Цитаты из книги Одиночество в сети (500 цитат) 📃

Он талантливо манипулировал женщинами с тех пор как заметил, что сильней всего они привязываются к мужчинам, которые умеют слушать, выказывать нежность и смешить.

Ведь если говорить по правде, то больше всего в жизни я хочу кого-нибудь любить.

Интернет, он не сближает. Это скопление одиночества. Мы вроде вместе, но каждый один. Иллюзия общения, иллюзия дружбы, иллюзия жизни…

Когда в твоей жизни появляется кто-то особенный, ты чувствуешь внезапное стеснение в груди или неконтролируемый прилив грусти, когда по радио поют песню про любовь. А раньше ты по радио слышал только последние известия.

Время не лечит. Оно приводит к равнодушию. Оно убивает всё то, что мы так любили.

Ты доводишь меня до смеха. Доводишь до слез. А сегодня я хочу, чтобы ты довёл меня до оргазма.

Возможно, я не столько хочу, чтобы ты это знал, сколько хочу сказать это тебе.

Я пьяная. Но от вина только самую малость. А больше всего от воспоминаний. Спасибо тебе за то, что ты есть. И за то, что я могу быть

В определённый момент тебе становится так хорошо, что забываешь, что забываешься.

Мне бы хотелось видеть это твоими глазами.

Вдруг так тихо сделалось в моём мире без тебя.

ОН: Здравствуй. Как я рад, что ты есть. Я ждал тебя. Ждать. Не то ли это же самое, что скучать?
ОНА: Нет. Для меня нет. Когда я жду, я не просыпаюсь в 5 утра, отказываясь от самых лучших снов. И не прихожу на работу, когда еще нет семи. Когда я жду, молоко не кажется мне безвкусным. А когда скучаю, да.

В голове у меня бродят такие невероятные мысли, что даже моё подсознание краснеет.

«В последний раз», — подумала она, отсылая e-mail. И почувствовала облегчение. Это всего лишь Интернет… Затем открыла папку, в которой хранила все мейлы, полученные от него. Дала команду удалить. Программа осведомилась: Вы уверены, что хотите удалить эти сообщения? (Да/Нет) Несколько секунд она сидела, не шевелясь, и всматривалась в экран. «Дурацкий вопрос!» — со злостью подумала она.

Она вспомнила, что ни в одном фильме никто не перерезал красный… Она щелкнула на «Да». Ничего не произошло. Мир не провалился в тартарары. Зрители вздохнули с облегчением. Она выключила компьютер. Встала. Коснулась ладонью экрана монитора. Экран был еще теплый. Прощай… Она погасила свет и вышла.

Вызывающий облик, слишком яркая, не соответствующая времени дня косметика, демонстративное покачивание бедрами или чрезмерно глубокое декольте были заменены в Сети преувеличенной непосредственностью либо провокационными или слишком глубоко нацеленными и чересчур личными вопросами. Такое поведение очень часто прикрывает неуверенность, робость, страх, комплексы или простую впечатлительность.

«Зачем тебе эти дурацкие описания больного воображения неполноценной глухонемой истерички на инвалидной пенсии, которую может унизить любой хам только лишь потому, что ему кажется, будто он во много раз лучше меня поскольку слышит?» И по мере того как она нервно писала, знаки становились всё более неразборчивыми, точь-в-точь как становится невнятным голос человека, который кричит, выражая обиду и отчаяние. Я помню, как подошёл к ней и прижал её к себе.

Она, прильнув ко мне, плакала, как ребёнок.

… мужская гордость в соединении с впечатлительностью становилась подобна ране на ступне, которая воспаляется от хождения. А ходить необходимо.

Когда ее брак рухнул, Наталья стала для нее единственной целью жизни. Если бы она была уверена, что, дыша, отнимает у Натальи кислород, она научилась бы не дышать и уговаривала бы других последовать её примеру.

Хирурги не привозят с собой на съезды — этому их и даже дантистов учат еще на первом курсе — ни жен, ни любовниц, ни невест. Рядом с ними невозможно пить без угрызений совести до самого утра.

Представляешь, что такое измена всеведущему Богу? Скрыть ее никаким образом невозможно. И дело даже не в том, что невозможно скрыть поступки. Мысли не укроешь!

В Интернете трудно рассказать, что такое блаженство. Это можно только показать ему.

Генетическая карта собаки отличается от человеческой очень немного, разница, можно сказать, исчезающе малая. Просто группе двуногих млекопитающих, известных под названием люди, в цикле развития удалось ухватить чуть больше мутаций. Да и у Дарвина тоже на его знаменитом древе ветка, на которой сидят собаки, находится немногим ниже той, где с такой горделивостью расположились табором люди. Со своей самой верхней ветви они с презрением смотрят на все, что ниже них.

Ведь только они, а не какой-нибудь там начальный вид, эволюционировал настолько очевидно, что обрел способность говорить.

Ты считаешь, что славянам может помочь психотерапевт? Ведь они и так все всегда знают лучше.

Нормальный секс в сравнении с посткокаиновым, все равно что «любовь с манекеном из универмага».

Четвёртый путь — самый последний на этой станции….

Ему давно уже не приходилось отрываться от чтения газеты, чтобы думать о женщине.

Жизнь – это вожделение. Всё прочее всего лишь детали.

Никто не станет спорить, что у Золушки было исключительно печальное детство. Злые сводные сестры, непосильная работа и жуткая мачеха. Мало того, что бедняжке приходилось травиться, извлекая золу из поддувала, так вдобавок у неё не было даже канала MTV.

Разум ненавидит любовь. Ведь когда она приходит, его выключают.

Уже с первого дня разговоры с ним были подобны переживаниям, которые не забываются.

Медленно распространяющееся изнутри – из окрестностей, а может, и из самого сердца – тепло. А потом легкая грусть, чуть стискивающая горло. И сразу же радость. Радость до того дикая, что даже хочется плакать. И следом какое-то сверхъестественное вдохновение. А затем ласковое все длящееся и длящееся волнение. И над всем доминирует желание прикоснуться. Всего на миг, и лучше всего губами. Да! Это именно то. Это нежность.

Знаешь, я всегда немножечко скучала по тебе, даже когда ты был рядом со мной. Скучала как бы чуть-чуть про запас. Чтобы потом, когда ты пойдешь домой, не так сильно скучать. Но это все равно не помогало.

Думаешь, на языке жестов нельзя кричать?

Ты не представляешь, как много ты значишь для меня. Я многим обязана тебе, и не только своими чувствами. Благодаря тебе я стала наполненней, лучше, чувствую себя исключительной и незаурядной. Может, чуточку менее умной (все так относительно), но уж совершенно бесспорно чудесным образом отличенной. Да, я чувствую, что сейчас живу полней и куда осознанней. Я обожаю все те мысли и размышления, которыми ты одариваешь меня. Ты даже не представляешь, как они меня радуют.

Сколько боли и горя можно передать человеку меньше, чем за две минуты.

А мозг хорошо функционирует, только когда спокойна душа. За спокойствие души нужно платить.

Ты слишком многого требуешь и слишком много забираешь. А такого долго не выдержит даже доменная печь.

Когда будешь проходить мимо, сбавь чуть-чуть скорость. Я буду стоять там и ждать тебя.

Будь мудрей других и не показывай им этого…

Если что-то для меня важно, я никого не слушаюсь. Даже Разума.

Допамин — вещество, определяющее влюблённость. Его избыток может привести к истощению, аритмии, тахикардии, голоду, бессоннице либо сумасшествию.

