Яркие цитаты Маргарет Тэтчер (400 цитат) 📃

В последнее время женщины стали очень рьяно бороться за свои права, чтобы во всем быть наравне с мужчинами. Маргарет Тэтчер стала первой женщиной, занявшей пост премьер-министра в европейском государстве. За ней закрепилось прозвище «железная леди», хотя ранее Маргарет и называли «похитительницей молока». В данной подборке собраны яркие цитаты Маргарет Тэтчер.

Он так молчит, что хочется раздеться.

Вовсе не обязательно соглашаться с собеседником, чтобы найти с ним общий язык.

Быть сильной — это как быть леди. Если надо говорить об этом, значит ты такой не являешься.

Невозможно понять всех, если не прислушаться к каждому.

Чтобы выиграть сражение, его иногда приходится давать дважды.

Если ты настроена только на то, чтобы кому-то нравиться, ты должна быть готова идти на компромисс по любому поводу в любое время — и ты никогда ничего не достигнешь.

Вежливость сегодня ценится все дороже, нахальство вообще не имеет цены.

Не скажу, чтобы мне повезло. Просто я заслужила это.

Не следует беззастенчиво лгать; но иногда необходима уклончивость.

Я исключительно терпелива, если в конечном итоге всё выйдет по-моему.

Делать всё с открытым сердцем — не самая хорошая идея. Сердце должно оставаться закрытым, так оно лучше функционирует.

Пока я ехала сюда, я проезжала местный кинотеатр, и выяснила, что вы меня ждёте, потому что на афише было написано: «Мумия возвращается».

Тем кто ждёт, затаив дыхание, любимую журналистскую фразу: «поворот на 180 градусов» я могу сказать лишь одно: «Поворачивайте, если хотите». Леди развернуть себя не позволит!

Статистика — настоящий роман.

Европейский союз принципиально не может быть «демократической» структурой: попытки достичь этой иллюзорной цели на деле ведут к дальнейшему ущемлению бедных стран…

Если вы хотите что-либо услышать, спросите мужчину. Если вы хотите что-либо сделать, попросите женщину.

Нет никаких «общественных денег», есть только деньги налогоплательщиков.

Это потрясающе — иметь на руках реальный кризис, после того как половина твоей политической жизни ушла на всякие скучные вещи вроде охраны среды!

Такой вещи, как общество, не существует. Есть отдельные мужчины, отдельные женщины, и есть семьи.

Составляя свое впечатление о человеке за первые десять секунд, я очень редко меняю его.

Не важно, сколько болтают мои министры, лишь бы они делали то, что я говорю.

Все мужчины слабы, а слабее всех джентльмены.

Нет ни малейшего смысла быть жалкой мягкой субстанцией в кресле. Разве не так?

Петух, может быть, хорошо кукарекает, но яйца все-таки несёт курица.

Дом должен быть центром, но не границей мира женщины.

Сегодня у женщин есть много возможностей проявить себя: некоторые из нас даже управляют странами. Но, говоря по чести, нам больше идёт ридикюль, чем штык.

Европа была создана историей. Америка – философией.

Все лезут на Эверест для себя, но каждый поднимает над вершиной флаг своей страны.

Бесплатный сыр бывает только в мышеловке.

Если я буду выступать одна против сорока восьми, мне будет жаль этих сорок восемь.

Такой вещи, как общество, не существует. Есть отдельные мужчины, отдельные женщины, и есть семьи.

Быть могущественной — это как быть настоящей леди. Если вам приходится напоминать людям, что вы ею являетесь, то вы ею точно не являетесь.

Любая женщина, знакомая с проблемами ведения домашнего хозяйства, лучше понимает проблемы управления страной.

Демократические страны должны научиться перекрывать террористам и похитителям доступ к публичности, в которой они нуждаются, как в кислороде.

Свобода не может существовать без экономической свободы.

Мир без ядерного оружия был бы менее стабильным и более опасным для всех нас.

Я останусь до тех пор, пока не устану. А пока Британия во мне нуждается, я никогда не устану.

Как правило, мне достаточно десяти секунд, чтобы составить мнение о мужчине, и потом оно редко меняется.

Когда характер проявляет женщина, про нее говорят «вредная баба». Когда характер проявляет мужчина, про него говорят «отличный парень».

Все мужчины слабы, а слабее всех джентльмены.

Женщины гораздо лучше мужчин умеют говорить «нет».

Не скажу, чтобы мне повезло, просто я заслужила это.

Я не думаю, что при моей жизни женщина будет премьер-министром.

Если Тори не верит в то, что частная собственность — один из главных оплотов индивидуальной свободы, то ему лучше стать социалистом и закончить на этом.

Мы будем вынуждены снова научиться быть единой нацией, иначе когда-нибудь мы перестанем быть нацией.

Туда, где раздор, позвольте принести гармонию. Туда, где заблуждение, позвольте принести истину. Туда, где сомнение, позвольте принести веру. И туда, где отчаяние, позвольте принести надежду.

Каждая женщина, понимающая проблемы при управлении домом, близка к тому, чтобы понять проблемы, возникающие при управлении страной.

Пенни не падают к нам с небес, мы вынуждены зарабатывать их здесь на земле.

Никто бы и не помнил о «добром самаритянине», если бы у него были только благие намерения; у него также были и деньги.

Меня не волнует сколько говорят мои министры до тех пор, пока они делают то, что я им сказала.

Поражение? Я не признаю значение этого слова!

Нет никаких «государственных денег», есть только деньги налогоплательщиков.

Мне нравится господин Горбачёв. С ним можно иметь дело.

Социалисты кричат «Власть людям!» и поднимают сжатый кулак. Все мы знаем, что это значит на самом деле: «Власть над людьми. Власть Государству».

Инженер — это человек, который может объяснить, как работает то или иное устройство, но не может объяснить, почему оно не работает.

Если вы не хотите ехать в этом поезде, то не важно, быстро он идет или медленно.

Составляя свое впечатление о человеке за первые десять секунд, я очень редко меняю его.

Единственный способ взобраться на вершину лестницы – преодолевать ступеньку за ступенькой, по одной за раз. И в процессе этого подъема Вы внезапно обнаружите у себя все необходимые качества, навыки и умения, нужные для достижения успеха, которыми Вы, вроде бы, никогда не обладали.

Нужно хорошо изучить своего врага, тогда однажды можно превратить его в друга.

Не важно, сколько болтают мои министры, лишь бы они делали то, что я говорю.

Все лезут на Эверест для себя, но каждый поднимает над вершиной флаг своей страны.

90% наших забот касается того, что никогда не случится.

Дом должен быть центром, но не границей мира женщины.

Страсть к победе пылает в каждом из нас. Воля к победе — вопрос тренировки. Способ победы — вопрос чести.

Нет ни малейшего смысла быть жалкой мягкой субстанцией в кресле. Разве не так?

Персональным нападкам на меня только радуюсь. Значит, других политических аргументов у противника уже не осталось.

Если те, кто меня критикует, увидели бы, как я шагаю по волнам Темзы, они сказали бы: это только потому, что она не умеет плавать.

Конечно, банальности существуют. Они существуют просто потому, что отражают правду.

Низменные люди испытывают незыблемое удовольствие, обсуждая великих людей.

Невозможно понять всех, если не прислушаться к каждому.

Страсть к победе пылает в каждом из нас. Воля к победе — вопрос тренировки. Способ победы — вопрос чести.

Быть сильной — это как быть леди. Если надо говорить об этом, значит ты такой не являешься.

По оценкам мирового сообщества экономически целесообразно проживание на территории России 15 млн. человек.

Любая женщина, понимающая проблемы, которые возникают при управлении домом, может понять проблемы, которые возникают при управлении страной.

Всем в своей жизни я обязана моему отцу, и это необычайно интересно, так как те вещи, которые я усвоила в маленьком городке, в очень скромной семье, – это именно те вещи, которые, как мне кажется, помогли победить на выборах.

Конечно, банальности существуют. Они существуют просто потому, что отражают правду.

Я исключительно терпелива, если в конечном итоге всё выйдет по-моему.

Лечить застарелые британские болезни социализмом — это как лечить лейкемию пиявками.

90% наших забот касается того, что никогда не случится.

Есть только один способ быть руководителем: это когда руководитель идет в добровольное рабство к руководимым, а не наоборот. Если же в его поведении появляется пусть даже одна сотая претензий на какое-либо преимущество перед ними или привилегии, то рано или поздно эти 0,01 вырастают в подавление, деспотию и тиранию.

Богатство страны не обязательно строится на собственных природных ресурсах, оно достижимо даже при их полном отсутствии. Самым главным ресурсом является человек. Государству лишь нужно создать основу для расцвета таланта людей.

Общества как такового не существует: есть только мужчины и женщины, и ещё есть семьи.

Человек может влезть на Эверест для себя. Но наверху он поставит флаг своей страны.

Я исключительно терпелива, при условии, что в конце концов выйдет по-моему.

Мы стали бабушкой.

Всю мою жизнь все наши проблемы шли из Европы, а решения приходили от англоязычных народов всего мира.

Друзья, каждое поколение вынуждено вступать в битву за свободу.

Чего хочет эта домохозяйка? Чтобы ей мои яйца на подносе принесли?

Она была тигрицей в окружении хомяков.

Я останусь до тех пор, пока не устану. А пока Британия во мне нуждается, я никогда не устану.

Если вы не хотите ехать в этом поезде, то не важно, быстро он идет или медленно.

Нужно хорошо изучить своего врага, тогда однажды можно превратить его в друга.

