В произведении Данте описывает свой путь по трем мирам после смерти, встречая на своем пути различных героев и персонажей, которые символизируют различные грехи и добродетели. Божественная комедия является одним из самых значимых произведений мировой литературы и влияла на многих писателей и поэтов в последующие века. В данной подборке собраны лучшие цитаты из книги Божественная комедия.
Земную жизнь пройдя до половины,Я очутился в сумрачном лесу,Утратив правый путь во тьме долины.
Я был поэт и вверил песнопенью,Как сын Анхиза отплыл на закатОт гордой Трои, преданной сожженью.
Но что же к муке ты спешишь назад?Что не восходишь к выси озаренной,Началу и причине всех отрад?»
«Так ты Вергилий, ты родник бездонный,Откуда песни миру потекли? -Ответил я, склоняя лик смущенный. —
О честь и светоч всех певцов земли,Уважь любовь и труд неутомимый, что в свиток твой мне вникнуть помогли!
Ты мой учитель, мой пример любимый;Лишь ты один в наследье мне вручилПрекрасный слог, везде превозносимый.
Смотри, как этот зверь меня стеснил!О вещий муж, приди мне на подмогу,Я трепещу до сокровенных жил!»
«Ты должен выбрать новую дорогу, -Он отвечал мне, увидав мой страх, -И к дикому не возвращаться логу;
Волчица, от которой ты в слезах,Всех восходящих гонит, утесняя,И убивает на своих путях;
Она такая лютая и злая,Что ненасытно будет голодна,Вслед за едой еще сильней алкая.
Со всяческою тварью случена,Она премногих соблазнит, но славныйНагрянет Пес, и кончится она.
Не прах земной и не металл двусплавный,А честь, любовь и мудрость он вкусит,Меж войлоком и войлоком державный.
Италии он будет верный щит,Той, для которой умерла Камилла,И Эвриал, и Турн, и Нис убит.
Свой бег волчица где бы ни стремила,Ее, нагнав, он заточит в Аду,Откуда зависть хищницу взманила.
И я тебе скажу в свою чреду:Иди за мной, и в вечные селеньяИз этих мест тебя я приведу,
И ты услышишь вопли исступленьяИ древних духов, бедствующих там,О новой смерти тщетные моленья;
Потом увидишь тех, кто чужд скорбямСреди огня, в надежде приобщитьсяКогда-нибудь к блаженным племенам.
Но если выше ты захочешь взвиться,Тебя душа достойнейшая ждет:С ней ты пойдешь, а мы должны проститься;
Царь горних высей, возбраняя входВ свой город мне, врагу его устава,Тех не впускает, кто со мной идет.
Он всюду царь, но там его держава;Там град его, и там его престол;Блажен, кому открыта эта слава!»
«О мой поэт, – ему я речь повел, -Молю Творцом, чьей правды ты не ведал:Чтоб я от зла и гибели ушел,
Яви мне путь, о коем ты поведал,Дай врат Петровых мне увидеть светИ тех, кто душу вечной муке предал».
Каков он был, о, как произнесу,Тот дикий лес, дремучий и грозящий,Чей давний ужас в памяти несу!
Так горек он, что смерть едва ль не слаще.Но, благо в нем обретши навсегда,Скажу про все, что видел в этой чаще.
Не помню сам, как я вошел туда,Настолько сон меня опутал ложью,Когда я сбился с верного следа.
Но к холмному приблизившись подножью,Которым замыкался этот дол,Мне сжавший сердце ужасом и дрожью,
Я увидал, едва глаза возвел,Что свет планеты, всюду путеводной,Уже на плечи горные сошел.
Тогда вздохнула более свободнойИ долгий страх превозмогла душа,Измученная ночью безысходной.
И словно тот, кто, тяжело дыша,На берег выйдя из пучины пенной,Глядит назад, где волны бьют, страша,
Так и мой дух, бегущий и смятенный,Вспять обернулся, озирая путь,Всех уводящий к смерти предреченной.
Когда я телу дал передохнуть,Я вверх пошел, и мне была опораВ стопе, давившей на земную грудь.
И вот, внизу крутого косогора,Проворная и вьющаяся рысь,Вся в ярких пятнах пестрого узора.
Она, кружа, мне преграждала высь,И я не раз на крутизне опаснойВозвратным следом помышлял спастись.