Это становилось опасным. Она угрожающе близко подбиралась к состоянию, когда мужчина опять заполняет весь её мир. Ей не хотелось этого. Это должна быть дружба. Отнюдь не любовь!

А знаешь, с тобой мне вспоминаются все стихи, которые когда-либо трогали меня…

Людям хочется иногда расстаться, чтобы иметь возможность тосковать, ждать и радоваться возвращению.

Нет ничего несправедливей, чем скучать по кому-то без взаимности.

Я слышала, что в Германии только душевнобольные, студенты да коммунисты не моют по субботам свои машины.

Партийный секретарь не может быть педом. Он может быть педофилом, но не педом.

о сих пор он никому так подробно не описывал свои страдания. Не хотел. Да и потребности не было. Отец и так все знал без слов, а другие… Другие просто не имели значения. А вот ей он захотел рассказать всё. Каждую подробность. Про каждую слезинку. И он сделал это. Почему? Потому что она далеко и не увидит слёз? Или потому что больше нет никого другого, чтобы рассказать, а рассказать страшно хочется? А может это чистой воды эгоизм? Желание поделиться с кем-нибудь печалью прошлого и тем самым уменьшить её бремя? А может, она теперь так много для него значит, так важна, настолько настроена с ним в резонанс и настолько достойна доверия, что он уже не опасается даже такого уровня близости? И это тоже. Но, пожалуй, тем дело не кончается.

Композитор этот всегда был en vogue – как прежде, так и теперь. Это Бах. Всегдашний evergreen. Если бы тогда существовало MTV, там показывали бы клипы с музыкой Баха, как сейчас показывают «Пинк Флойд» или «Дженезис».

А рационализм о мистическом знает только то, что оно абсолютно не рационально.

— Матросы знают, что лучше всего в такую погоду? Нет, эти говнюки-матросы не знают! А в такую погоду лучше всего черешневый компот, потому как его одинаково вкусно и жрать, и блевать. Запомните на всю жизнь. И потом блевать — это вам не *****ься. И тут надо уметь. Кто же, мать вашу, блюёт с наветренного борта?

Боже, мы Тебе снимся вместе На краях тарелок, когда я разливаю суп, И на краешке супружеского остывшего ложа, В углубленьях морщинок около глаз. Мы упорно Тебе снимся вместе. И Ты соединяешь нам руки, Так что мы не можем убежать друг от друга. А если нет, То не введи нас во искушение. Пусть оплачут меня Воскресные домашние макароны. Дай заснуть И избави нас – Каждого по отдельности. Аминь.

Ну а то, что в ушах они носят серёжки… Это же просто гениально — как говорит одна из моих сотрудниц в банке, — по крайней мере, есть гарантия, что человек знает, что такое боль, и понимает толк в бижутерии.

Эта покорность была довольно-таки утонченным фрагментом системы, которую они выстроили на протяжении этой связи, хотя на самом-то деле Джим привязал к себе Ким совершенно другим. Он знал, где достать первоклассный кокаин, и прекрасно знал, как кокаин действует и что сделать, чтобы он подействовал еще лучше. Молекулы этого вещества быстрей всего попадают в кровь через слизистую оболочку, отчего большинство людей принимают его через нос. Но у женщин самая большая площадь слизистой оболочки – во влагалище. Там квадратные километры слизистой оболочки, сквозь которую в кровь может проникнуть любые частички с молекулярной массой, как у кокаина.

Джим и это прекрасно знал. Иногда, лежа в постели с Ким, он намеренно сдерживался и не входил в нее, пока она не начинала стонать от нетерпения и умолять его взять ее. И если у Джима было достаточно кокаина в кармане брюк или в ночном столике, он вскрывал пластиковый мешочек с порошком и, прежде чем войти в Ким, старательно натирал член кокаином. Он знал, что кокаин действует анестезирующе. Поэтому во время акта он регистрировал гораздо меньше сигналов от фрикции и мог ждать, не опасаясь, что, несмотря на сильное возбуждение, утратит контроль и пройдет через точку, после которой поворота для мужчины уже нет.

И хотя, если говорить по правде, Ким испытывала это благодаря своей слизистой оболочке, химическим свойствам и крохотным размерам молекулы кокаина, она была свято убеждена, что это следствие только и исключительно любви Джима.

В последнее время ей казалось, что секс с ней для мужа был чем-то вроде — как ей вообще могло прийти в голову? — католической мессы. Достаточно прийти в костел, ни о чём не думая, а потом неделю можешь жить спокойно.

Вчера я поехал на велосипеде в лес. Знаешь, о чём я всегда мечтал, когда мне казалось, что я влюблён? Я мечтал, чтобы в поцелуе ощутить вкус ягод, которые я перед этим собирал для НЕЁ в лесу. А ты любишь лес? А ягоды?

Только мастурбирующие женщины ясно знают, что возбуждает их, и способны попросить этого.

— Что ты делаешь, чтобы почувствовать себя секси? — Я надеваю обтягивающее платье и не надеваю трусики.

Они расставались, чтобы наконец-то встретиться.

— Крисси, — ей нравилось, когда её так называли, — как это тебе удается в семь утра иметь настроение, какое у туристов на Сейшелах бывает в десять перед завтраком?Она прекратила смеяться, посмотрела ему в глаза и сказала: — А ты проведи со мной одну ночь и узнаешь.

В зале ожидания не стоит сажать никаких деревьев.

Им не надо притворяться. И если они платят за твой ужин, то вовсе не для того, чтобы тем самым обеспечить себе право стянуть с тебя трусики.

Интересно бы знать, не был ли Бог после грибов, когда он мастерил Вселенную?

– Она поёт так, словно находится здесь, в этой комнате, и смотрит нам в глаза. Неужели ты не чувствуешь этого? – удивлялась она.Нет, он не чувствовал. Ему, кстати, вовсе не хотелось чувствовать ничье присутствие в комнате, кроме Дженнифер. И если бы Тебальди вдруг появилась здесь, он немедленно попросил бы её удалиться.

Наверное, Бог знает, что делает. Нашёл же Он мне тебя.

Она знает его всего тридцать минут, а уже поймала себя на том, что ревнует его к какой-то женщине.

Он научил меня, что следует покоряться своим желаниям, как только они приходят, и ничего не откладывать на потом.

Он был моим любовником и одновременно лучшей подругой. Нечто подобное случается только в фильмах и причем только тех, которые снимают в Калифорнии. А со мной случилось в действительности в дождливом Дублине.

Я ненавидел утра. Они напоминали мне, что у ночи бывает конец и что нужно вновь как-то справляться со своими мыслями.

Такие слова как — никогда, всегда, ничто, никто — нельзя произносить.

Когда-то ты спросил, что значит «тосковать по тебе». Приблизительно это сочетание задумчивости, мечтательности, музыки, благодарности за то, что я это ощущаю, радости, оттого что ты существуешь, и волн тепла в районе сердца.

Знаете что? Мне тут приснилось, что вы повесились. Проснулся я с большой радостью.

У меня неодолимая потребность иденцифицировать наши отношения. Дать им название, придать определённые границы и рамки.

Плакать надо, когда никто не мешает. Только тогда от этого получаешь радость.

Да, совсем не трудно было оставаться на уровне дружбы, исполненной симпатии, но с примесью двусмысленного флирта. Они пребывали в системе, сконструированной так, чтобы иметь возможность демонстрировать готовность к обещаниям, но никаких обещаний не давать. Чтобы совесть была спокойна.

Только бы он был, только бы захотел быть, только бы не исчез.

Ты подарил мне нечто, чему трудно даже подобрать название. Расшевелил во мне что-то, о существовании чего я даже не подозревала. Ты — часть моей жизни. И всегда будешь ею. Всегда.