Сам черт не разберет, отчего у нас быстрее подвигаются те, которые идут назад.

Низменные люди испытывают незыблемое удовольствие, обсуждая великих людей.

Вежливость сегодня ценится все дороже, нахальство вообще не имеет цены.

Не следует беззастенчиво лгать; но иногда необходима уклончивость.

Слабая или сильная, как партнер или как головная боль, Россия всегда имеет значение.

На прилавках лежали продукты, однако их выбор был очень небольшим, а качество, в том числе и свежей продукции, — низким. Окрестности выглядели так мрачно, как только могли выглядеть творения социалистической архитектуры. Местные жители держались дружелюбно, но получасового общения со всем этим мне было вполне достаточно. Возвращаясь в британское посольство на рабочий ужин, я размышляла о том, что, несмотря на очевидное отсутствие дефицита, явные признаки реформы тоже отсутствовали. Я ожидала большего; большего, по словам собравшихся за столом экспертов, ожидало и большинство россиян.

Я люблю аргументы, я люблю спорить, я не жду, чтобы вы просто сидели и соглашались со мной. Вам не за это платят.

Я не порицаю своих министров за то, что они чересчур много говорят, при условии, что они делают то, что я говорю.

Вовсе не обязательно соглашаться с собеседником, чтобы найти с ним общий язык.

Никто бы не вспомнил о добром самаритянине, будь у него только благие намерения. Помимо них у него были деньги.

На Фолклендах нам приходилось бороться с врагом внешним. Однако всегда нужно опасаться врага внутреннего. Он намного опаснее для свободы, и ему гораздо труднее противостоять.

Такой вещи, как общество, не существует. Есть отдельные мужчины, отдельные женщины, и есть семьи.

Я останусь до тех пор, пока не устану. А пока Британия во мне нуждается, я никогда не устану.

Сам черт не разберет, отчего у нас быстрее подвигаются те, которые идут назад.

Европа была создана историей. Америка – философией.

Кофе – это творческая зажигалка.

Все мужчины слабы, а слабее всех джентльмены.

Бывают времена, когда я прихожу домой поздно вечером и на меня так сразу всё наливается, что я пускаю слезу — молча и одна. Я часто снимаю напряжение тем, что начинаю гладить или переставлять посуду в шкафу. Такие занятия помогают мне расслабиться.

Этому русскому можно верить. Он умеет слушать. Он поможет миру с решением проблем.

Дом – это место, куда ты приходишь, когда тебе больше нечего делать.

Здравый смысл должен всегда сдерживать моральный пыл.

Внешняя политика и обеспечение безопасности — это прежде всего использование силы и могущества для достижения собственных целей в отношениях с другими государствами.

Слабая или сильная, как партнер или как головная боль, Россия всегда имеет значение.

В способности левых связывать все лучшее с коммунизмом, а худшее с антикоммунизмом есть нечто повергающее в трепет.

Вмешательство в Сомали — прекрасный пример того, чего следует избегать. Его цели были недостаточно хорошо продуманы; оно страдало «расширением миссии», т.е. втягиванием в то, что первоначально не предусматривалось и на что не было ресурсов; и, наконец, линия поведения командования была расплывчатой.

Среди этой красоты он будет напоминанием — а напоминания необходимы каждому поколению — о том, что свобода просто так не дается, за нее расплачиваются «кровью, изнурительным трудом, слезами и потом».

Кульминационным моментом в исполнении обязательств по обеспечению мира в Боснии стала операция НАТО в Косово весной 1999 года. Эту кампанию отличали три важных обстоятельства.

Нет, – сказал он, – сын остается сыном, и его нужно встретить со всей любовью и теплотой, когда ему нужна помощь. Что бы ни случилось, у тебя всегда должна быть возможность вернуться домой.

Консервативная партия всегда предпочитала застрелить пианиста, вместо того чтобы сменить мотив.

Никогда не обольщайтесь дешевой меховой шубой, гораздо лучше купить хорошо сшитое шерстяное пальто.

Великие люди высоты своиДостигли не тем, что взлетали,А тем, что упорно трудились в ночи,Пока компаньоны их спали.

В погоне за тактическим выигрышем неизбежно теряются стратегические цели, заведомо недостижимые без концентрации усилий – то есть без временного ослабления каких-то показателей текущей деятельности.

В значительной мере грандиозные успехи Тэтчер на политической арене объясняются тем, что она овладела сразу двумя культурами.

Чуть раньше я процитировал Теодора Рузвельта. Большинство помнят его как человека сильного, живого. Существует и мнение о том, что он был воинственным, всегда готовым ввязаться в бой. Что ж, давайте вспомним. Ведь он получил Нобелевскую премию мира за свои мужественные и энергичные действия по прекращению русско-японской войны. Он осознавал наличие связи между миром и силой. И он понимал значение мощного флота.

Тем не менее это не так: тому, кто стремится к руководству государством, всегда следует помнить, что государственный пост — это прежде всего доверие. Более того, высшая задача политиков, и в еще большей степени государственных деятелей, независимо от того, кто формально обладает суверенной властью.

Добро пожаловать в Белый дом в этот торжественный день! Несколько часов назад выступая по радио, я говорил о личности доктора Кинга, о его вкладе. Позвольте мне теперь сказать несколько более личных вещей о человеке, который разрушил стену расизма в этой стране. Хотя наши с доктором Кингом политические воззрения и не были абсолютно схожими, мы оба глубоко верили в свободу и справедливость в мире Божьем.

Это мир риска, конфликтов и скрытого насилия. Такие ценности, как демократия, прогресс, терпимость, еще не стали господствующими.

В-третьих, какие бы уловки международной дипломатии ни использовались для сохранения мира, окончательным мерилом мастерства управления государством является решение вопроса, что делать перед лицом войны.

Мудрый государственный деятель воспевает национальный статус и пользуется им.

Существует множество практических оснований для этого: демократические государства обычно не воюют друг с другом; демократия, как правило, способствует приходу к власти хорошего правительства; демократия в большинстве случаев неразрывна с процветанием. Конечно, я имею в виду подлинную демократию, т.е. правовое государство с правительством, имеющим ограниченную власть, где тирания большинства, равно как и меньшинства, находится вне закона.

Тому, кто читает, к примеру, Великую хартию вольностей.

Согласившись с идеей неповторимости и вечности человеческой «души», мы должны признать, что человек — это «личность» и эта личность должна обладать достоинством и правами.

Фундаментальное различие между консерваторами и социалистами заключается в том, что во внутренней политике первых больше заботит свобода, а вторых — равенство.

Принципиальное и последовательное противодействие многоликому посягательству государства на свободы индивидуума было характерной чертой нашего подхода в 80-е годы.

В настоящий момент ощущается настоятельная потребность в новом восприятии современного мира, как многополярной, мультикультурной и глобально взаимосвязанной сущности, а также в таком преобразовании всех международных организаций и институтов, которое отражало бы это новое понимание.

Бывший президент Судана Нумейри, говорят, отозвался о Каддафи как о «человеке с двумя личностями, каждая из которых порочна.

Индонезию вполне можно было поставить рядом с Сингапуром, ее крошечным соседом, как пример рукотворного чуда. Его главным архитектором был, несомненно, экс-президент Сухарто.

Последней жертвой стала валюта Южной Кореи — вона.

Малайзии потерял 45% стоимости, а курс национальной валюты, ринггита.

То, что пережило падение, вновь идет вверх.

Ли Куан Ю не просто вел Сингапур к процветанию, он стал самым твердым, последовательным и смелым противником бредовых утверждений левых о появлении третьего мира в пределах Содружества. В те годы, когда мы одновременно находились.

Мы получили уникальный шанс распространить свободу и господство закона на те страны, которые никогда их не знали, и именно в этом направлении, по моему убеждению, мы и должны двигаться. Я надеюсь, что ясно изложила свое мнение!

Коммунизм реально был паразитом, жившим в оболочке государственных институтов. Вот почему эти институты умерли и уже не поддавались оживлению.

Естественной реакцией американцев на трагедию 11 сентября стало обращение к Богу: церкви в тот.

Однако в большинстве своем мы лучше управляемся с дамской сумочкой, чем со штыком. В бою не обойтись без штыка.

Как только мы сократим расходы в ущерб нашей безопасности, у нас уже не будет ни домов, ни больниц, ни школ. У нас будет лишь груда пепла.

Для тех, чья жизнь подчинена дисциплине, в центре внимания находятся обязанности, а не права.

Для тех, чья жизнь подчинена дисциплине.

Франсиса Фукуямы из «Конца истории».

Я как консерватор абсолютно не боюсь подобного утверждения. Пусть другие пробуют добиться желаемых результатов в международных делах, не опираясь на силу. Они обречены на неудачу. А такие неудачи нередко наносят значительно больший ущерб.

В 1910 году Норман Энджелл, экономист и нобелевский лауреат, написал свою знаменитую книгу «Великая иллюзия».

В ней он утверждал, что из-за глобального роста экономической независимости, в частности великих держав.

Внешняя политика и обеспечение безопасности связаны с решением очень широкого круга вопросов помимо проблемы войны и мира. Дальновидный государственный деятель должен учитывать и оценивать целый спектр рисков и возможностей. Внешняя политика и обеспечение безопасности — это прежде всего использование силы и могущества для достижения собственных целей в отношениях с другими государствами. Я как консерватор абсолютно не боюсь подобного утверждения.

