Салтыков-Щедрин — классик русской литературы. Дети не любят его за сказки, которые преподаются в школе, потому что они сложны для восприятия и смысл лежит далеко не на поверхности. А вот когда перечитываешь его уже будучи взрослым понимаешь, как много он вложил в свои произведения. Недаром Салтыков-Щедрин писатель золотого века русской литературы. В данной подборке собраны лучшие цитаты Салтыкова-Щедрина.
Жил – дрожал, и умирал – дрожал.
Если я усну и проснусь через сто лет и меня спросят, что сейчас происходит в России, я отвечу: пьют и воруют…
Самые плохие законы — в России, но этот недостаток компенсируется тем, что их никто не выполняет.
Чего-то хотелось: не то конституции, не то севрюжины с хреном, не то кого-нибудь ободрать.
Неправильно полагают те, кои думают, что лишь те пискари могут считаться достойными гражданами, кои, обезумев от страха, сидят в норах и дрожат. Нет, это не граждане, а по меньшей мере бесполезные пискари. Никому от них ни тепло, ни холодно, никому ни чести, ни бесчестия, ни славы, ни бесславия… живут, даром место занимают да корм едят.
Это еще ничего, что в Европе за наш рубль дают один полтинник, будет хуже, если за наш рубль станут давать в морду.
Во всех странах железные дороги для передвижения служат, а у нас сверх того и для воровства.
Детей было четверо: три сына и дочь. О старшем сыне и об дочери она даже говорить не любила; к младшему сыну была более или менее равнодушна и только среднего, Порфишу, не то чтоб любила, а словно побаивалась.
Российская власть должна держать свой народ в состоянии постоянного изумления.
Когда и какой бюрократ не был убежден, что Россия есть пирог, к которому можно свободно подходить и закусывать?
Ибо лучше не есть, не пить, нежели с сытым желудком жизни лишиться.
В болтливости скрывается ложь, а ложь, как известно, есть мать всех пороков.
Российская власть должна держать свой народ в состоянии постоянного изумления.
И прожил премудрый пискарь таким родом с лишком сто лет. Все дрожал, все дрожал. Ни друзей у него, ни родных; ни он к кому, ни к нему кто. В карты не играет, вина не пьет, табаку не курит, за красными девушками не гоняется – только дрожит да одну думу думает: «Слава Богу! кажется, жив!»
Строгость российских законов смягчается необязательностью их исполнения.
Это еще ничего, что в Европе за наш рубль дают один полтинник, будет хуже, если за наш рубль станут давать в морду.
Вся жизнь мгновенно перед ним пронеслась. Какие были у него радости? кого он утешил? кому добрый совет подал? кому доброе слово сказал? кого приютил, обогрел, защитил? кто слышал об нем? кто об его существовании вспомнит?
Литература изъята из законов тления. Она одна не признаёт смерти.
Если на Святой Руси человек начнет удивляться, то он остолбенеет в удивлении, и так до смерти столбом и простоит.
Даже слов никаких не знали, кроме: «Примите уверение в совершенном моем почтении и преданности».
Чего-то хотелось: не то конституций, не то севрюжины с хреном, не то кого-нибудь ободрать.
Строгость российских законов смягчается необязательностью их исполнения.
Между тем новый градоначальник оказался молчалив и угрюм.
Во всех странах железные дороги для передвижения служат, а у нас сверх того и для воровства.
Ну, у нас, брат, не так. У нас бы не только яблоки съели, а и ветки-то бы все обломали! У нас, намеднись, дядя Софрон мимо кружки с керосином шел — и тот весь выпил!
Жил – дрожал, и умирал – дрожал
Человек так устроен, что и счастье ему надо навязывать.
У нас нет середины: либо в рыло, либо ручку пожалуйте!
И вот он одичал. Хоть в это время наступила уже осень, и морозцы стояли порядочные, но он не чувствовал даже холода. Весь он, с головы до ног, оброс волосами, словно древний Исав, а ногти у него сделались как железные. Сморкаться уж он давно перестал, ходил же все больше на четвереньках и даже удивлялся, как он прежде не замечал, что такой способ прогулки есть самый приличный и самый удобный. Утратил даже способность произносить членораздельные звуки и усвоил себе какой-то особенный победный клик, среднее между свистом, шипеньем и рявканьем. Но хвоста еще не приобрел.
У нас нет середины: либо в рыло, либо ручку пожалуйте!
Нет, видно, есть в божьем мире уголки, где все времена — переходные.
Потому что, для продолжения пискарьего рода, прежде всего нужна семья, а у него ее нет. Но этого мало: для того, чтоб пискарья семья укреплялась и процветала, чтоб члены ее были здоровы и бодры, нужно, чтоб они воспитывались в родной стихии, а не в норе, где он почти ослеп от вечных сумерек. Необходимо, чтоб пискари достаточное питание получали, чтоб не чуждались общественности, друг с другом хлеб-соль бы водили и друг от друга добродетелями и другими отличными качествами заимствовались. Ибо только такая жизнь может совершенствовать пискарью породу и не дозволит ей измельчать и выродиться в снетка.
Взятка уничтожает преграды и сокращает расстояния, она делает сердце чиновника доступным для обывательских невзгод.
— Mon cher, — говаривал Крутицын, — разделите сегодня все поровну, а завтра неравенство все-таки вступит в свои права.
Как женщина властная и притом в сильной степени одаренная творчеством, она в одну минуту нарисовала себе картину всевозможных противоречий и противодействий и сразу так усвоила себе эту мысль, что даже побледнела и вскочила с кресла.
Многие склонны путать понятия: «Отечество» и «Ваше превосходительство».
Увы! не прошло еще четверти часа, а уже мне показалось, что теперь самое настоящее время пить водку.
Был человек – и нет его! Так-то вот и все на сем свете! сегодня ты и сыт и пьян, живешь в свое удовольствие, трубочку покуриваешь…А завтра – где ты, человек?
Есть легионы сорванцов, у которых на языке «государство», а в мыслях — пирог с казённой начинкою.
— Нынче, маменька, и без мужа все равно что с мужем живут. Нынче над предписаниями-то религии смеются. Дошли до куста, под кустом обвенчались — и дело в шляпе. Это у них гражданским браком называется.
Однако и об мужике не забыли; выслали ему рюмку водки да пятак серебра: веселись, мужичина!
Всякому безобразию своё приличие.
Для того чтобы воровать с успехом, нужно обладать только проворством и жадностью. Жадность в особенности необходима, потому что за малую кражу можно попасть под суд.
Лежит он день-деньской в норе, ночей недосыпает, куска недоедает и все-то думает: «Кажется, что я жив? ах, что-то завтра будет?»
Когда и какой бюрократ не был убежден, что Россия есть пирог, к которому можно свободно подходить и закусывать?
Глупым, в грубом значении этого слова, Струнникова назвать было нельзя, но и умен он был лишь настолько, чтобы, как говорится, сальных свечей не есть и стеклом не утираться.
Между тем новый градоначальник оказался молчалив и угрюм.
Если на Святой Руси человек начнёт удивляться, то он остолбенеет в удивлении и так до смерти столбом и простоит.
Многие склонны путать два понятия: «Отечество» и «Ваше превосходительство».
Немного спустя после описанного выше приема письмоводитель градоначальника, вошедши утром с докладом в его кабинет, увидел такое зрелище: градоначальниково тело, облеченное в вицмундир, сидело за письменным столом, а перед ним, на кипе недоимочных реестров, лежала, в виде щегольского пресс-папье, совершенно пустая градоначальникова голова… Письмоводитель выбежал в таком смятении, что зубы его стучали.