Опасность для сердца представляешь ты.

Любовь включает в себя страдание. И оно неизбежно, хотя бы при расставаниях. А они расстаются каждый день. Дружба – нет. Любовь может быть неразделенной. Дружба – никогда. Любовь преисполнена гордыни, эгоизма, алчности, неблагодарности. Она не признает заслуг и не раздает дипломов. Кроме того, дружба исключительно редко бывает концом любви. И это не должна быть любовь! Самое большее – асимптотическая связь. Она должна непрестанно приближать их друг к другу, но так и не наградить прикосновением.

Я тосковала по тебе и не могла дождаться понедельника.

…[он] вовсе не случайно написал Сеть с большой буквы. Интернет постепенно становился чем-то культовым. Назвать его просто сетью, как ничего не значащее переплетение кабелей в банке или учреждении, означало бы отнять у Интернета мистическое очарование чего-то, что объединяет вне зависимости от любых разделений.

Томми был влюблён в Мерилин. В те времена мужчины и женщины ещё влюблялись друг в друга.

Береги себя. Имя у тебя красивое.

…. утратил способность переживать. Сердце его было как замороженный кусок мяса. Однажды он даже увидел его в кошмарном сне. Сморщенное и синее, как кусок говядины, вынутый из морозильника. Огромное, едва умещающееся в полости между тазом и ключицей.

Этот промороженный мешок с его сердцем шевелился. Регулярно сокращался и расширялся. Сквозь дырки мешка волдырями выпирало сине-красное мясо. И когда мешок с грохотом лопнул, он с криком проснулся…….

… Бог всё-таки есть. Просто какое-то время он отсутствовал.

Бог опять ничего не заметил…

Он с закрытыми глазами бежал за ней по темному лабиринту университетских коридоров и думал, что первое, что он сделает, это закурит. Глубоко затянется. Прикроет глаза и подумает, как было чудесно.

Нет ничего хуже одиночества.

Она купила проигрыватель и пластинки, чтобы я мог вместе с нею слушать музыку. Представляешь? Она покупала мне пластинки, которые никогда не могла услышать, и просила меня, чтобы я рассказывал ей музыку. Всё должно было быть так же, как с любой женщиной, у которой всё в порядке со слухом.

То, что было между ними, взросло на почве очарованности словом и выраженной вербально мыслью. И, наверное, было оно таким сильным, интенсивным и непрестанным, потому что практически не имело шансов исполниться в реальности.

Потом на специальных курсах я учился языку глухонемых. Целый год, показавшийся мне бесконечным. Помню, однажды я пришел к ней, и вот после ужина мы остались вдвоем в комнате. Я встал перед ней. Указательными пальцами обеих рук два раза под ключицы. Потом этими же пальцами дважды в направлении собеседника. Она расплакалась. Упала передо мной на колени и плакала. Два раза под ключицы. Два раза в направлении собеседника. Это так просто. «Я люблю тебя». Два раза под ключицы…

Духи уже давно оказывали на него особое воздействие. Они как сообщение, которое некто хочет передать. И тут никакой язык не нужен. Можно быть глухонемым, можно принадлежать к другой цивилизации, но сообщение ты всё равно поймёшь. В духах есть некий иррациональный, таинственный элемент.

Впрочем, вся история всего-навсего сговор. Главное, чтобы всех обмануть. Они и сговорились, что именно эту, а не другую ложь будут преподавать в школе.

Когда идёшь на береговой обрыв, который был тут уже восемь тысяч лет назад, то многие вещи, которые людям кажутся безмерно важными, утрачивают значение.

Я — это нейроны, дендриты, подбугорная область, средний мозг, мозжечок, ты — это главным образом нейропередатчики, фенилэтиламин, допамины и катехоламин.

А уж эта её худоба! Непристойная, провакационная, вызывающая и недостижимая худоба! После взгляда на нее не хотелось пить даже минеральную воду, потому что возникало подозрение, будто в ней слишком много калорий. Как-то ей пришло в голову, что секретаршу при её худобе вполне можно переслать по факсу.

Звуки и голоса можно переживать, не слыша их.

Это место могло бы быть декорацией фильма, но обязательно чёрно-белого о бессмысленности, серости и мучительности жизни.

… уныние, скорбь и боль способны убивать точно так же, как вирусы.

Всегда ведь можно убедить эскимосов, что во время долгой полярной ночи они тоже загорают. Под космическими лучами. И кремы для загара им будут очень полезны.

Это будет пятница. Это будет опять счастливая пятница, правда ведь?

Мне казалось, что невозможно быть ещё нежнее. Как будто у него было два сердца, вместо двух лёгких. А может, так оно и было…

Но они никогда не называли себя парой и ни разу не говорили о своём будущем. Они просто вместе проводили время. Он не любил её. Она всего лишь очень нравилась ему. И он желал её. Может, поэтому им и было так хорошо вместе.

Но ведь он всегда был, всегда, когда был необходим ей. И ничего не хотел взамен. Он попросту был.

Ты был всегда. Просто пришел с улицы, и так стало. Ты был всегда, с тех пор как я люблю тебя. Но и прежде тоже. Потому что никакого «прежде» до тебя не было.

Я благодарю тебя. Благодарю тебя со всей серьезностью и с неизменным легким волнением за то, что ты есть.
И за то, что я могу быть.

Он уже давно, то есть много лет, был убеждён, что никто по нему не скучает. Это был его собственный выбор.

Я так тебя люблю, что даже не могу себе представить завтра без тебя…

Неустанно напоминай мне, что мы только друзья. Ну, разве что и ты забудешься. Забыться могут даже самые лучшие друзья.

Рядом с ним, как ни с кем другим на свете, она чувствовала себя по-настоящему избранной и единственной.

А ты скажи ему, что хочешь. Всё равно ведь ты совершаешь грех, потому что хочешь…

Он просто прижал руку к сердцу и исчез из моей жизни.

Я отошлю этот текст и сотру его. В основном потому что хочу быть распущенной и развратной только для тебя.

В ту ночь я понял, почему отец пил, когда умерла мама. В ту ночь водка была как кислород. Снова можно было дышать.

Я хотела знать о женщинах из твоего прошлого совсем немножко. Самую малость. Всего лишь что они существовали, что у них были такие-то глаза, такие-то волосы, такие-то биографии и что они все в прошлом. Главным образом я хотела знать, что они окончательно и бесповоротно в прошлом.

В последние годы при бешеном темпе его жизни он редко испытывал чувство одиночества.

Трудно продавать эскимосам крем для загара. Даже если это крем самого высшего качества.

Джаз — это месть негров белым за рабство.

Знаешь ли ты, что глухонемые плачут точно так же, как люди, которые нормально слышат и говорят. Они издают совершенно те же самые звуки. Должно быть, плач, вызванный страданиями или радостью, был первое, что выработали люди. Ещё до того, как научились говорить.

Жизнь по преимуществу печальна. А сразу потом умираешь.

Воспоминания о виртуальных свиданиях с ней — это главным образом воспоминания об эмоциях.

А знаешь ли ты, что до сих пор ты ничего не поведала мне о своём теле? А ведь мы разговариваем уже больше трёх минут.

Браки не должны заключаться в тот лихорадочный период, каким является так называемая влюблённость. Это нужно запретить законом. Если уж не в течение всего года, то хотя бы в период с марта до мая, когда это состояние из-за нарушений в механизме выделения гормонов становится всеобщим и симптомы его особенно усиливаются.