Внешняя политика и обеспечение безопасности — это прежде всего использование силы и могущества для достижения собственных целей в отношениях с другими государствами. Я как консерватор абсолютно не боюсь подобного утверждения. Пусть другие пробуют добиться желаемых результатов в международных делах, не опираясь на силу. Они обречены на неудачу.

А такие неудачи нередко наносят значительно больший ущерб, чем отстаивание национальных интересов с помощью традиционных средств — баланса силы и надежной системы обороны. В западных либеральных демократиях постоянно муссируется эта тема — эдакая смесь наивного идеализма и отвращения к силе, именно поэтому нам следует быть начеку.

Конечно, беспорядки, эпидемии и финансовые катастрофы тоже могут быть ужасными и разрушительными, но война — все же самое страшное испытание для человека.

Конечно, беспорядки, эпидемии и финансовые катастрофы тоже могут быть ужасными и разрушительными, но война — все же самое страшное испытание для человека. Внешняя политика и обеспечение безопасности связаны с решением очень широкого круга вопросов помимо проблемы войны и мира. Дальновидный государственный деятель должен учитывать и оценивать целый спектр рисков и возможностей. Внешняя политика и обеспечение безопасности — это прежде всего использование силы и могущества для достижения собственных целей в отношениях с другими государствами.

Он вполне мог бы добавить к этому: и «самая лучшая основа для дипломатии».

Как однажды сказал Дизраэли, большинство — это «самый лучший ответ».

Функцию принуждения государство не должно отдавать никогда, хотя на практике она в какой-то мере все же может быть передана частному предприятию на договорной основе.

Государство отличается от общества; оно, в конечном счете, — слуга, а не хозяин людей; его способность внушать страх не уменьшается. Все это — абсолютная правда. И все же мы нуждаемся в государстве и всегда будем нуждаться в нем .

Принимая эту награду, мне хотелось бы назвать имя человека, который имеет большее, чем кто-либо другой (и большее, чем я), право претендовать на победу в холодной войне без единого выстрела: это, конечно, президент Рональд Рейган.

Однако правда слишком дорога для нас, чтобы поддаваться моде.

Вера в достоинство личности, в то, что государство должно служить, а не господствовать, в право собственности и независимость — вот ценности, которые поддерживает Запад и за которые мы боролись во времена, называемые холодной войной.

За десять лет, прошедшие с момента крушения коммунизма, об этом великом противостоянии было написано очень много.

Я видела задачу Британии в том, чтобы поддержать американскую сторону в Европе, поскольку мы разделяли их видение ситуации

Я дважды встречалась с губернатором Рейганом во времена оппозиции. Меня сразу же поразили его теплота, обаяние и полное отсутствие притворства – черты, которые не менялись в годы лидерства, которые ему предстояли. Более того, я чувствовала, что разговариваю с кем-то, кто инстинктивно чувствовал и думал так же.

Возможно, я меньше других была шокирована вторжением в Афганистан. Я давно понимала, что Советский Союз вероломно воспользовался разрядкой напряжения, чтобы использовать в своих интересах слабость и разлад на Западе. Я знала повадки этого зверя.

Иногда важно не столько быть самой популярной фигурой, сколько быть наименее популярной.

К сожалению, существуют и люди, которые предпочитают бездействие борьбе, зависимость независимости и скромное вознаграждение лишь только потому, что никто не получает больше.

Само существо западной культуры — и главная причина как силы, так и слабости западной политики в годы холодной войны — заключается в признании уникальной ценности каждого человека.

В рамках такой системы личность ценилась настолько, насколько она могла выполнять отведенную ей роль. Высказывание взглядов, проявление творческой энергии, любые виды «личной» активности разрешались только в том случае, если они приближали «революцию», т.е. совпадали с интересами стареющих обитателей Кремля.

Советская коммунистическая система была в некотором смысле проще. Ее главная цель заключалась в стремлении к мировому господству идеологии марксизма-ленинизма и коммунистической партии, которая являлась высшим хранителем этой идеологии и единственным получателем выгоды от нее.

Попытки подавить национальные различия или объединить различные нации с четко выраженными традициями в искусственные государственные образования очень часто заканчиваются провалом, а иногда — кровопролитием.

Что следует в этом видеть — восстановление власти или зарождение авторитаризма? Это еще предстоит решить.

Россия на протяжении столетий компенсировала свою экономическую отсталость военной мощью.

То, что раскрывалось в докладе, заставило меня осознать, как легко в большой организации предположить, что кто-то другой предпринял необходимые действия и возьмет на себя ответственность.

Почти девять лет я с честью носил эту мантию, и сейчас, надеюсь, с честью она и низложена.

Европейское сообщество принадлежит всем его членам. Оно должно выражать традиции и устремления всех его членов. Позвольте мне быть совершенно откровенной. Британия не мечтает о каком-то уютном, изолированном существовании на краю Европейского сообщества. Наша судьба – быть в Европе, являясь частью Сообщества. Это не означает, что наше будущее ограничено лишь рамками Европы…

Советский Союз вынужден был признать, что стратегия, которую он проводил с 60-х годов, — стратегия бряцания оружием, подрывной деятельности и пропаганды для прикрытия внутренней слабости и сохранения статуса сверхдержавы, — окончательно и бесспорно потерпела провал.

Вера в достоинство личности, в то, что государство должно служить, а не господствовать, в право собственности и независимость — вот ценности.

Михаил Горбачев положил начало реформам в Советском Союзе, которые привели — хотя и неожиданно для него — к крушению коммунизма. Вместе с тем наибольшей его заслугой, по всей видимости, следует признать решение не только не вводить танки, но и вообще не предпринимать никаких действий, когда страны восточного блока стали выходить из-под советского контроля.

Во-вторых, разумный и стабильный международный порядок может строиться лишь на уважении к нациям и национальным государствам. Национализм, национальная гордость и национальные институты, несмотря на присущие им недостатки, формируют наилучшую основу для действующей демократии.

Протекционизм в торговле, закрывающий целым странам доступ к товарно-сырьевым ресурсам, необходимым для их промышленности, также может подтолкнуть политических лидеров к развязыванию «целесообразных» войн.

Стена являла собой неоспоримое доказательство того, что коммунизм — это система порабощения целых народов. Президент Рейган был абсолютно прав в 1987 году, когда обратился к советскому лидеру с призывом: «Господин Горбачев, снесите же эту стену!»

Мысль, заложенная сэром Генри Уоттоном в данное им определение дипломата как «добропорядочного человека, посланного за границу, чтобы лгать от имени своей страны».

То, за что в ответе все, в конце концов оказывается ничьим. Все кивают друг на друга, а агрессоры остаются безнаказанными.

Они предъявляют претензии, и претензии справедливые. Они хотят, чтобы их энергия и идеализм служили делу, в которое они верят. Они не желают стать просто цифрами в памяти компьютера на своего рода фабрике дипломированных специалистов, где их лишают индивидуальности и каждые четыре года выбрасывают с конвейера с клеймом «образованный»… При этом никто толком не знает, кто они и что делали все эти четыре года.

Они не хотят понять, что их политика примирения есть умиротворение, при котором выбирать приходится не между миром и войной, а только между борьбой и отказом от борьбы. Если мы будем продолжать примирение, продолжать отступать, нам неизбежно предъявят последнее требование – ультиматум. И что потом?

Слабое место демократического политического руководства — его способность поддерживать постоянную военную готовность.

Важно лишь не втянуться в строительство более широких коалиций, которое превращается в самоцель.

Опыт последних лет и в самом деле помогает — хотя бы не повторить ошибок. Акция против бен Ладена, его террористических группировок и государства, которое дало им приют, морально оправданна.

Нам следует всячески остерегаться использования доктрины гуманитарного вмешательства в качестве главного, а тем более единственного оправдания применения силы.

Доктрина «интернационального сообщества» а-ля Блэр — это установка на неразбериху, распыление сил и, в итоге, ввиду неизбежного провала, на отказ Америки от глобальной ответственности.

Однако возможность использования силы в гуманитарных целях, до этого считавшаяся новой доктриной, не имеющей определенного содержания и четкой правовой основы, теперь объявляется базой возрожденного, хотя и не провозглашенного «нового мирового порядка».

Конечно, правовым прикрытием в какой-то мере могли служить несколько более ранних резолюций ООН, в которых говорилось о необходимости предотвращения катастрофы.

Дейтонским соглашением 1995 года.

1994 года Вашингтонского соглашения.

И вот с появлением доктрины «нового мирового порядка» здравомыслие уступило место поискам международного согласия.

Многосторонность, иными словами использование силы не иначе как под эгидой Организации Объединенных Наций и в международных целях, стала почти навязчивой идеей.

Стоит только России и Китаю встать в позу, как Совет Безопасности ООН теряет эффективность в разрешении серьезных кризисов.

Будь я менее тактичной, я могла бы добавить, что Саддам Хусейн также «остался безнаказанным», хотя бы потому, что он все еще находится у власти в Багдаде, в то время как мы с президентом Бушем уже пишем мемуары.

Хотя дом всегда должен быть центром жизни человека, это не должно ограничивать его амбиций.

Я помню вопрос, затронутый пожилым человеком на одном из таких митингов, который серьезно отразился на моих взглядах на благосостояние: «Просто потому, что я сумел скопить немножко денег, государство мне не будет помогать. Если бы я все потратил, они бы помогли». Это было раннее предупреждение о непростых вопросах, которые новое Социальное государство скоро поставило перед политиками.

Главный вклад, который студент может принести своей стране в мирное или военное время, – это учиться упорно и эффективно.

