Трудно представить, что каких-то выражений в нашем языке до определенного момента не существовало. Писатели-классики часто заслуженно получают почет еще и потому, что расширили всенародный словарный запас, введя в речь людей совершенно новые слова и выражения. Например, Николай Гоголь ввел в речь фразу «большому кораблю – большое плаванье», которая кажется сейчас вполне привычной и обыкновенной. В данном разделе собраны крылатые выражения из произведений Гоголя.
А невесте скажи, что она подлец!
Ничего не может быть приятнее, как жить в уединении, наслаждаться зрелищем природы и почитать иногда какую-нибудь книгу…
Право, мне очень нравится это простодушие!
Бог предоставил себе дело творенья, как высшее наслажденье, и требует от человека также, чтобы он был творцом благоденствия и стройного теченья дел.
Я знаю, что есть иные из нас, которые от души готовы посмеяться над кривым носом человека и не имеют духа посмеяться над кривою душою человека.
Что, сынку, помогли тебе твои ляхи?
А что я уж думаю: иной раз, право, мне кажется, что будто русский человек – какой-то пропащий человек. Хочешь все сделать – и ничего не можешь. Все думаешь – с завтрашнего дни начнешь новую жизнь, с завтрашнего дни сядешь на диету-ничуть не бывало: к вечеру того же дни так объешься, что только хлопаешь глазами и язык не ворочается; как сова сидишь, глядя на всех,-право! И этак все.
Все мы имеем маленькую слабость немножко пощадить себя, а постараемся лучше приискать какого-нибудь ближнего, на ком бы выместить свою досаду.
Да ведь сам собою дошел, собственным умом.
Один там только и есть порядочный человек: прокурор; да и тот, если сказать правду, свинья.
Редкая птица долетит до середины Днепра.
Я их знаю всех: это все мошенники, весь город там такой: мошенник на мошеннике сидит и мошенником погоняет.
Иное письмо с наслажденьем прочтёшь.
А невесте скажи, что она подлец!
Ничего не может быть приятнее, как жить в уединении, наслаждаться зрелищем природы и почитать иногда какую-нибудь книгу…
Право, мне очень нравится это простодушие!
Бог предоставил себе дело творенья, как высшее наслажденье, и требует от человека также, чтобы он был творцом благоденствия и стройного теченья дел.
Я знаю, что есть иные из нас, которые от души готовы посмеяться над кривым носом человека и не имеют духа посмеяться над кривою душою человека.
Что, сынку, помогли тебе твои ляхи?
А что я уж думаю: иной раз, право, мне кажется, что будто русский человек – какой-то пропащий человек. Хочешь все сделать – и ничего не можешь. Все думаешь – с завтрашнего дни начнешь новую жизнь, с завтрашнего дни сядешь на диету-ничуть не бывало: к вечеру того же дни так объешься, что только хлопаешь глазами и язык не ворочается; как сова сидишь, глядя на всех,-право! И этак все.
Все мы имеем маленькую слабость немножко пощадить себя, а постараемся лучше приискать какого-нибудь ближнего, на ком бы выместить свою досаду.
Да ведь сам собою дошел, собственным умом.
Один там только и есть порядочный человек: прокурор; да и тот, если сказать правду, свинья.
Редкая птица долетит до середины Днепра.
Я их знаю всех: это все мошенники, весь город там такой: мошенник на мошеннике сидит и мошенником погоняет.
Иное письмо с наслажденьем прочтёшь.
Есть люди, имеющие страстишку нагадить ближнему, иногда вовсе без всякой причины.
Унтер-офицерша налгала вам, будто бы я её высек; она врёт, ей-богу, врёт. Она сама себя высекла.
Бесчисленны, как морские пески, человеческие страсти, и все не похожи одна на другую, и все они, низкие и прекрасные, вначале покорны человеку и потом уже становятся страшными властелинами его.
А поворотись-ка, сын!
Обязанность для меня дело священное, закон – я немею пред законом.
Молодость счастлива тем, что у ней есть будущее.
Быстро все превращается в человеке; не успеешь оглянуться, как уже вырос внутри страшный червь, самовластно обративший к себе все жизненные соки.
Давненько не брал я в руки шашек!
Оно, конечно, Александр Македонский герой, но зачем же стулья ломать?