Наверное, причина в доступности. Все было на расстоянии вытянутой руки. Ни ради чего не надо было стараться. Они уже знали друг у друга каждый волосок, каждый возможный запах, каждый возможный вкус кожи, и влажной, и сухой.

Некоторые из них время от времени повторялись. Однако уже не производили впечатления. Они просто входили в сценарий.

Без сигареты «сразу после» любовный акт кажется каким-то незавершённым.

А какого цвета белье ты охотнее всего снял бы?

Большинство моих друзей гомосексуалисты. Если не брать в расчет их несколько отличную ориентацию, они часто оказываются по-настоящему мужчинами.

Вовсе не нужно начало, чтобы была середина, поскольку в конце трудно что-либо предполагать.

Впервые, сидя в этом кресле, она испугалась, что он может перестать быть частью её жизни. Она уже не представляла себе такого. И задумалась, почему ощутила это именно сейчас, читая о синеве лабораторного зала, где машины занимались расшифровкой гена.

Не способная слышать реальный мир, она воображала, как могут выражаться звуки падающих из кухонного крана капель, смеха или плача ребенка, вздоха, когда она меня целует. Своими описаниями она творила совершенно иной мир. Куда более прекрасный.

Вот так ребёнок наивно верит, что если он закрыл глаза, то вокруг вовсе даже не темно.

Я не сказала ему, что люблю пурпурные розы. Для меня это слишком личное.

Он ничего особенного не требует от меня. Я должна только говорить, что сильно его хочу.

Запах можно описать так, что он обретет и вкус и цвет. А когда от слов исходят нежность и аромат, тогда… тогда надо чаще отключать модем.

Всё это время стоило произойти чему-нибудь существенному, и ему сразу же хотелось немедля поведать ей об этом. Это желание вкралось в его жизнь тихо и незаметно.

Боже, помоги мне быть таким человеком, каким считает меня моя собака.

Я люблю тебя. Очень. А еще больше я радуюсь, что могу тебя любить.

Он наивно думал, что я не замечала его уходов. А я даже наносекунды, проведенные без него, замечала.

Женщины живут воспоминаниями. Мужчины тем, что они забыли.

А может, это не так уж и важно? Может, необходимо только в начале? Может, хотеть лечь с кем-то в постель не самое важное, может, куда важней проснуться вместе утром и приготовить друг другу чай?

Словами можно заместить и запах, и прикосновение. Да, словами можно прикасаться. И ещё нежней, чем руками.

Жизнь продолжается. Как ни в чём не бывало. Опять вышли газеты и опять такие же автомобильные пробки на тех же самых улицах в тех же самых местах.

Сейчас я всецело благодарна миру за то, что он существует, и за то, что я существую в нем.

Ещё раз благодарю тебя за всё, а главное, за то, что ты есть.

В разгар депрессии ты совершенно вялый и тебе неохота даже перерезать себе вены. Ты ходишь или лежишь, будто в схватывающемся бетоне.

Когда мужчина встречает женщину, случиться может всё.

Если бы влюблённость длилась слишком долго, люди умирали бы от истощения, аритмии или тахикардии, голода либо бессонницы. Ну а те, кто случайно не умер, в наилучшем случае кончали бы жизнь в сумасшедшем доме.

У ангелов ведь не бывает хандры, плохих дней и морщин.

— Что вы делаете здесь в такое время?
— А вы не видите? Плачу.
— У вас есть разрешение?
— Нет. Я плачу без разрешения.

Разум: Давай, сердце, наливай!

Как правило, женщины ненавидят тех, кто привлекает внимание мужчин дешевой и вульгарной сексуальностью. Они считают, что такая дешевая вульгарность ведет к инфляции этого общего для всех женщин аргумента в их отношениях с мужчиной. С другой же стороны, они бывают поразительно едины в удивлении, когда сексуальность достигает степени подлинного искусства.

Его родители — наилучшее доказательство, что разделение на немцев и поляков всего лишь результат сговора историков, которым удалось убедить целые народы.

Он даже не представлял, каким безмерным бременем может стать невысказанная благодарность.

Вернёмся в наш последний день к нашему первому дню.

Почему такое случилось с тобой? Почему она умерла? Ведь ангелы же не умирают…

Он приводил меня в такие чудесно грешные места. Некоторые из них сейчас для меня святыни.

В духах есть некий иррациональный, таинственный элемент. «Шанель №5», «Лэр дю Тан» или «Поэм» подобны стихотворению, которые женщины носят на себе. А некоторые духи безумно эротические, притягивающие. Они заставляют оглянуться, а то и пойти за женщиной, которая ими душится.

Помню как однажды он шокировал меня вопросом: — Как ты думаешь, Эйнштейн онанировал?

Можно иметь плюшевого медвежонка, зайчика или щенка. А можно двойную спираль ДНК из плексигласа. Она, конечно, не мягкая, не плюшевая, и её не прижмешь к щеке. Зато в ней — гены.

То, что существует между ними, должно быть названо. Обязательно названо! Потому что это не какой-нибудь там роман! Это стократ выше. Роман? Звучит-то как… Назвать то, что между ними, романом все равно что возить бетон на строительство «роллс-ройсом». Вроде бы можно, но нелепо.

Попробуй. И ты почувствуешь привкус греха.

Если людей действительно создал Бог, то на Якуба он потратил немножко больше времени.

В Нью-Йорке так же, как и на Новой Гвинее, люди цепенеют от страха перед одиночеством и покинутостью. Известно ли тебе, что по одному из древнейших индийских мифов Создатель вызвал мир из небытия только лишь потому, что чувствовал себя одиноким? Известно ли тебе также, что американские учебники психиатрии квалифицируют отшельничество как форму психического растройства?

У тебя слишком запутанная биография. К тому же ты меняешь биографии других людей. На самом деле это другие люди жаждут изменить свою биографию ради тебя.

— Ты что, пьёшь? — Я? С чего ты взял? Это всего-навсего виски.

Муж уже давно не целовал её волосы и вообще он… такой чудовищно предсказуемый.

Отчаяние я превратил в философию. Всё, что не было трагическим, безнадёжным, душераздерающим, было абсурдно. Абсурдом, например, было есть, чистить зубы, проветривать комнату.

Возможно ли неутомимо желать того, кого знаешь уже несколько лет, кого видел, когда он кричит, блюет, храпит, мочится, не смывает после себя в клозете.

Я провела с ним 88 дней и 16 часов моей жизни. Ни у одного мужчины не было так мало времени, и ни один не дал мне так много. Один пробыл со мной 6 месяцев, и не сумел дать мне того, что у меня было с Элджотом уже после б часов. Я продолжала быть с этим человеком, так как считала, что его «шесть часов» еще наступят. Я ждала. Но они так и не наступили.

Эротика – это всегда создание воображения, но у большинства людей воображения, инспирированного некой телесностью.

И внезапно он осознал, что быть совсем одному означает также нежелание соединяться со всеми теми, кто был в его списке ICQ.

Виртуальная реальность вовсе не так же «полна искушений», как реальная. В виртуальной их куда как больше.

Зачем людям психотерапевт? Лучше чаще ходить к парикмахеру.

Почему он так страшно опоздал, – подумала она, – так поздно появился в моей жизни? Опоздал всего на одно «да».

Мужики похожи на некоторое радиоактивные элементы: у них очень короткий период полураспада. А дальше уже фоновое излучение. И преимущественно в других лабораториях. Хотя необязательно. Достаточно, чтобы лаборантка была чужая и молоденькая.

Чтение всегда помогает скоротать время.

Я очень высоко ценю тот факт, что ты появилась в моей жизни.

Не может быть для женщины большей муки, чем мужчина, который так добр, так верен, так любит, такой неповторимый и который не ждет никаких клятв.