Сейчас, когда я об этом думаю, я не ощущаю особой нежности или привязанности к самому себе, и я даже не всегда счастлив быть в компании с собой. Так что, очевидно, «возлюби своего ближнего» не означает «питай к нему нежные чувства» или «считай его привлекательным»… Я могу смотреть на некоторые вещи, которые я совершил, с ужасом и отвращением. Так что, очевидно, мне позволено питать отвращение к некоторым вещам, что совершают мои враги.

Соответственно христианство не требует от нас уменьшить ни на атом ту ненависть, что мы чувствуем по отношению к жестокости и предательству… Даже когда мы убиваем и наказываем, мы должны стараться чувствовать к врагу то, что мы чувствуем по отношению к самим себе – желать, чтобы он не был плохим, надеяться, что он может, в этом мире или ином, исправиться: на самом деле желать ему добра.

Более умеренные или более осмотрительные среди них, к которым следует отнести некоторые страны континентальной Европы (особенно Францию), Россию и Китай, выражают свое неприятие статуса Америки в терминах альтернативной доктрины «мультиполярности».

Французская революция принесла свободу в жертву равенству (братство же вообще не имело никакого реального значения), а равенство быстро уступило дорогу диктатуре. Сегодня конструктивные результаты того переворота можно обнаружить лишь в административных преобразованиях, которые пришли ему на смену. Большевистскую революцию можно рассматривать в ретроспективе как возврат к наиболее одиозной разновидности традиционной тирании, дополненной технологическим аппаратом тоталитаризма. Здесь вообще не было каких-либо конструктивных результатов.

Вторую причину моего ощущения взаимосвязи с Америкой я вижу в том, что Америка — это больше, чем нация, государство или сверхдержава; именно в этом и заключается ее идея — идея, которая трансформировала и продолжает трансформировать всех нас.

На самом деле западная модель свободы реальна и универсальна, а ее вариации обусловлены лишь культурными и прочими особенностями.

Еще важнее понимать, что борьба между двумя противоположными подходами к политической, социальной и экономической организации человеческого бытия не закончилась и не закончится никогда.

Мне совершенно непонятно, зачем называть бескомпромиссных коммунистов «консерваторами», а фашиствующих антисемитов «правым крылом», — разве только чтобы сбить с толку оппонентов в либеральных средствах массовой информации.

В декабре 1987 года Советы сняли свое требование отказаться от СОИ и приняли американское предложение о сокращении вооружений, а именно предложение о полном выводе из Европы ядерного оружия среднего радиуса действия.

И то, и другое следует решительно выявлять и опровергать.

Он утверждал, что в холодной войне не было победителей, обвинял людей вроде меня в «чрезмерном самомнении», заявлял, что ни одна отдельно взятая идеология — «ни либеральная, ни коммунистическая, ни консервативная, ни какая-либо иная» — не может дать всех ответов, и убеждал присутствующих в том, что «даже коммунисты хотели сделать мир более счастливым».

Вместе с тем в моей речи прозвучало, что именно Америка и Великобритания с их глубокой исторической приверженностью ценностям свободы сыграли решающую роль в ее завоевании.

Я всегда любила европейские города, которые в свое время находились за «железным занавесом».

Хорошее знание прошлого и неопределенность будущего заставили нас с президентом Миттераном, при не слишком эффективной поддержке президента Горбачева, предпринять попытку замедлить процесс объединения Германии.

А «мир, который был» — предшественник сегодняшнего мира доткомов, мобильных телефонов и генетически модифицированных продуктов — это свидетель борьбы не на жизнь, а на смерть, от исхода которой зависел дальнейший путь развития.

Мир вместе с тем не рухнул, он остался прежним, он просто лишился пелены многолетних иллюзий. После окончания холодной войны Запад почему-то решил, что теперь можно думать и говорить лишь о прелестях мира. После победы над главным врагом — советским коммунизмом — мысль о том, что могут появиться другие враги, способные нарушить наше тихое благополучие, казалась слишком нелепой.

При создании коалиции для борьбы с общим врагом нам, возможно, придется, по крайней мере временно, сблизиться с не удовлетворяющими нас режимами, которые в другой ситуации были бы для нас объектом критики.

Во-вторых, разумный и стабильный международный порядок может строиться лишь на уважении к нациям и национальным государствам.

Далее, в эпоху демократии управление государством без учета моральных принципов почти невозможно, и вряд ли даже самым упрямым политикам стоит игнорировать этот факт.

Начало XXI века имеет свои особенности, определяющие содержание искусства управления государством в наши дни, которые можно выразить одним словом — «глобализация».

Никогда не обольщайтесь дешевой меховой шубой, гораздо лучше купить хорошо сшитое шерстяное пальто.

Борис Немцов — человек, понимающий все это и проводящий в жизнь радикальную программу, которую некоторые называют «тэтчеризмом», а я — здравым смыслом. Именно поэтому я и решила посмотреть на это сама, а наше посольство организовало поездку.

Нижний Новгород. При коммунистах он назывался Горьким и был закрытым городом, где велись секретные разработки ядерного оружия.

После ленча мы все отправились в Менделеевский институт. Церемония прошла великолепно; было много выступавших.

Естественно, впечатления, которые я получила во время визита в июле 1993 года, оказались не менее ценными, чем все, что мне пришлось читать о России.

Вера Америки в Бога, вера в себя и свою миссию — основа ее чувства долга.

Единственный путь добиться этого — создать глобальную систему противоракетной обороны.

Мы должны признать, что дипломатические и прочие средства, направленные на ограничение распространения вооружений, малоэффективны.

Конгресс сочтет целесообразным.

Пришло время забыть о холодной войне и взяться за создание защиты от угроз двадцать первого века.

Великобритания, как ближайший союзник Америки и наиболее эффективный партнер в военной сфере, оказалась бы особенно уязвимой для ракетной атаки со стороны какого-либо государства-изгоя, не будь она прикрыта противоракетным щитом.

Суть в том, что глобальная система ПРО.

Другая возможность, которая существует всегда, — несанкционированный пуск. И вот тогда система ПРО окажется нашей единственной защитой, хотя есть еще и упреждающие удары для уничтожения военной мощи государств-изгоев, которые я вовсе не исключаю.

Израилю, ближайшему союзнику США на Ближнем Востоке.

Иранцы, по некоторой информации, уже провели испытание компонентов ракеты, способной достать до Израиля, а Россия продавала им ядерные реакторы.

Лучшие юристы-международники твердят, что договор потерял силу по всем пунктам уже потому, что одна из подписавших его сторон — Советский Союз прекратила свое существование. (Даже если принять противоположную точку зрения на существующую ситуацию, из параграфа 2 Статьи XV совершенно определенно следует, что любая сторона может выйти из договора, уведомив другую сторону о своем намерении за шесть месяцев.

Советы только тогда снизили темп гонки вооружений, когда поняли, что проиграли ее.

И Договор по ПРО не в силах остановить этот процесс.

Точно так же я полностью понимаю желание Индии, а вместе с ней и Пакистана продемонстрировать всему миру, что они являются ядерными державами.

Разве можно назвать лишенным смысла вывод, который сделал полковник Каддафи, глядя на беспомощность Ливии перед карательной акцией Америки, предпринятой в 1986 году: «Когда [американцы] знают, что у тебя есть сила, способная достать до Соединенных Штатов, они тебя не трогают. Следовательно, нам необходимо создать такую силу, чтобы ни им, ни кому другому больше не приходила в голову мысль о нападении»?

В их число, вне всякого сомнения, должны быть включены Ирак, Иран, Ливия, Сирия и Северная Корея, а также, в свете последних событий, и Афганистан.

Не следует сбрасывать со счетов и пугающие высказывания одного из высших чинов Китая, сделанные в 1995 году.

Скажу больше: в конечном итоге ядерное оружие, вероятно, будет использовано. Хотя даже мысль об этом ужасна для любого человека. Это, возможно, нечто новое для многих, кто, как я, доказывал в 70-х и 80-х годах необходимость применения самых современных средств сдерживания для сохранения мира.

Излишне приписывать ему совестливость и либеральные инстинкты демократа, с тем чтобы представить его как лидера, с которым Запад может иметь дело.

Не будем, однако, забывать: у России есть собственный интерес в том, чтобы война против терроризма стала для Соединенных Штатов главной целью на ближайшие несколько лет. Случившееся, без сомнения, усиливает российское влияние в Центральной Азии и на Кавказе, а также поддерживает ее действия в Чечне. Возможность представить своих противников исламскими экстремистами и террористами — отличное пропагандистское оружие, которое России хотелось бы иметь под рукой.

Семь с половиной миллионов россиян находятся лицом к лицу с 300 миллионами китайцев, находящихся по другую сторону границы. Рано или поздно кто-нибудь обязательно освоит богатства российского Дальнего Востока, но кто это сделает — русские или китайцы, — большой вопрос. Было бы разумнее раз и навсегда урегулировать давние территориальные разногласия России и Японии и создать условия для притока японского капитала. Это, несомненно, более рационально, чем отдавать экономическое развитие региона на откуп Китаю.

По правде говоря, у подобных внешнеполитических методов никогда не было долгосрочной перспективы, даже для России. Г-ну Путину и его советникам следовало бы знать, что ни Москва, ни Пекин, даже если они объединят усилия, не смогут состязаться в великодержавной политике с Америкой.

