
Положение узника кошмарно, оно превращает человека в скороварку.
Вылез из ничего, чтобы прибыть в никуда.
Жизнь не столь сговорчива, как словарь.
Я вас финансово презираю.
Зачем нужны календари, юбилеи, рубежи тысячелетий? А затем, чтобы стареть, то есть подводить итоги, классифицировать, сортировать, вспоминать.
Единственная удивительная вещь, которая может произойти с браком по любви, – крушение.
Сегодня долг каждого писателя состоит в том, чтобы помочь нам отыскать время, разрушенное нашим веком, ибо «подлинные райские кущи – это те, которые мы утратили».
Во Франции – та же хреновина с писателями: их примерно столько же, сколько читателей.
Некоторые книги объяснить невозможно: они возникают вроде бы неведомо откуда, но, когда их читаешь, удивляешься, как это мир мог существовать без них.
Вот в чем состоит секрет хорошего скаута: самый прямой путь к рассаднику отпадных девушек пролегает через дружбу с миллиардерами. Спасибо им — я наконец понял, что деньги убивают любовь, и хоть о ней и говорят на приемах, по достижении определенного уровня жизни любовь невозможна. Короче, я считаю, что любви больше нет и что условия, необходимые для ее возникновения, уже никогда не соберутся воедино в нашей потерявшей невинность цивилизации.
Насколько прекраснее становится мир, когда вас в нем почти уже нет! Я знаю, что буду помнить об этом, даже когда у меня больше не будет памяти. Потому что после нашей смерти другие будут помнить за нас.
— Вы хотите умереть? — Послушайте, комиссар, мое здоровье вас не касается, — до тех пор, пока оно не угрожает вашему.
Одно из возможных определений любви: это электрошок, пробуждающий воспоминания.
Я тебе верен: ты единственная женщина, которой мне хочется изменять.
Я пришел на первый сеанс со словами: «Мне посоветовали прийти, но у меня все хорошо и мне тут нечего делать». Потом я объяснил, что у меня нет никаких воспоминаний о детстве (до 13 лет), поведал о своем беспорядочном поведении, о разводах, о многочисленных работах, которые мне не нравились. Короче, после двух встреч я ей сказал: «Ну вот, я вам все рассказал, больше нам видеться нет смысла». Она мне ответила: «Наоборот, нам надо видеться в два раза чаще». Потом: «В три раза чаще». И так до того момента, когда семь лет спустя она мне объявила: «Ну вот, теперь вам больше не нужно ко мне ходить». Я немного загрустил, что со мной теперь все хорошо! [хохочет] Я так люблю говорить о себе, что психоанализ мне казался чрезвычайно интересным!
«Однажды мой отец познакомился с моей матерью, потом я родился и прожил жизнь». Вау, да ведь если задуматься, офигительнее вряд ли что придумаешь! И пусть всему миру плевать на это с высокой колокольни, наша волшебная сказка при нас.
Верить в то, что все появилось без причины, – такое же безумие, как верить в наличие причины.
Безработные несчастны без работы, работающие несчастны от её избытка.
Когда девушка сообщает своему парню, что ждет от него ребенка, у парня НЕМЕДЛЕННО возникает вопрос — но не тот, о котором вы подумали: «Хочу ли я этого ребенка?», а совсем другой: «Хочу ли я остаться с этой девушкой?».
Нелегко быть ребенком, заключенным в теле взрослого мужика, страдающего амнезией.
Лишенный пространства и времени, отныне я обитаю в контейнере с вечностью.

Leave your vote

0 Голосов
Upvote Downvote
Цитатница - статусы,фразы,цитаты
0 0 голоса
Ставь оценку!
Подписаться
Уведомить о
guest
0 комментариев
Межтекстовые Отзывы
Посмотреть все комментарии

Add to Collection

No Collections

Here you'll find all collections you've created before.

0
Как цитаты? Комментируй!x