Для того, чтобы ощущать присутствие женщины в доме, вовсе не нужно наличие зубной щетки в ванной комнате.

Налить тебе ещё? Но пить придется безо льда. Он растаял. Полностью. В точности как я…

Необыкновенное ощущение. Обычный лист, на котором могло бы быть пятно от пролитого вина или отпечаток губ на другой стороне. Интернет этого не заменит.

Сейчас его мозгу было по пути с кокаином.

Из всего вечного самый краткий срок у любви.

Тебе даже не представить, как безумно я радуюсь, что знаю тебя и могу сказать тебе об этом.

Например, он подарил мне такое чувство, когда кажется, что через минуту ты сойдёшь с ума от желания. И при этом ты знаешь, что желание твоё исполнится.

А возможно, ей хочется наконец рассказать кому-то о себе и быть уверенной, что этот кто-то хочет выслушать её и у него есть на это время?

Тишины не существует. Где нет пустоты, то есть всюду там, где можно дышать и есть движение, тишины нет.

Звёзды ведь тоже выгорают.

Называлась она ICQ. Авторы использовали буквы «I», «С», «Q», поскольку, произнесённые последовательно, они дают аналог английской фразы «I seek you», что означает «Я ищу тебя».

Ко мне он обращается не иначе как «Сердце». А моё имя полностью игнорирует. Я уже привыкла. Для него я «Сердце». В этом, наверно, нет ничего оскорбительного?

У них становилось всё больше техники и всё меньше общения.

Моя вечность длилась 88 дней и 16 часов.

У неё мелькнула мысль, что с ним все барьеры рушатся.

Это всего лишь Интернет…

Он заметил, что с тех пор, как они знакомы, события, чувства и мысли обретают подлинное значение только после того, как он расскажет ей о них.

Знаешь ли ты, что по убеждению людей одиночество — наихудший род страданий?

Для меня хирурги — это бесспорная элита медицины. Художники. На мой взгляд, у них гораздо больше извилин в мозгу по сравнению с другими врачами, а кроме того, они являются обладателями демонических рук, от которых зависит жизнь или смерть.

Почему мужчины так боятся незнания того, что знает женщина?

Трудно быть только знакомым человека, о котором ты знаешь, что он без колебаний отдаст тебе, если в этом будет необходимость, собственную почку.

Женщины, которые имели значение в моей жизни, знали моё прошлое.

Ты поможешь мне, Разум? Для меня это очень важно. И я никогда этого не забуду. Поможешь? Ты не мог бы выключить на какое-то время Совесть? Она меня страшно донимает.

Предназначение — это выдумка и предрассудки. У Бога слишком много важных дел в голове, чтобы ещё предназначать судьбу каждому в этом многомиллиардном человеческом муравейнике. Да и нет такого предназначения, которое обрекает на смерть восьмилетнего ребёнка.

Единственное, чем можно победить фобию, это бороться с фобией. Это действенный метод. На принципе прививки. Делаешь прививку подсознанию.

Иногда ему казалось, будто он слышит, как она закрывает глаза.

О твоем существовании я узнала около 16.30. Сейчас в Варшаве всего 17.15, а ты уже сумел удивить меня, поразить, заинтересовать, растрогать, вызвать зависть, опечалить и обрадовать. В последнее время у меня мало переживаний, оттого я острей воспринимаю подобные чувства.

Куда больше любви он обнаруживает во внезапном потоке энергии между зрачками.

Он не плакал. Не мог. Слезы пришли через несколько дней, после похорон, когда он вернулся с кладбища и увидел в ванной её халат, зубную щетку, а на ночном столике у кровати закладку в недочитанной книжке.

Ведь одиночество — наихудшая разновидность страдания! Разве не потому Господь Бог сотворил мир, что чувствовал себя одиноким? Ладно, пускай он храпит, оставляет грязные носки посреди комнаты, курит в спальне. Но только пусть будет.

Якуб, я когда-нибудь говорила, как я люблю думать о тебе? Наверно, говорила, но мне нравится думать, будто ещё не говорила. Сегодня я много раз думала о тебе.

А ведь я могла бы вместе с ним копать колодец, если бы оказалось, что там, куда он меня привёз, ещё нет воды.

В Интернете всё одинаково далеко или одинаково близко, что, в сущности, одно и то же.

Он плакал и пил, и чем больше пил, тем больше плакал.

Она иногда воображала себе мир без мужчин, но мир без двух этих своих подруг представить не могла.

В ее жизни они были «всегда». И хотя, а может, потому, что все три они были совершенно разные, ей казалось, что без них мир лишился бы одного измерения. Стал бы плоским.

Сон, всякий сон — это психоз. Со всем, что присуще психозу: смешением чувственных ощущений, безумством, абсурдом. Своего рода кратковременный психоз. Безвредный, начинающийся с согласия человека и кончающийся по его воле пробуждения. Очищающий: так, по крайней мере, утверждает Фрейд. А он был знаток этой сферы.

Как далеко она может пойти, чтобы ощутить нечто большее, нежели этот давно забытый трепет, когда мужчина вновь и вновь целует твои волосы и закрывает при этом глаза?

Хуже всего страх перед тем, что нельзя назвать. От страха без названия не помогает даже шприц.

Знаешь ли ты, что письмо это я писала минимум тысячу раз?
Писала мысленно, писала на песке пляжа, писала на самой лучшей бумаге, какую только можно купить в Соединенном Королевстве, писала авторучкой у себя на бедре. Писала на конвертах пластинок с музыкой Шопена.

Но так и не отослала.

Я столько раз писала его…

Одиноким бываешь только тогда, когда на это есть время.

Я всё ещё немножко влюблена, ещё полна остатками бессмысленной любви, и мне так грустно сейчас, что захотелось кому-нибудь сказать об этом. Какому-нибудь совершенно чужому человеку, который не сможет меня обидеть. Наконец будет хоть какая-то польза от этого Интернета.

Здесь ничего не отвлекает внимание. Ни запах, ни внешность, ни слишком маленькая грудь. В Сети образ создаёшь словами. Собственными словами.

Ты думаешь, можно отличить больной разум от больной души? Спрашиваю это из любопытства. У меня было все больное. Каждая клеточка. Но это уже прошло. Может, я не вполне здоров, однако, вне всяких сомнений, излечен.

В Интернете самое главное – слова и воображение.

Лучше поварского дела только хороший джаз и долгий секс.

Мужчины до того тщеславны, что жаждут, чтобы даже в Интернете с ними знакомились только красивые женщины. И неважно, что в данном случае красота не играет никакой роли. Она незрима и поэтому несущественна. Но мужчины, даже совершенно случайно выбранные для знакомства, хотят верить, и по преимуществу свято верят, что являются настолько исключительными, что привлекают внимание только красивых женщин.

Он давал всё и ничего не хотел взамен. Совершенно ничего. Никаких обещаний, никаких клятв, что «только он и никто другой». Попросту ничего.

Он просто существует и дает уверенность, что так будет вечно. Вот только боишься, что вечность эта — без всяких стандартных обетов — будет короткой…

Уже 3 дня я поразительно болезненно ощущаю, как прочно ты вошел в мою жизнь и что происходит со мной, когда ты эмигрируешь из неё.

Он желал её и в награду регулярно получал в своё распоряжение её тело.

Ты знаешь, что книжки могут стать бинтом и гипсом?..

И только через год после того поцелуя в парке во время первой их ночи, когда они нагие бесстыдно наслаждались он сказал ей, что любит её больше, чем боится кары. Любой кары.