Напротив, было бы неплохо заручиться помощью Америки или, как минимум, ее терпением, пока страна пытается восстановить экономику. Он мог бы также подумать над тем, чтобы привлечь Соединенные Штаты с их новой системой ПРО к защите российских городов от ракет, нацеленных на них исламскими террористами или государствами-изгоями. Расчеты России на то, что стратегическое партнерство с Китаем поможет ограничить влияние Америки, также порочны в своей основе. В настоящее время в Дальневосточном регионе России проживает около 300 тысяч китайцев.

В то же время правительство в свободном обществе должно быть ограниченным по масштабу и сфере проникновения в его жизнь, оно не должно вторгаться в такие области жизни, которые по праву являются частными; оно, прежде всего, должно утверждать и твердо исполнять, а не подрывать и попирать закон.

Обращение к «решительным» мерам и «сильным» личностям слишком часто является не более чем первым шагом к диктатуре в том или ином ее виде.

Свобода без порядка есть не что иное, как анархия. Пока российское общество, экономика и политика глубоко криминализированы, перспектива устойчивого оздоровления просто отсутствует. Правительство любой страны должно обладать силой для выполнения основных задач, особенно ввиду таких колоссальных препятствий, как в России.

Западные лидеры хотели бы видеть здорового, трезвого, предсказуемого и презентабельного российского руководителя. А еще вопреки всему они надеются, что он окажется реформатором и демократом. Конечно, теоретически возможно, что такой человек выйдет из недр КГБ. Однако в той же, если не большей, степени возможно, что Владимиру Путину намного ближе модель другого руководителя КГБ, побывавшего на месте главы государства, — Юрия Андропова, в котором в свое время Запад видел либерала, исходя из того, что тот любил джаз и пил шотландское виски, и совершенно игнорируя его ключевую роль в жестокой расправе над восставшими венграми в 1956 году.

Все это не говорит практически ни о чем; в самом деле, учитывая прошлую профессию г-на Путина, где обман и дезинформация ставились во главу угла, это даже меньше, чем ничто.

В сфере высокой политики всегда очень важно понимать, чего ты не знаешь. Те, кто думает, что знает, но на деле ошибается и действует в соответствии со своими заблуждениями, — опаснее всего на руководящем посту.

Она, со всей очевидностью, задумывалась как демонстрация российской военной силы. Даже документально подтвержденные случаи жестокости по отношению к гражданскому населению должны были служить уроком для врагов России. По существу, все это показывало, что, несмотря на вытеснение из Восточной Европы, с Ближнего Востока и Балкан, Москва полностью контролирует порядок у себя дома. Вторая чеченская кампания началась при общем одобрении со стороны русских, и это имело очень большое значение94. Возможно, сказалась односторонность освещения конфликта в средствах массовой информации.

Да и сами чеченцы, без сомнения, сыграли на руку России, организовав вторжение исламских фанатиков в соседний Дагестан. Однако главной причиной всплеска русского национализма было все же желание отомстить за серию взрывов в конце лета 1999 года, в результате которых погибло более 300 москвичей. Убедительные доказательства участия чеченцев в подготовке и осуществлении этих терактов не представлены до сегодняшнего дня. Вместе с тем чеченская кампания за какие-то восемь месяцев превратила практически неизвестного до того премьер-министра Путина в чрезвычайно популярного президента Путина. Она также оставила после себя полностью разрушенную столицу Чечни, тысячи убитых мирных жителей и волну беженцев, лишенных всякой надежды на будущее.

Вторая российская кампания против Чечни, начатая в 1999 году, имела те же мотивы, однако она была намного лучше подготовлена.

История коренных народов этого региона печальна, и России вряд ли стоит ждать от них благодарности. Особенно ярко это проявляется в Чечне. Сталинская депортация 1944 года стоила жизни 200 тысячам чеченцев. После развала СССР и отделения «суверенных» республик Южного Кавказа чеченцам, как и другим нерусским народностям новой Российской Федерации, было отказано в праве на свободу. Они восстали и объявили себя независимыми. В 1994 году русские попытались подавить сопротивление. Кремль и российские вооруженные силы решили продемонстрировать другим этническим группам, подумывавшим об отделении, что на их намерения не будут смотреть сквозь пальцы.

Развязывание кампании было обусловлено также и желанием России сохранить контроль над нефтепроводом, проходящим по территории Чечни. Как известно, эта первая кампания привела к катастрофе, и спасти униженные российские вооруженные силы удалось лишь благодаря харизме и дипломатическим способностям генерала Александра Лебедя.

Нефть и газ являются ключом к взаимоотношениям на Кавказе, в этой этнической пороховой бочке, вовсе не из-за Азербайджана с его запасами, а просто потому, что для освоения сказочного энергетического богатства каспийского региона в целом необходимы трубопроводы. Россия, желая сохранить контроль над этой нефтью, включилась в новую «великую игру» с той же энергией, с какой она делала это в прошлом. Она попыталась заставить Азербайджан и центрально-азиатские республики ориентироваться на российские нефте- и газопроводы, соединяющие Каспий с Новороссийском, ее черноморским портом93. В последние годы Россия продемонстрировала способность создавать проблемы в стремлении отстоять собственные интересы. Конечно, в регионе, опутанном сложными заговорами и контринтуитивными теориями, следует соблюдать предельную осторожность в приписывании каких-либо действий конкретным действующим лицам.

Вместе с тем вряд ли требует особых доказательств то, что Россия поддерживала свержение первого постсоветского президента Грузии Звиада Гамсахурдия в январе 1992 года, а также сепаратистский мятеж в Абхазии с целью подтолкнуть Грузию к вступлению в СНГ, где ее можно было держать под более жестким контролем. Аналогичным образом в 1993 году Абульфаз Эльчибей, откровенно прозападный президент Азербайджана, моментально ощутил на себе российский прессинг, как только решил заключить контракт с западным консорциумом на добычу азербайджанской нефти и, таким образом, отказаться от услуг России…

У узбеков и таджиков были свои причины помогать борьбе против «Талибана». Однако именно поддержка намерений Америки со стороны России как наиболее влиятельной силы в регионе позволила преодолеть местные страхи и нерешительность. (Ниже я попытаюсь проанализировать значение этого шага для американско-российских отношений в долгосрочной перспективе.) Стратегическая значимость Центральной Азии обусловлена также и экономическими факторами. Там сосредоточены большие запасы нефти, природного газа, золота, серебра, урана и других полезных ископаемых.

Тенгизское месторождение нефти в Казахстане входит в число крупнейших в мире, а месторождение в Кашагане, разведанное в начале 2001 года, по некоторым оценкам, еще крупнее.

Третьим фактором является острая реакция России, в определенной мере испытывающей те же проблемы: напряженность в отношениях между этническими группами, составляющими ее население, рост влияния внешних сил, прежде всего воинствующего ислама. Многотысячный контингент российских войск был размещен в республиках Центральной Азии задолго до того, как этот регион приобрел стратегическое значение для американской кампании против «Талибана». Москва оказывала значительную поддержку таджикскому правительству в войне с исламистами. На границах Таджикистана находится 17 тысяч российских военнослужащих. Россия в 1999 году предоставила военную помощь Киргизстану, введя на его территорию 2500 солдат.

Во-вторых, после крушения коммунизма значение ислама существенно возросло. Он является объединяющим началом в борьбе против коррупции.

Во-первых, большое значение имеет этническая принадлежность народов Центральной Азии. Преобладающая часть населения четырех из пяти государств этого региона — Казахстана, Киргизстана, Туркменистана и Узбекистана — имеет общие корни с турками. Хотя Турция и не граничит с этими государствами, она занимает активную позицию в регионе, а ее влияние как процветающей, сильной и ориентированной на Запад страны, по всей видимости, будет расти.

Для сильной Украины больше подходит роль буфера между Россией и НАТО.

Серьезно расходятся взгляды нового украинского государства и России на судьбу Черноморского флота и будущее Крыма. Более медленное по сравнению с Россией продвижение Украины по пути экономической реформы в первые годы ее независимости ставит под вопрос даже не перспективы страны, а ее выживаемость.

Оно предполагает в случае необходимости применение силы для сохранения территориальной целостности любой страны, входящей в блок.

Постимперский синдром довлеет над всеми бывшими великими государствами и вызывает головную боль у их соседей. Желание России обеспечить достойное отношение к русскому меньшинству в государствах Балтии было абсолютно понятным, однако она не могла рассчитывать на то, что ей позволят определять направление развития этих стран.

Одно из самых нелепых заявлений, принадлежащих советским лидерам, сделано, конечно, Леонидом Брежневым в 1972 году на праздновании пятидесятой годовщины образования СССР.

Около 25 миллионов этнических русских остались за пределами границ новой Российской Федерации после развала Советского Союза. Для русских существование такой зарубежной диаспоры является и причиной, и оправданием потенциального права на вмешательство в дела бывших советских республик.

Учитывая, что становление государства и расширение его территории во времена царизма были тесно взаимосвязаны, понимаешь, почему Россия традиционно рассматривала свои границы как нечто подвижное, нефиксированное. Статическое равновесие времен холодной войны придало постоянство внешним границам Советского Союза. Однако с распадом СССР на Россию и еще 14 независимых государств стабильности пришел конец.

Мы должны попытаться убедить Россию в том, что ее готовность продавать военные технологии государствам-изгоям может легко обернуться против нее самой — по элементарным географическим соображениям и как результат проблем в ее взаимоотношениях с мусульманским миром.

И, наконец, мы не должны недооценивать исходящей от России потенциальной опасности: ее семена нередко прорастают на почве беспорядка, в этом мир убедился на собственном опыте.