Был ранний час, и солнце в тверди яснойСопровождали те же звезды вновь,Что в первый раз, когда их сонм прекрасный
Божественная двинула Любовь.Доверясь часу и поре счастливой,Уже не так сжималась в сердце кровь
При виде зверя с шерстью прихотливой;Но, ужасом опять его стесня,Навстречу вышел лев с подъятой гривой.
Он наступал как будто на меня,От голода рыча освирепелоИ самый воздух страхом цепеня.
День уходил, и неба воздух темныйЗемные твари уводил ко снуОт их трудов; лишь я один, бездомный,
Приготовлялся выдержать войнуИ с тягостным путем, и с состраданьем,Которую неложно вспомяну.
О Музы, к вам я обращусь с воззваньем!О благородный разум, гений свойЗапечатлей моим повествованьем!
Я начал так: «Поэт, вожатый мой,Достаточно ли мощный я свершитель,Чтобы меня на подвиг звать такой?
Ты говоришь, что Сильвиев родитель,Еще плотских не отрешась оков,Сходил живым в бессмертную обитель.
Но если поборатель всех греховК нему был благ, то, рассудив о славеЕго судеб, и кто он, и каков,
Его почесть достойным всякий вправе:Он, избран в небе света и добра,Стал предком Риму и его державе,
А тот и та, когда пришла пора,Святой престол воздвигли в мире этомПреемнику верховного Петра.
Он на своем пути, тобой воспетом,Был вдохновлен свершить победный труд,И папский посох ныне правит светом.
Там, вслед за ним. Избранный был Сосуд,Дабы другие укрепились в вере,Которою к спасению идут.
А я? На чьем я оснуюсь примере?Я не апостол Павел, не Эней,Я не достоин ни в малейшей мере.
И если я сойду в страну теней,Боюсь, безумен буду я, не боле.Ты мудр; ты видишь это все ясней».
И словно тот, кто, чужд недавней волеИ, передумав в тайной глубине,Бросает то, что замышлял дотоле,
Таков был я на темной крутизне,И мысль, меня прельстившую сначала,Я, поразмыслив, истребил во мне.
«Когда правдиво речь твоя звучала,Ты дал смутиться духу своему, -Возвышенная тень мне отвечала. —
Нельзя, чтоб страх повелевал уму;Иначе мы отходим от свершений,Как зверь, когда мерещится ему.
Чтоб разрешить тебя от опасений,Скажу тебе, как я узнал о том,Что ты моих достоин сожалений.
Из сонма тех, кто меж добром и злом,Я женщиной был призван столь прекрасной,Что обязался ей служить во всем.
Был взор ее звезде подобен ясной;Ее рассказ струился не спеша,Как ангельские речи, сладкогласный:
О, мантуанца чистая душа,Чья слава целый мир объемлет кругомИ не исчезнет, вечно в нем дыша,
Мой друг, который счастью не был другом,В пустыне горной верный путь обрестьОтчаялся и оттеснен испугом.
Такую в небе слышала я весть;Боюсь, не поздно ль я помочь готова,И бедствия он мог не перенесть.
И с ним волчица, чье худое тело,Казалось, все алчбы в себе несет;Немало душ из-за нее скорбело.
Меня сковал такой тяжелый гнет,Перед ее стремящим ужас взглядом,Что я утратил чаянье высот.
И как скупец, копивший клад за кладом,Когда приблизится пора утрат,Скорбит и плачет по былым отрадам,
Так был и я смятением объят,За шагом шаг волчицей неуемнойТуда теснимый, где лучи молчат.
Пока к долине я свергался темной,Какой-то муж явился предо мной,От долгого безмолвья словно томный.
64 Его узрев среди пустыни той:»Спаси, – воззвал я голосом унылым, -Будь призрак ты, будь человек живой!»
Я Беатриче, та, кто шлет тебя;Меня сюда из милого мне краяСвела любовь; я говорю любя.
Тебя не раз, хваля и величая,Пред господом мой голос назовет.Я начал так, умолкшей отвечая:
«Единственная ты, кем смертный родВозвышенней, чем всякое творенье,Вмещаемое в малый небосвод,
Тебе служить – такое утешенье,Что я, свершив, заслуги не приму;Мне нужно лишь узнать твое веленье.
Он отвечал: «Не человек; я был им;Я от ломбардцев низвожу мой род,И Мантуя была их краем милым.