В последнее время то, что она принадлежала не только ему, доводило его до безумия. А ведь совсем еще недавно он был убежден, что его ничуть не трогает то, что каждый вечер она ложится в постель с другим мужчиной.

Просто мужчина этот появился у нее до гигантского метеорита, которым является, разумеется, он, Якуб. И он верил, что мужчина этот вскоре исчезнет. Как динозавр.

Представляешь, я даже понятия не имею, как могут выглядеть твои глаза, когда в них стоят слёзы.

Статистика не лжёт. Лгут только статистики.

Память — функция эмоций.

В Интернете всё «на расстоянии вытянутой руки». Надо только знать, как вытянуть руку.

Твоя реакция расходует слишком много тепла. Ты слишком многого требуешь и много забираешь. А такого долго не выдержит даже доменная печь. Ты выгораешь. Кроме того, ты подбрасываешь топливо только в одну печь. Смотри, Сердце, ведь вторая у тебя гаснет. Но пока еще теплится. Ещё не поздно. Пока что ты можешь раздуть там огонь.

Переживания – это самое важное. Только ради переживаний и стоит жить. И ради того, чтобы потом можно было о них кому-то рассказать.

Блюз соткан из печали. Так тебе скажет любой негр в Новом Орлеане.

Интернет, он такой. Немножко напоминает исповедальню, а разговоры – нечто наподобие групповой исповеди. Иногда ты оказываешься исповедником, иногда – исповедующимся. Это результат расстояния и уверенности, что всегда можно вытащить штекер из гнезда.

И перестань плакать, Сердце, потому что, когда я это вижу, теряю Рассудок.

Мозг снова позволил обмануть себя. И тело тоже.

Сейчас даже fuck значит не то, что значило когда-то. И по правде сказать, что жаль…

Торговаться с Совестью — дело бессмысленное.

– Наконец-то хоть какое-то разнообразие среди этих унылых «кофе или чай»! Двойная водка, немного сока. Вместо завтрака.

Если бы она уходила от меня медленно, шаг за шагом, если бы отламывала от сердца по кусочку, было бы гораздо легче.

Она была провоцирующе непосредственна.

А по утрам самое худшее время для людей в депрессии.

Потом пошли мужчины без смысла. И чем больше их было, тем меньше мне хотелось сближаться с каждым последующим.

Я ведь виртуальна. Как ангел. Ангелы тоже виртуальны. Они всегда были такие. Даже за тысячу лет до Интернета.

— Тебе сегодня ночью кто-нибудь расплетет волосы или сделать попрочней?
— Не расплетет, потому что находится далеко и даже не знает, как мне этого хочется. Но делай так, как будто он расплетет.

Интернету надо бы поклоняться точно так же, как вину и огню. Потому что это гениальное изобретение. Какая ещё почта бывает открыта в два часа ночи?

А когда я вернусь, то сяду к тебе на колени, положу руки тебе на плечи и буду целовать твоё лицо. Сантиметр за сантиметром.

Запись боли в одном пространстве памяти нельзя стереть записями счастья в других.

И с каждым словом, с каждой фразой он делался ей все ближе. Она никак не могла вспомнить, чем заполняла время в этом кабинете, прежде чем отыскала его.

Женщина является эрогенной зоной вся в целостности, а в этой целостности самый эрогенный участок — мозг.

Боишься, что когда нибудь будешь биться над именинным тортом, трагически полным свечек, и сожалеть, что время твое прошло, а ты так ничего и не пережило? Ни одной стоящей аритмии, ни одной романтической долговременной тахикардии или хотя бы мерцания предсердия? Этого ты боишься, Сердце? Или ты боишься, что если будешь биться ради одного единственного мужчины, у тебя возникнет чувство утраченных возможностей?

Она хотела пожара каждую ночь. Но каждую ночь он бывает только у пожарников.

Он подумал о том, как далеко можно зайти, притворяясь, будто чего-то не существует.

Возможно, – думала она, – так устроено в мире, что женщина, если у неё есть такой шанс, хотела бы быть самым главным в жизни как можно большего числа мужчин. Женщина может любить одновременно двух мужчин до тех пор, пока один из них не узнает об этом.

Когда от него ушла Наталья, больше всего он не мог смириться с тем, что на следующий день жизнь по-прежнему продолжалась. Как ни в чем не бывало. Тогда тоже мир не остановился. Даже на краткий миг. Бог опять ничего не заметил…

В американском университете может не быть библиотеки, но автомат с «колой» будет обязательно.

Виски, новая причёска, звёзды на небе. Блаженство…

Однажды он написал: Я вчера был в парфюмерном магазине и видел, как женщины с удовольствием прыскали себе на внутреннюю часть запястья новые духи, а потом нюхали их. Глядя на них, я вдруг понял, с каким наслаждением я целовал бы твои запястья. И он сразу же задал тот самый вопрос. Впервые он отважился на такое. До той поры он старательно обходил все темы, которые могли бы вынудить ее рассказать что-то о других мужчинах в ее жизни.

тут он вдруг спросил: Кто-нибудь целует тебе запястья? Ей тогда стало так грустно. Она коснулась пальцами экрана монитора. И почувствовала, что должна ответить. — Никто никогда не целовал и не целует мне запястья. Ни с какой стороны. До тебя никто даже на секунду не проявил интереса к моим запястьям. — И она тут же допечатала: — Когда мы встретимся, ты ведь будешь их целовать, да? Тогда он ей ничего не ответил.

Значение имеют только те дни, которых мы ещё не знаем.

Сердце: Тому, кто всю жизнь прожил в иглу, не понять, как в ноябре, когда за окном льёт дождь, блаженно чувствуешь себя на мягком ковре у камина. (…) Разум: Нет ничего хуже, чем камин в пустом доме на следующий день. Осталась только зола, которую надо вынести. И очень часто не оказывается никого, кто сделал бы это для тебя. Ты думало, Сердце, об этом? В иглу всегда одинаково. Скучно? Холодно? Возможно. Но нет золы. В дополнение к золе ведь нужен огонь.

Он никогда не говорил про печаль, хотя я знала, что он пережил бесконечно печальные времена. Он заражал оптимизмом. Дождь для него был всего лишь коротким промежутком перед появлением солнца. Всякий, кто жил в Дублине, поймет, что подобный образ мыслей — пример сверхоптимизма. Это при нем я открыла, что носить можно не только черное.

И при этом ты знаешь, что желание твое исполнится. Он умел рассказать мне сказку о каждом кусочке моего тела. И не было такого места, которого он не коснулся бы или не изведал его вкус. Будь у него время, он перецеловал бы каждой волосок у меня на голове. Все по очереди.

Единственное, что я мог сделать, чтобы пережить разлуку, это полностью исчезнуть из твоей жизни. Ты была бы несчастлива здесь со мной. Я не был бы счастлив там. Мы с тобой из разделённого мира…

Я страдала, как ребенок, которого отдали на неделю в приют, а потом забыли взять. Я тосковала. Невероятно. Я любила его и потому не могла желать ему плохого и оттого еще больше страдала. Через некоторое время в отместку я перестала слушать Шопена. Потом — в отместку — выбросила пластинки со всеми операми, которые мы слушали вместе. Потом — в отместку — возненавидела всех поляков. Кроме одного. Его. Потому что на самом деле я не способна мстить.

Ему хотелось, чтобы она думала только о нем – когда испытывает радость, принимает решение, бывает растрогана или взволнована. Чтобы думала только о нем, когда слушает музыку, которая ее восхитила, весело смеется над анекдотом или плачет от избытка чувств в кино. Хотелось, чтобы она думала о нем, когда выбирает белье, духи или краску для волос.