Русские — традиционно боеспособная нация. Вряд ли когда-нибудь Россия вновь превратится в глобальную сверхдержаву, но она всегда будет великой страной — слишком большой, чтобы ограничить свои интересы собственными границами, слишком слабой, чтобы распространить эти интересы далеко за их пределы. Все это, конечно, не способствует стабильности.

По признанию трех российских официальных представителей, Россия имеет 24 завода по производству отравляющих веществ, шесть из которых планируется ликвидировать, а 18 либо уже перешли, либо будут переведены на выпуск невоенной продукции88. К большому сожалению, в Советском Союзе работы по созданию биологического оружия велись в рамках гражданских программ. До сих пор существует беспокойство по поводу реальности их прекращения. Прежде всего, конечно, волнует возможность попадания тайно созданного в российских лабораториях оружия в руки государств-изгоев или террористов.

Президента Путина хвалят на Западе за то, что он настоял на ратификации Думой Договора СНВ — 2. Позже он призвал к дальнейшему сокращению ядерных арсеналов Америки и России. Первопричина подобных предложений лежит в ограниченности средств, а не в желании проявить добрую волю.

Россия концентрирует усилия на разработке ракет и боеголовок нового поколения и одновременно ищет пути продления срока службы существующих систем. Наиболее серьезной следует считать программу создания межконтинентальных баллистических ракет SS — 27 «Тополь-М». Проблема России в том, что стоимость поддержания ядерного паритета с Соединенными Штатами является для нее непомерно высокой ввиду быстрого устаревания существующих арсеналов.

Одним из первых визитов г-на Путина в качестве президента стал визит в центр по разработке ядерных вооружений, где он сказал собравшимся: «Мы будем поддерживать и укреплять ядерные силы России и ее ядерный комплекс в целом». Символичность подобного жеста очевидна.

Это обусловливает интерес некоторых генералов и политиков к повышению эффективности новейших видов вооружений. Оба президента — и Ельцин, и Путин — подчеркивали принципиальное значение ядерного оружия для России. В ноябре 1993 года новая российская военная доктрина провозгласила отказ от прежнего обещания Советского Союза «не применять первым» ядерное оружие и ввела принцип более гибкого его использования. В апреле 1999 года президент Ельцин в ответ на начало

Именно кое-что, поскольку, несмотря на миллионную армию и военные расходы, превышающие 5% от ВВП, состояние российских вооруженных сил в целом плачевное87. Невыплата денежного довольствия или расплата натурой заставляет солдат и матросов в некоторых регионах заниматься выращиванием капусты или спекуляцией, чтобы избежать голода. Моральный дух и дисциплина находятся на низком уровне.

Тот факт, что русские неохотно, но все же согласились на операцию в Косово и в конце концов помогли усадить президента Слободана Милошевича за стол переговоров, отражает скорее их слабость, а не добрую волю. Прежде всего, это результат экономической слабости: от МВФ ждали предоставления очередного транша кредита в размере 4,5 млрд долларов, который предполагалось выделить в течение полутора лет после начала кампании. Но даже в этой ситуации российские генералы решились (с ведома президента Ельцина или не поставив его в известность) показать удаль, направив войска на захват аэропорта в Приштине, нисколько не заботясь о возможности серьезных международных осложнений. Россия на протяжении столетий компенсировала свою экономическую отсталость военной мощью.

Для Советского Союза, особенно в последние десятилетия его существования, такой подход был единственным средством сохранить положение сверхдержавы. Руководители сегодняшней России, по всей видимости, унаследовали кое-что из прежних взглядов.

Самой большой ошибкой в отношениях с Россией неизменно является наивность. Администрация Клинтона первоначально пыталась подходить к России как к «стратегическому партнеру». Но какой бы влиятельной Россия себя ни считала, у нее никогда не было ни желания, ни возможности пойти на глобальное сотрудничество с Соединенными Штатами в том или ином виде. Более того, российская риторика в духе холодной войны, звучавшая в 1995–1997 годах в ходе безуспешных попыток воспрепятствовать принятию в блок НАТО Польши, Венгрии и Чешской Республики, продемонстрировала полную бессмысленность подобных проектов. Не следует забывать слова президента Ельцина: «НАТО получит такой ответ, какого оно заслуживает. Мы располагаем достаточными силами сдерживания, в том числе и ядерными».

Основа всего этого едва заложена. Пока нет прочной основы, не может быть и стройной экономической системы. Пока российская система опирается на связи, коррупцию, преступность и картели, нельзя рассчитывать на подлинную свободу и демократию. Запад должен открыто говорить об этом народу России. Мы должны перестать думать, что последнее слово принадлежит московской политической и бюрократической элите. Россия по своей природе очень богата: у нее есть крупные запасы угля, нефти, газа, леса и стратегических минеральных ресурсов. Но самое ее большое богатство — миллионы молодых потенциальных предпринимателей. Им нужно помочь разобраться, в чем существо капитализма, а что не имеет к нему отношения. Прежде всего, мы должны проявлять терпение. Сегодня перед российскими гражданами стоит необычайно сложная задача — искоренить зло, накопленное не только за 70 лет советского коммунизма, но и в течение столетий самодержавия. Никто, кроме самих россиян, не может ее решить.

Мы должны перестать себя обманывать. Как только население России и преобладающие политические силы начинают сопротивляться реальной реформе, все виды финансовой помощи со стороны Запада или МВФ должны прекращаться. Помощь в этом случае лишь усугубляет ситуацию и наносит двойной ущерб, поскольку связывает образ реформы с провалом.

Единственное, чем различались группы, участвовавшие в трансформации, — это способностью камуфлировать свои действия и придавать им форму, пригодную для общего потребления в России и за рубежом.

Одна из самых резких характеристик произошедшего принадлежит нынешнему советнику президента Путина экономисту Андрею Илларионову. …С лета 1992 года, за редким исключением, политическая борьба шла вовсе не вокруг того, какую экономическую политику проводить — более либеральную или более интервенционистскую.

Фактически этот своего рода экономический театр абсурда преспокойно функционировал до краха 1998 года. Промышленность, которая из-за собственной неэффективности не могла приносить прибыль, держалась на плаву за счет того, что начальство, используя влияние и связи, уходило от уплаты налогов, расплачивалось с кредиторами ничего не стоящими векселями и нередко рассчитывалось с работниками собственной продукцией.

Вновь возродились нелепости советской системы. В те времена в ходу была шутка о качестве выпускаемой продукции и уровне заработной платы рабочих: «Мы делаем вид, что работаем, а они делают вид, что нам платят». Теперь же чаще всего не платили вообще. Все эти обстоятельства, несмотря на то что 70% промышленности теоретически находилось в частных руках, потребительские цены были свободными, а возврат к социализму, по всей видимости, стал невозможен, позволяют сделать лишь один вывод: экономическая реформа в целом провалилась.

Конечно, «руководители» были. Однако они являлись государственными чиновниками, а не предпринимателями и собственниками. Именно поэтому знания, средства и положение, необходимые для успеха в первые годы реформ, оказались в распоряжении «класса аппаратчиков».

При коммунистах подобного класса появиться просто не могло, а «буржуазные» ценности, естественно, подверглись осуждению.

Корни проблемы в том, что в России начала 90-х годов, когда началась реформа, не было среднего класса в европейском понимании этого слова. В царской России сильный средний класс сформироваться не успел, а его немногочисленных представителей большевики выпихнули из страны, разорили или уничтожили.

Основная причина смерти — сердечно-сосудистые заболевания и травматизм, связанный чаще всего со злоупотреблением алкоголем. Жизнь настолько беспросветна, что бутылка становится единственным утешением.

Как показывает история Веймарской республики в Германии, ничто не подрывает общество сильнее, чем разорение людей в результате потери сбережений. И все же наиболее красноречиво масштабы бедствия характеризуют не экономические, а социальные показатели, которые говорят о том, что Россия больна и в настоящее время, без преувеличения, умирает. Как заметил один эксперт: «Ни одна промышленно развитая страна еще не переживала столь сильного и длительного ухудшения состояния [здравоохранения] в мирное время».

Более того, страна, производящая продукцию, которую никто не хочет покупать, и где рабочие на свою зарплату не могут купить нужные им товары, вряд ли может служить образцом экономического процветания.

Хорошо зная по прошлому опыту, что терпение — это совсем не та вещь, которая вознаграждается, российский народ не пожелал идти на дальнейшие жертвы.

Без обеспечения законности, без честной администрации, крепких банков и надежно защищенной частной собственности не может быть свободной рыночной экономики.

В то же время риторика всегда была одной и той же: «реформу» можно осуществить только в случае получения дополнительных средств от Запада и при еще большей терпимости с его стороны. Ошибки, заключавшиеся в том, что желаемое принималось за действительное, были помножены на неспособность понять, что российская экономика зависит от властных структур. Пока властные структуры противятся реформам, эти реформы просто не могут произойти.

Аргумент против предоставления кредитов и прочей помощи неплатежеспособным суверенным заемщикам хорошо известен: это практически то же самое, что кредитовать неплатежеспособных частных лиц. Независимо от того, будут деньги возвращены или нет — этот вопрос не всегда стоит на первом месте, — подобная акция порождает так называемый «моральный риск». Иными словами, она ведет к тому, что получатель помощи или третья сторона, которая получает косвенную выгоду или решит получить ее в будущем, начинает видеть в собственной безответственности нечто ненаказуемое. А это, в свою очередь, повышает вероятность повторения подобного поведения

Попытки реформировать российскую экономику постоянно спотыкаются о беззаконие во всех его проявлениях.

