Цитаты из книги Бесприданница (40 цитат) 📃

Пьеса Островского «Бесприданница» уже много лет не сходит со сцен театров, потому что проблемы, затронутые в ней, до сих пор актуальны. Отношения мужчины и женщины, любовь и ненависть, яркость чувств и денежный вопрос: все это показано в пьесе так, словно случилось только вчера. В данном разделе собраны цитаты из книги «Бесприданница».

— Извините за нескромный вопрос!a
— Коли очень нескромный, так не спрашивайте.

Я любви искала и не нашла. На меня смотрели и смотрят, как на забаву. Никогда никто не старался заглянуть ко мне в душу, ни от кого я не видела сочувствия, не слыхала теплого, сердечного слова. А ведь так жить холодно. Я не виновата, я искала любви и не нашла… ее нет на свете… нечего и искать.

Но знайте, что и самого кроткого человека можно довести до бешенства. Не все преступники — злодеи, и смирный человек решится на преступление, когда ему другого выхода нет.

Какой народ! Удивляюсь. Везде поспеют; где только можно взять, все уж взято, непочатых мест нет.

Пьян! Разве я на это жалуюсь когда-нибудь? Кабы пьян, это бы прелесть что такое — лучше бы и желать ничего нельзя. Я с этим добрым намерением ехал сюда, да с этим добрым намерением и на свете живу. Это цель моей жизни.

Для несчастных людей много простора в божьем мире: вот сад, вот Волга. Здесь на каждом сучке удавиться можно, на Волге — выбирай любое место. Везде утопиться легко, если есть желание да сил достанет.

Да, с деньгами можно дела делать, можно. Хорошо тому, Василий Данилыч, у кого денег-то много.

Нет хуже этого стыда, когда приходится за других стыдиться.

У меня правило: никому ничего не прощать; а то страх забудут, забываться станут.

Без хитрости на свете не проживешь.

— Вещь… да, вещь! Они правы, я вещь, а не человек… Наконец слово для меня найдено, вы нашли его… Всякая вещь должна иметь хозяина, я пойду к хозяину.
— Я беру вас, я ваш хозяин.
— О, нет! Каждой вещи своя цена есть… я слишком, слишком дорога для вас… Уж если быть вещью, так одно утешение — быть дорогой, очень дорогой.

— Да разве вы не видите, что эта женщина создана для роскоши? Дорогой бриллиант дорогой и оправы требует.
— И хорошего ювелира.
— Совершенную правду вы сказали. Ювелир — не простой мастеровой: он должен быть художником. В нищенской обстановке, да еще за дураком мужем, она или погибнет, или опошлится.

Нет, теперь не ожидала. Я ждала вас долго, но уж давно перестала ждать.

Прежде женихов-то много было, так и на бесприданниц хватало; а теперь женихов-то в самый обрез: сколько приданых, столько и женихов, лишних нет — бесприданницам-то и недостает.

Пусть веселятся, кому весело… Я не хочу мешать никому! Живите, живите все! Вам надо жить, а мне надо… умереть… Я ни на кого не жалуюсь, ни на кого не обижаюсь… вы все хорошие люди… я вас всех… всех люблю.

— … допускаете ли вы, что человек, скованный по рукам и по ногам неразрывными цепями, может так увлечься, что забудет все на свете, забудет и гнетущую его действительность, забудет и свои цепи? — Ну, что же! И хорошо, что он забудет. — Это душевное состояние очень хорошо, я с вами не спорю; но оно непродолжительно. Угар страстного увлечения скоро проходит, остаются цепи и здравый рассудок, который говорит, что этих цепей разорвать нельзя, что они неразрывны. — Неразрывные цепи! Вы женаты? — Нет. — А всякие другие цепи — не помеха! Будем носить их вместе, я разделю с вами эту ношу, большую половину тяжести я возьму на себя. — Я обручен. — Ах! — Вот золотые цепи, которыми я окован на всю жизнь.