Чтобы единственная мысль утром, когда она просыпается, и вечером, когда засыпает, была о нем.

Бывают такие моменты, когда боль до того сильна, что невозможно дышать. Природа придумала хитрый механизм и неоднократно испытала его. Ты задыхаешься, инстинктивно пытаешься справиться с удушьем и на миг забываешь о боли. Потом боишься возвращения удушья и благодаря этому можешь пережить горе. Там, возле могилы, я не мог дышать. Там это случилось со мной впервые.

Она была необыкновенно сама она говорила «отвратительно» интеллигентна. Это отпугивало от неё многих мужчин, которых привлекала своей внешностью и вызывающей сексуальностью, но которые после нескольких минут разговора начинали испытывать сомнения готовы ли они на «такое» усилие, ради того чтобы затащить её в постель.

Он подумал о том, как далеко можно зайти, притворяясь, будто чего-то не существует.

Кроме его ухаживаний и интереса к ней, а также того, что у неё закружилась голова, ничто их не связывало. Но он вполне мог не знать о том, что у неё закружилась голова…

Когда от него ушла Наталья, больше всего он не мог смириться с тем, что на следующий день жизнь по-прежнему продолжалась. Как ни в чем не бывало. Тогда тоже мир не остановился. Даже на краткий миг. Бог опять ничего не заметил…

Каждая, кто проходит мимо тебя, хотя бы могла остановиться, совершает ошибку. И даже не представляет какую.

Если бы мир выбрал иной сценарий развития, дав, к примеру, всем видам одно и то же количество мутаций, и если бы собаки умели говорить, они всё равно никогда бы не унизились до того, чтобы заговорить с людьми.

В американском университете может не быть библиотеки, но автомат с «колой» будет обязательно.

Возможно, – думала она, – так устроено в мире, что женщина, если у неё есть такой шанс, хотела бы быть самым главным в жизни как можно большего числа мужчин. Женщина может любить одновременно двух мужчин до тех пор, пока один из них не узнает об этом.

Она хотела пожара каждую ночь. Но каждую ночь он бывает только у пожарников.

Боишься, что когда нибудь будешь биться над именинным тортом, трагически полным свечек, и сожалеть, что время твое прошло, а ты так ничего и не пережило? Ни одной стоящей аритмии, ни одной романтической долговременной тахикардии или хотя бы мерцания предсердия? Этого ты боишься, Сердце? Или ты боишься, что если будешь биться ради одного единственного мужчины, у тебя возникнет чувство утраченных возможностей?

Если бы мир выбрал иной сценарий развития, дав, к примеру, всем видам одно и то же количество мутаций, и если бы собаки умели говорить, они всё равно никогда бы не унизились до того, чтобы заговорить с людьми.

Она была необыкновенно сама она говорила «отвратительно» интеллигентна. Это отпугивало от неё многих мужчин, которых привлекала своей внешностью и вызывающей сексуальностью, но которые после нескольких минут разговора начинали испытывать сомнения готовы ли они на «такое» усилие, ради того чтобы затащить её в постель.

Бывают такие моменты, когда боль до того сильна, что невозможно дышать. Природа придумала хитрый механизм и неоднократно испытала его. Ты задыхаешься, инстинктивно пытаешься справиться с удушьем и на миг забываешь о боли.

Там, возле могилы, я не мог дышать. Там это случилось со мной впервые.

Я страдала, как ребенок, которого отдали на неделю в приют, а потом забыли взять. Я тосковала. Невероятно. Я любила его и потому не могла желать ему плохого и оттого еще больше страдала. Через некоторое время в отместку я перестала слушать Шопена. Потом — в отместку — выбросила пластинки со всеми операми, которые мы слушали вместе. Потом — в отместку — возненавидела всех поляков. Кроме одного. Его. Потому что на самом деле я не способна мстить.

Ему хотелось, чтобы она думала только о нем – когда испытывает радость, принимает решение, бывает растрогана или взволнована. Чтобы думала только о нем, когда слушает музыку, которая ее восхитила, весело смеется над анекдотом или плачет от избытка чувств в кино. Хотелось, чтобы она думала о нем, когда выбирает белье, духи или краску для волос. Чтобы только о нем думала на улице, когда деликатно отводит взгляд от целующейся пары. Чтобы единственная мысль утром, когда она просыпается, и вечером, когда засыпает, была о нем.

Сердце: Тому, кто всю жизнь прожил в иглу, не понять, как в ноябре, когда за окном льёт дождь, блаженно чувствуешь себя на мягком ковре у камина.

Разум: Нет ничего хуже, чем камин в пустом доме на следующий день. Осталась только зола, которую надо вынести. И очень часто не оказывается никого, кто сделал бы это для тебя. Ты думало, Сердце, об этом? В иглу всегда одинаково. Скучно? Холодно? Возможно. Но нет золы. В дополнение к золе ведь нужен огонь.

Он никогда не говорил про печаль, хотя я знала, что он пережил бесконечно печальные времена. Он заражал оптимизмом. Дождь для него был всего лишь коротким промежутком перед появлением солнца. Всякий, кто жил в Дублине, поймет, что подобный образ мыслей — пример сверхоптимизма. Это при нем я открыла, что носить можно не только черное.

Например, он подарил мне такое чувство, когда кажется, что через минуту ты сойдешь с ума от желания. И при этом ты знаешь, что желание твое исполнится. Он умел рассказать мне сказку о каждом кусочке моего тела. И не было такого места, которого он не коснулся бы или не изведал его вкус. Будь у него время, он перецеловал бы каждой волосок у меня на голове. Все по очереди.

Значение имеют только те дни, которых мы ещё не знаем.

Единственное, что я мог сделать, чтобы пережить разлуку, это полностью исчезнуть из твоей жизни. Ты была бы несчастлива здесь со мной. Я не был бы счастлив там. Мы с тобой из разделённого мира…

Если бы она уходила от меня медленно, шаг за шагом, если бы отламывала от сердца по кусочку, было бы гораздо легче.

Однажды он написал:
Я вчера был в парфюмерном магазине и видел, как женщины с удовольствием прыскали себе на внутреннюю часть запястья новые духи, а потом нюхали их. Глядя на них, я вдруг понял, с каким наслаждением я целовал бы твои запястья.

Кто-нибудь целует тебе запястья?
Ей тогда стало так грустно. Она коснулась пальцами экрана монитора. И почувствовала, что должна ответить.
— Никто никогда не целовал и не целует мне запястья. Ни с какой стороны. До тебя никто даже на секунду не проявил интереса к моим запястьям. — И она тут же допечатала: — Когда мы встретимся, ты ведь будешь их целовать, да?
Тогда он ей ничего не ответил.

Женщина является эрогенной зоной вся в целостности, а в этой целостности самый эрогенный участок — мозг.

Запись боли в одном пространстве памяти нельзя стереть записями счастья в других.

— Тебе сегодня ночью кто-нибудь расплетет волосы или сделать попрочней? — Не расплетет, потому что находится далеко и даже не знает, как мне этого хочется. Но делай так, как будто он расплетет.

И с каждым словом, с каждой фразой он делался ей все ближе. Она никак не могла вспомнить, чем заполняла время в этом кабинете, прежде чем отыскала его.

Интернету надо бы поклоняться точно так же, как вину и огню. Потому что это гениальное изобретение. Какая ещё почта бывает открыта в два часа ночи?

Я ведь виртуальна. Как ангел. Ангелы тоже виртуальны. Они всегда были такие. Даже за тысячу лет до Интернета.

Потом пошли мужчины без смысла. И чем больше их было, тем меньше мне хотелось сближаться с каждым последующим.