Галина Старовойтова была убита в ночь с 20 на 21 ноября 1998 года, когда поднималась по лестнице к своей квартире. Как я узнала позже от ее семьи, нападение было хорошо спланировано и исполнено в стиле старого КГБ.

Затем ее избрали депутатом Думы от Санкт-Петербурга, в котором она боролась против антисемитизма и коррупции, ставших неприглядными чертами жизни великого города. Именно она представила на обсуждение в Госдуме законопроект, направленный на очистку высших государственных постов от бывших членов Коммунистической партии и сотрудников КГБ.

Опрос общественного мнения демонстрирует неверие российских граждан в честность как средство достижения успеха. На первое место 88% из них ставят «связи», а 76% — обман77.

На деле единственным господствующим принципом был эгоизм хищника. Подобные привычки искоренить крайне трудно, если вообще возможно. Важно подчеркнуть, что, хотя размах и жестокость российской преступности росли после распада СССР подобно снежному кому, ее психологические и системные корни были заложены при коммунистах. В последние годы правления Леонида Брежнева коррупция в высших эшелонах власти приобрела печальную известность. С середины 80-х годов преступность стала одним из институтов общества — в немалой мере в результате деятельности КГБ.

Коммунистическое общество не имело законодательства в западном понимании. Несмотря на то что каждый шаг регулировался правилами и нормами, отсутствовало понятие справедливости, предполагающее существование единого набора обязательств индивидуума, в равной мере применимого ко всем без исключения. Как поразительно точно сказал писатель и диссидент Александр Зиновьев, «в коммунистическом обществе преобладает система ценностей, основанная на полном отсутствии общих принципов оценки»

Силы Борису Ельцину было не занимать, но бремя истории оказалось непосильным и для него. Привычки, инстинкты и установки, выработанные в условиях советского коммунизма, сделали трансформацию России в «нормальную» страну чрезвычайно трудным делом. Это со всей очевидностью выразилось в росте беззакония.

Советы переняли и углубили традиционное царское неприятие альтернативных источников власти, свободы мысли, частной собственности и равенства перед законом. В отличие от царя, который требовал отношения к себе, как к наместнику Господа, партия фактически заняла его место. Война коммунистов против религии — даже такой сговорчивой, как русское православие, — велась с той же целью, что и война против зажиточных крестьян и любых проявлений частной жизни: государство должно подмять под себя, получить в собственность и, в конечном итоге, поглотить все.

Он отправился туда как почитатель России, а возвратился ярым критиком. Характеристику политическому состоянию России можно дать в одном предложении: это страна, в которой правительство говорит то, что ему нравится, поскольку право говорить имеет только оно. В России страх заменяет, т.е. парализует, мысль…

Во-вторых, цари не допускали ни малейшего институционального или даже теоретического контроля над своей властью. Им совершенно не требовалось согласие со стороны подданных на установление налогов. Российские институты представительной власти конца XIX — начала XX века имели крайне слабую связь с народным большинством и воспринимались царем без должного почтения.

Стиль правления царей, с конца Средних веков владевших необъятными территориями, делает понятным многое в современной России. Во-первых, они не признавали ничьих прав собственности, кроме своих: распоряжались государством так, словно оно принадлежало им, а в собственниках (за исключением Церкви) видели лишь ответственных арендаторов. В условиях полного отсутствия частной собственности — прежде всего собственности на землю — и речи не могло идти ни о каких законах, кроме самодержавных указов.

В отсутствие законов не могло быть процветающего среднего класса, поскольку не было безопасности, необходимой для накопления богатства, развития торговли и предпринимательства. Российские города оставались немногочисленными, мелкими и неразвитыми.

Серьезное отношение к России сегодня — это, кроме того, и расчет. Когда экс-президент Ельцин во время визита в Пекин в декабре 1999 года недипломатично напомнил нам, что Россия все еще располагает огромным ядерным арсеналом, он говорил абсолютную правду. Слабая или сильная, как партнер или как головная боль, Россия всегда имеет значение.

Некоторые предвидят возникновение нового российского империализма, который силой воссоздаст Советский Союз вокруг России.

Некоторые либералы от экономики сбиваются с пути, излишне полагаясь на предписания своей собственной «унылой науки». Дело, как я объясню ниже, вовсе не в том, что эти предписания неверны. Просто они не уделяют должного внимания неэкономическим факторам.

Либеральные экономисты полагают, что с развалом Коммунистической партии и приходом в Кремль «реформаторов» западного типа будет очень легко внедрить институты свободной экономики, от которых российское население быстро получит отдачу. Весьма обнадеживающий пример тому мы видим в Польше, другом бывшем коммунистическом государстве, где именно такая программа радикальных реформ, разработанная Лешеком Бальцеровичем в начале 90-х годов, дала положительный результат через два или три года.

Однако Россия — это не Польша.

Некоммунистический Советский Союз, а именно это нам хотелось видеть в то время, хотя мы и не говорили об этом прямо, реально не имел шансов на существование, поскольку единственной силой, которая удерживала республики СССР в одном государстве, была Коммунистическая.

Моя уверенность вытекала из того, что коммунизм пытался идти против самого существа человеческой натуры и, следовательно, был несостоятельным. Его стремление нивелировать индивидуальные особенности не давало возможности мобилизовать индивидуальные таланты, что принципиально важно для создания материальных ценностей. Он обеднял не просто души, но само общество.

В противостоянии со свободной системой, которая поощряет, а не принуждает людей и, таким образом, находит лучших, коммунизм должен был в конечном счете потерпеть неудачу.

Америка — страна, где церковь посещают намного чаще, чем в Великобритании или континентальной Европе65. Естественной реакцией американцев на трагедию 11 сентября стало обращение к Богу: церкви в тот день, а также в последующие дни были переполнены.

Вера Америки в Бога, вера в себя и свою миссию — основа ее чувства долга. Именно в этом причина, по которой мы, неамериканцы, не всегда способны понять слова Генри Лонгфелло: Корабль государства, счастливый путь! Плыви, союз, великим будь! Мечты, надежды всех людей Зависят от судьбы твоей!

Однако далее наши взгляды и мнение критиков и врагов нашего общества расходятся.

Чего добиваются консервативно настроенные жители западных стран, так это повышения роли персональной ответственности в обеспечении функционирования нашего свободного общества. Наши недруги требуют прямо противоположного — установления диктаторской системы, в которой свобода и ответственность теряют свое значение, а от человека требуется лишь подчинение.

Мы не скрываем своего беспокойства в отношении распада института семьи, подчиненности культуры, детской преступности, распространения наркотиков и преступлений против личности. Мы ясно сознаем, что повышение уровня жизни не всегда влечет за собой повышение ее качества.

Суть в том, что глобальная система ПРО, которую я предлагаю, — наилучший способ защиты наших городов от ракет и их боеголовок. В отличие от других, не столь всеобъемлющих систем, глобальная система ПРО способна перехватывать и уничтожать ракеты на любой из трех фаз их полета: при разгоне, на среднем участке траектории и на подлете к цели.

Первая фаза, которая начинается непосредственно после старта, естественно, является наилучшей с точки зрения потенциальной жертвы и наихудшей с точки зрения агрессора, на которого падают элементы разрушенной боеголовки.

Баллистические ракеты с этой точки зрения привлекательнее, поскольку с момента старта до момента взрыва остаются под исключительным контролем того государства, которое их запустило.

Никогда нельзя быть уверенным, что какому-нибудь фанатику не придет в голову идея взорвать небольшую ядерную бомбочку в одной из западных столиц. До некоторой степени можно утешаться тем, что подобные акции не в почете у лидеров государств-изгоев

Он вполне может воспользоваться подручными средствами: пассажирским самолетом с полными баками, спорами сибирской язвы или ввезенным контрабандой, «в рюкзаке», ядерным зарядом. Против этого противоракетная оборона бесполезна.

Один из «законов Тэтчер» гласит, что непредвиденное всегда случается, однако я сомневаюсь в том, что ракетная атака все еще может рассматриваться как нечто непредвиденное.

Затем появились сообщения о том, что государства-изгои, заинтересованные в распространении оружия, сотрудничают друг с другом: работы по созданию ракеты Rodong, по всей видимости, финансировались Ливией и Ираном. Иранцы, по некоторой информации, уже провели испытание компонентов ракеты, способной достать до Израиля, а Россия продавала им ядерные реакторы. Вот такие зловещие сигналы преспокойно отвергались теми, кто не хотел их замечать.

Однако в 1998 году появился аргумент, который было намного труднее отбросить.

Таким образом, из самой истории военного дела следует, что даже новое «абсолютное оружие» — ядерные средства устрашения — не может быть вечным: рано или поздно развитие оборонной технологии приведет к созданию защиты от него.

Мечу противопоставлялись латы, пороху — новые

Договор о контроле над вооружениями, который наносит наибольший ущерб и практически лишен смысла (в глазах администрации Клинтона он был «краеугольным камнем стратегической стабильности»), — это Договор об ограничении средств противоракетной обороны (ПРО).

Практика же никогда полностью не совпадает с теорией. Советы втайне возвели станцию раннего предупреждения в Красноярске. НАТО, приняв доктрину «гибкого реагирования», т.е. начав дифференцировать масштабы обычного и ядерного реагирования, также отступило от буквы договора. Даже холодная война не смогла полностью заморозить развитие стратегии.