— Мне хочется знать, скоро ли женщина забывает страстно любимого человека: на другой день после разлуки с ним, через неделю или через месяц… имел ли право Гамлет сказать матери, что она «башмаков еще не износила» и так далее. — На ваш вопрос я вам не отвечу, Сергей Сергеич; можете думать обо мне, что вам угодно. — Об вас я всегда буду думать с уважением; но женщины вообще, после вашего поступка, много теряют в глазах моих. — Да какой мой поступок? Вы ничего не знаете. — Эти «кроткие, нежные взгляды», этот сладкий любовный шепот, — когда каждое слово чередуется с глубоким вздохом, — эти клятвы… И все это через месяц повторяется другому, как выученный урок. О, женщины! — Что «женщины»? — Ничтожество вам имя! — Ах, как вы смеете так обижать меня? Разве вы знаете, что я после вас полюбила кого-нибудь? Вы уверены в этом? — Я не уверен, но полагаю. — Чтобы так жестоко упрекать, надо знать, а не полагать.

Иностранец, голландец он, душа коротка; у них арифметика вместо души-то.

— Позвольте узнать: ваш будущий супруг, конечно, обладает многими достоинствами?
— Нет, одним только.
— Немного.
— Зато дорогим.
— А именно?
— Он любит меня.
— Действительно дорогим; это для домашнего обихода очень хорошо.

— Значит, пусть женщина плачет, страдает, только бы любила вас?
— Что делать, Лариса Дмитриевна! В любви равенства нет, это уж не мной заведено. В любви приходится иногда и плакать.
— И непременно женщине?
— Уж, разумеется, не мужчине.

Расставаться с жизнью совсем не так просто, как я думала… А ведь есть люди, для которых это легко. Видно, уж тем совсем жить нельзя; их ничто не прельщает, им ничто не мило, ничего не жалко… Да ведь и мне ничто не мило, и мне жить нельзя, и мне жить незачем! Что ж я не решаюсь?… Просто решимости не имею. Жалкая слабость: жить, хоть как-нибудь, да жить… когда нельзя жить и не нужно… Как хорошо умереть… пока еще упрекнуть себя не в чем.

— Кабы любовь-то была равная с обеих сторон, так слез-то бы не было. Бывает это когда-нибудь?
— Изредка случается. Только уж это какое-то кондитерское пирожное выходит, какое-то безэ.

Значит, приятели: два тела — одна душа.

Я еще только хочу полюбить вас; меня манит скромная семейная жизнь, она мне кажется каким-то раем. Вы видите, я стою на распутье; поддержите меня, мне нужно ободрение, сочувствие; отнеситесь ко мне нежно, с лаской! Ловите эти минуты, не пропустите их!

— Ведь это как кому; на вкус, на цвет образца нет. — Правда, правда. Кому город нравится, а кому деревня. — Тетенька, у всякого свой вкус: один любит арбуз, а другой — свиной хрящик.

Счастье не пойдет за тобой, если сама от него бегаешь.

… видно сокола по полету.

Надо думать, о чем говоришь. Болтайте с другими, если вам нравится, а со мной говорите осторожнее!

У вас шансов больше моего: молодость — великое дело.

Велико наслаждение видеть вас, а еще больше наслаждения слушать вас.

Да ведь ревнивые люди ревнуют без всякого повода.

— Мы люди бедные, нам унижаться-то всю жизнь. Так уж лучше унижаться смолоду, чтоб потом пожить по-человечески.
— Нет, не могу; тяжело, невыносимо тяжело.
— А легко-то ничего не добудешь, всю жизнь и останешься ничем.
— Опять притворяться, опять лгать!
— И притворяйся, и лги! Счастье не пойдет за тобой, если сама от него бегаешь.

У вас шансов больше моего: молодость — великое дело.

— У той все хитрость да лесть, а эта вдруг, ни с того ни с сего, и скажет, что не надо.
— То есть правду?
— Да, правду…

Ах, дело сделано; можно только жалеть, а поправить нельзя.

— Мы люди бедные, нам унижаться-то всю жизнь. Так уж лучше унижаться смолоду, чтоб потом пожить по-человечески. — Нет, не могу; тяжело, невыносимо тяжело. — А легко-то ничего не добудешь, всю жизнь и останешься ничем. — Опять притворяться, опять лгать! — И притворяйся, и лги! Счастье не пойдет за тобой, если сама от него бегаешь.

— Что значит «так»? То есть не подумавши? Вы не понимаете, что в ваших словах обида, так, что ли? — Конечно, я без умыслу. — Так это еще хуже. Надо думать, о чем говоришь.

— У той все хитрость да лесть, а эта вдруг, ни с того ни с сего, и скажет, что не надо. — То есть правду? — Да, правду…