А по утрам самое худшее время для людей в депрессии.

Уже 3 дня я поразительно болезненно ощущаю, как прочно ты вошел в мою жизнь и что происходит со мной, когда ты эмигрируешь из неё.

Мужчины до того тщеславны, что жаждут, чтобы даже в Интернете с ними знакомились только красивые женщины. И неважно, что в данном случае красота не играет никакой роли. Она незрима и поэтому несущественна. Но мужчины, даже совершенно случайно выбранные для знакомства, хотят верить, и по преимуществу свято верят, что являются настолько исключительными, что привлекают внимание только красивых женщин.

Он желал её и в награду регулярно получал в своё распоряжение её тело.

Он давал всё и ничего не хотел взамен. Совершенно ничего. Никаких обещаний, никаких клятв, что «только он и никто другой». Попросту ничего. Это был единственный ужасный недостаток. Не может быть для женщины большей муки, чем мужчина, который так верен, так любит, такой неповторимый и который не ждет никаких клятв. Он просто существует и дает уверенность, что так будет вечно. Вот только боишься, что вечность эта — без всяких стандартных обетов — будет короткой…

Ты думаешь, можно отличить больной разум от больной души? Спрашиваю это из любопытства. У меня было все больное. Каждая клеточка. Но это уже прошло. Может, я не вполне здоров, однако, вне всяких сомнений, излечен.

Здесь ничего не отвлекает внимание. Ни запах, ни внешность, ни слишком маленькая грудь. В Сети образ создаёшь словами. Собственными словами.

Знаешь ли ты, что письмо это я писала минимум тысячу раз? Писала мысленно, писала на песке пляжа, писала на самой лучшей бумаге, какую только можно купить в Соединенном Королевстве, писала авторучкой у себя на бедре. Писала на конвертах пластинок с музыкой Шопена. Я столько раз писала его… Но так и не отослала.

Я всё ещё немножко влюблена, ещё полна остатками бессмысленной любви, и мне так грустно сейчас, что захотелось кому-нибудь сказать об этом. Какому-нибудь совершенно чужому человеку, который не сможет меня обидеть. Наконец будет хоть какая-то польза от этого Интернета.

Одиноким бываешь только тогда, когда на это есть время.

– Наконец-то хоть какое-то разнообразие среди этих унылых «кофе или чай»! Двойная водка, немного сока. Вместо завтрака.

Она была провоцирующе непосредственна.

Блюз соткан из печали. Так тебе скажет любой негр в Новом Орлеане.

Торговаться с Совестью — дело бессмысленное.

Люди следуют по трассам, предуказанным судьбой или предназначением – неважно, как это называется. На какой-то миг трассы эти пересекаются с нашей и вновь расходятся. Только немногие и крайне редко выказывают желание идти по нашей трассе и остаются с нами чуть дольше. Однако бывают и такие, кто существует с нами достаточно долго, чтобы их захотелось удержать. Но и они уходят дальше.

Мозг снова позволил обмануть себя. И тело тоже.

Интернет, он такой. Немножко напоминает исповедальню, а разговоры – нечто наподобие групповой исповеди. Иногда ты оказываешься исповедником, иногда – исповедующимся. Это результат расстояния и уверенности, что всегда можно вытащить штекер из гнезда.

Переживания – это самое важное. Только ради переживаний и стоит жить. И ради того, чтобы потом можно было о них кому-то рассказать.

Он не плакал. Не мог. Слезы пришли через несколько дней, после похорон, когда он вернулся с кладбища и увидел в ванной её халат, зубную щетку, а на ночном столике у кровати закладку в недочитанной книжке.

Твоя реакция расходует слишком много тепла. Ты слишком многого требуешь и много забираешь. А такого долго не выдержит даже доменная печь. Ты выгораешь. Кроме того, ты подбрасываешь топливо только в одну печь. Смотри, Сердце, ведь вторая у тебя гаснет. Но пока еще теплится. Ещё не поздно. Пока что ты можешь раздуть там огонь.

Сейчас даже fuck значит не то, что значило когда-то. И по правде сказать, что жаль…

В Интернете всё «на расстоянии вытянутой руки». Надо только знать, как вытянуть руку.

Память — функция эмоций.

Представляешь, я даже понятия не имею, как могут выглядеть твои глаза, когда в них стоят слёзы.

И только через год после того поцелуя в парке во время первой их ночи, когда они нагие бесстыдно наслаждались он сказал ей, что любит её больше, чем боится кары. Любой кары.

Хуже всего страх перед тем, что нельзя назвать. От страха без названия не помогает даже шприц.

Как далеко она может пойти, чтобы ощутить нечто большее, нежели этот давно забытый трепет, когда мужчина вновь и вновь целует твои волосы и закрывает при этом глаза?

Сон, всякий сон — это психоз. Со всем, что присуще психозу: смешением чувственных ощущений, безумством, абсурдом. Своего рода кратковременный психоз. Безвредный, начинающийся с согласия человека и кончающийся по его воле пробуждения. Очищающий: так, по крайней мере, утверждает Фрейд. А он был знаток этой сферы.

Она иногда воображала себе мир без мужчин, но мир без двух этих своих подруг представить не могла. В ее жизни они были «всегда». И хотя, а может, потому, что все три они были совершенно разные, ей казалось, что без них мир лишился бы одного измерения. Стал бы плоским.

Ко мне он обращается не иначе как «Сердце». А моё имя полностью игнорирует. Я уже привыкла. Для него я «Сердце». В этом, наверно, нет ничего оскорбительного?

Звёзды ведь тоже выгорают.

Тишины не существует. Где нет пустоты, то есть всюду там, где можно дышать и есть движение, тишины нет.

Сейчас его мозгу было по пути с кокаином.

А возможно, ей хочется наконец рассказать кому-то о себе и быть уверенной, что этот кто-то хочет выслушать её и у него есть на это время?

Для того, чтобы ощущать присутствие женщины в доме, вовсе не нужно наличие зубной щетки в ванной комнате.

Например, он подарил мне такое чувство, когда кажется, что через минуту ты сойдёшь с ума от желания. И при этом ты знаешь, что желание твоё исполнится.

Тебе даже не представить, как безумно я радуюсь, что знаю тебя и могу сказать тебе об этом.

Из всего вечного самый краткий срок у любви.

Налить тебе ещё? Но пить придется безо льда. Он растаял. Полностью. В точности как я…

Необыкновенное ощущение. Обычный лист, на котором могло бы быть пятно от пролитого вина или отпечаток губ на другой стороне. Интернет этого не заменит.

Не может быть для женщины большей муки, чем мужчина, который так добр, так верен, так любит, такой неповторимый и который не ждет никаких клятв.

Чтение всегда помогает скоротать время.

Я очень высоко ценю тот факт, что ты появилась в моей жизни.

Мужики похожи на некоторое радиоактивные элементы: у них очень короткий период полураспада. А дальше уже фоновое излучение. И преимущественно в других лабораториях. Хотя необязательно. Достаточно, чтобы лаборантка была чужая и молоденькая.

В последнее время то, что она принадлежала не только ему, доводило его до безумия. А ведь совсем еще недавно он был убежден, что его ничуть не трогает то, что каждый вечер она ложится в постель с другим мужчиной. Ему казалось, что этот человек, овладевающий ею, как только у него возникает желание, является как бы фрагментом ее биографии, которая сложилась, когда его, Якуба, в её жизни еще не было. Просто мужчина этот появился у нее до гигантского метеорита, которым является, разумеется, он, Якуб.

И он верил, что мужчина этот вскоре исчезнет. Как динозавр.