Точно так же я полностью понимаю желание Индии, а вместе с ней и Пакистана продемонстрировать всему миру, что они являются ядерными державами. На пороге Индии стоит Китай, а у дверей Пакистана — Индия. Президент Клинтон напрасно тратил свое время, когда предлагал Индии после ее ядерных испытаний 1998 года определять свою «значимость» в «терминах двадцать первого века, а не в терминах, от которых все уже решили отказаться».

Однако мы не отказались от ядерного оружия, а если бы и сделали это, то другие — нет.

Когда [американцы] знают, что у тебя есть сила, способная достать до Соединенных Штатов, они тебя не трогают.

Наиболее серьезная угроза в наши дни исходит от так называемых «государств-изгоев». К ним обычно относят средние (или даже небольшие) страны, находящиеся во власти идеологии (или личности), которые не признают существующего международного порядка и склонны к агрессии.

В их число, вне всякого сомнения, должны быть включены Ирак, Иран, Ливия, Сирия и Северная Корея, а также, в свете последних событий, и Афганистан55. Не следует сбрасывать со счетов и пугающие высказывания одного из высших чинов Китая, сделанные в 1995 году в разгар китайско-тайваньского противостояния.

По его язвительному намеку, Пекин вполне может, если захочет, предпринять против Тайбэя военную акцию, не обращая внимания на США, поскольку американских лидеров «больше заботит Лос-Анджелес, чем Тайвань». По всей видимости, китайцы тоже помнят Перл-Харбор.

В ряду заблуждений, от которых, по мнению профессора Колина С. Грея, страдают западные политические стратеги сегодняшнего дня, значатся такие: «вера в начало постъядерной эры», «вера в возможность и желательность ликвидации ядерного оружия» и «уверенность в том, что политика сдерживания дает гарантии».

В условиях «баланса страха» времен холодной войны всегда была возможность доказать, что обширные ядерные арсеналы, которыми располагали обе стороны, позволяют предотвратить не только ядерную, но и обычную войну, по крайней мере в Европе. По правде говоря, твердой гарантии недопущения обмена ядерными ударами никогда не существовало. Мы просто знали, что никогда не начнем войну против стран Варшавского договора. И у нас было основание рассчитывать на то, что Советы также будут остерегаться развязывания ядерной войны против Запада.

Все, кто попал под ядерный зонт Америки, должны восхвалять сенатора Хелмса и его коллег, которые отказались ратифицировать Договор о всеобъемлющем запрещении ядерных испытаний.

На каждого миротворца-идеалиста, отрекающегося от самообороны в пользу мира без оружия.

Реальный вопрос, следовательно, в том, намерены Запад и Америка сохранить первенство перед потенциальными ядерными конкурентами или нет. Если нет, мы отдаем власть в регионах, где на кон поставлены наши интересы, саддамам, каддафи и ким чен ирам.

Конвенция о запрещении биологического оружия так и не смогла прекратить разработку этого наиболее ужасного оружия просто потому, что выполнение ее положений практически невозможно проверить. То же самое можно сказать и о Конвенции о запрещении химического оружия.

Опыт столкновения с Саддамом Хусейном должен был также заставить нас осознать всю сложность создания единого фронта против тех, кто способствует расползанию ядерного оружия, хотя бы против тех, кого в обществе называют государствами-изгоями. Недавно вышедшая книга Ричарда Батлера, бывшего руководителя комиссии UNSCOM — органа, отвечающего за инспектирование и уничтожение военных объектов Саддама, приводит новые факты, подтверждающие безответственность таких стран, как Китай, и в особенности Франция с Россией, в отношении своих международных обязательств. Совершенно очевидно, что русские все еще рассматривают Ирак как свои ворота на Ближний Восток и в Персидский залив, ну а Франция имеет крупные капиталовложения в нефтяной отрасли Ирака.

Мемориал линкора Arizona должен быть не только местом поклонения, он должен стать местом размышлений. Немедленным результатом японской бомбардировки Перл-Харбора стало вступление Америки во Вторую мировую войну. В определенном смысле этот день стал началом поражения гитлеровской Германии и ее союзников. Подробности нападения резко изменили до того момента негативное отношение американцев к военным приготовлениям.

«Помните Перл-Харбор» — так называлась самая популярная песня военного времени. Эти слова должны звучать как предупреждение и для нас.

Сторонники феминизации выбирают, конечно, второй путь. И нередко с ними соглашаются.

Феминизация военной службы, пожалуй, самая пагубная из этих «реформ». Ввиду того что мужчины в целом физически сильнее женщин

Солдаты, матросы, летчики — каждый из них личность: достаточно познакомиться с их биографиями, чтобы понять это. Однако они не могут позволить себе индивидуализм. Для тех, чья жизнь подчинена дисциплине, в центре внимания находятся обязанности, а не права.

Именно поэтому военная служба считается благородным занятием, именно поэтому многие из тех, кто после долгих лет службы решил сделать гражданскую карьеру, с большим трудом приспосабливаются к новой жизни.

У нас будет лишь груда пепла»48. По этой причине, когда начальник объединенного штаба (или другой военачальник того же ранга) начинает говорить, что без определенных ресурсов страна не может обеспечить адекватной защиты, только безрассудный политик отказывается его слушать.

Западные политики ответственны за провал и в другой сфере, касающейся наших вооруженных сил. Они как минимум не противодействуют стремлению, а то и сами пытаются коренным образом изменить традиционную моральную установку военных.

Роль военных стратегов всегда неблагодарна. В мирное время их обвиняют в разработке надуманных сценариев военных действий и попытках получить под них деньги. Когда же надвигается угроза, их критикуют за недостаточную прозорливость. Военные стратеги глобальных сверхдержав сталкиваются с особой проблемой. Суть ее в том, что серьезная угроза стабильности в любом регионе по определению является угрозой жизненным интересам их стран.

Одновременное возникновение нескольких значительных региональных конфликтов превращается для них в кошмар. На вопрос, какой общий потенциал и, исходя из этого, уровень военных расходов необходимы для того, чтобы справиться с подобными сценариями, я могу ответить лишь так: «Больше, чем сейчас, и, вероятно, намного больше, чем вы думаете».

«Значительная часть военных бюджетов европейских государств идет не на новые технологии и обучение, а на покрытие расходов, связанных с призывом, пенсионным обеспечением и поддержанием инфраструктуры». Европейские страны не могут соревноваться с США в передовых военных технологиях.

Интернациональный утопизм расцвел пышным цветом. Как и после завершения Первой мировой войны, предпочтение явно отдавалось маслу, а не пушкам.

С того момента, как у СССР появилась атомная бомба, всем, за исключением разве что глупцов и сочувствующих, стало очевидно: военная готовность является основным условием выживания Запада.

Споры о том, на какой основе должна строиться внешняя политика — на моральном долге или национальном интересе, в конечном итоге оказываются не более чем занимательными. Выдающиеся государственные деятели англоязычного мира, деятели уровня Уинстона Черчилля и Рональда Рейгана, проводят политику, которая неизменно включает в себя оба элемента, хотя их соотношение и меняется со временем.

Исходя из сказанного, я ограничусь следующими рекомендациями: Не верьте в то, что военное вмешательство, как бы хорошо оно ни было обосновано с моральной точки зрения, может быть успешным без ясно обозначенных военных целей.

Не думайте, что Запад способен переделать общество. Не принимайте общественное мнение на веру, однако не сбрасывайте со счетов готовность людей идти на жертвы ради правого дела. Не оставляйте тиранов и агрессоров безнаказанными. Если вы решили сражаться — сражайтесь до победы.

Эти принципы и в самом деле лежат в основе настоящего конфликта. Заявления о том, что демократии, свободе и терпимости угрожает террор со стороны исламских фанатиков, — не пустая риторика.

Когда демократические страны начинают войну, они, вполне естественно, ссылаются на высшие моральные принципы. Так всегда было с войнами.

Америке не требуется чье-либо согласие на самозащиту от ничем не спровоцированного нападения на свой народ. Ей нужна поддержка тех стран, чья территория или воздушное пространство необходимы для проведения военных операций.

Другие государства имеют право прийти на помощь тем, кто стал жертвой агрессии. Именно для этого и существуют альянсы, подобные НАТО.

Обязательства Америки по обеспечению безопасности в мире настолько широки, а жертвы, которые она приносит, настолько значительны, что ее союзникам не следует жаловаться на нежелание американских семей нести потери в чужих войнах.

Как ни парадоксально, огромную роль может играть телевизионное освещение современных кризисов. Показывая столь живо страдания находящихся где-то далеко людей, телевидение значительно увеличивает давление в поддержку вмешательства. А драматизируя горе семей погибших военнослужащих, оно подрывает решимость сражаться и идти на риск потерь.

Мы можем верить в оправданность вмешательства во имя прекращения страданий, причиняемых правителями своим подданным или одной этнической группой — представителям другой; я твердо знаю, так бывало иногда прежде, так случается и сейчас. Мы можем верить в необходимость поддержания готовности к вмешательству во имя нашей безопасности или защиты нашего союзника, — убеждена, мы обязаны проявлять решительность в этом плане. Однако делать вид, что эти две цели всегда, или хотя бы обычно, совпадают, просто нелепо.

Подобное заблуждение в большей степени опасно для Америки как сверхдержавы с глобальными интересами, чем для менее крупного государства, например Великобритании. Доктрина «интернационального сообщества» а-ля Блэр — это установка на неразбериху, распыление сил и, в итоге, ввиду неизбежного провала, на отказ Америки от глобальной ответственности.

Leave your vote

0 Голосов

Upvote Downvote

Яркие цитаты Маргарет Тэтчер (400 цитат)

Leave your vote

Add to Collection

No Collections