Нет, это невозможно выгнать: он говорит, что в детстве его мамка ушибла, и с тех пор от него отдает немного водкою.
Я тебя женю так, что и не услышишь.
Ей-ей, и почестей никаких не хочу. Оно, конечно, заманчиво, но пред добродетелью всё прах и суета.
Подымите мне веки: не вижу!
Конечно, прилгнул немного; да ведь не прилгнувши не говорится никакая речь.
Я тебя породил, я тебя и убью!
Нет, кто уж кулак, тому не разогнуться в ладонь.
Как ни глупы слова дурака, а иногда бывают они достаточны, чтобы смутить умного человека.
Ничего нет сердитее всякого рода департаментов, полков, канцелярий и, словом, всякого рода должностных сословий. Теперь уже всякой частный человек считает в лице своем оскорбленным всё общество.
Ребенка окрестили, причем он заплакал и сделал такую гримасу, как будто бы предчувствовал, что будет титулярный советник.
Газета может потерять репутацию. Если всякий начнет писать, что у него сбежал нос, то… И так уже говорят, что печатается много несообразностей и ложных слухов.
Знаете ли вы украинскую ночь? О, вы не знаете украинской ночи!
Один там только и есть порядочный человек: прокурор; да и тот, если сказать правду, свинья.
Архитектура – тоже летопись жизни: она говорит тогда, когда уже молчат и песни, и предания.
Какого горя не уносит время?
Отчизна есть то, что ищет душа наша, что милее для нее всего. Отчизна моя — ты.
Обращаться с словом нужно честно. Оно есть высший подарок Бога человеку.
Вместо того чтобы строго судить свое прошедшее, гораздо лучше быть неумолимым к своим занятиям настоящим.
Отчизна есть то, что ищет душа наша, что милее для нее всего. Отчизна моя — ты.
Один там только и есть порядочный человек: прокурор; да и тот, если сказать правду, свинья.
Я говорю всем открыто, что беру взятки, но чем взятки? Борзыми щенками. Это совсем иное дело.
Никогда не стоит хвастаться будущим.
Какая странная мода теперь завелась на Руси! Сам человек лежит на боку, к делу настоящему ленив, а другого торопит, точно как будто непременно другой должен изо всех сил тянуть от радости, что его приятель лежит на боку. Чуть заметят, что хотя один человек занялся серьёзно каким-нибудь делом, уж его торопят со всех сторон, и потом его же выбранят, если сделает глупо, — скажут: «Зачем поторопился?»
Эх, русский народец! Не любит умирать своей смертью!
Женщине легче поцеловаться с чертом, чем назвать кого красавицей.
Умный человек — или пьяница, или рожу такую состроит, что хоть святых выноси.
Сколько волка не корми, всех лосей заповедника на него не спишешь.
Без носа человек — черт знает что: птица не птица, гражданин не гражданин, — просто возьми, да и вышвырни в окошко!
… женщины, это такой предмет <…> просто и говорить нечего! <…> Одни глаза их такое бесконечное государство, в которое заехал человек — и поминай как звали! Уж его оттуда ни крючком, ничем не вытащишь.
Чем истины выше, тем нужно быть осторожнее с ними, иначе они вдруг обратятся в общие места, а общим местам уже не верят.
Нет уз святее товарищества! Отец любит свое дитя, мать любит свое дитя, дитя любит отца и мать. Но это не то, братцы: любит и зверь свое дитя. Но породниться родством по душе, а не по крови, может только один человек.
Отчизна есть то, что ищет душа наша, что милее для нее всего. Отчизна моя — ты.
Все обман, все мечта, все не то, чем кажется.
Дивишься драгоценности нашего языка: что ни звук, то и подарок; всё зернисто, крупно, как сам жемчуг, и право, иное название драгоценнее самой вещи.
Какого горя не уносит время?
Есть у русского человека враг, непримиримый, опасный враг, не будь которого он был бы исполином. Враг этот — лень.
Я говорю всем открыто, что беру взятки, но чем взятки? Борзыми щенками. Это совсем иное дело.
Чему смеетесь? — Над собою смеетесь!.
Я пригласил вас, господа, с тем, чтобы сообщить вам пренеприятное известие. К нам едет ревизор.
Эх, русский народец! Не любит умирать своей смертью!
Скучно на этом свете, господа!
Бывает время, когда иначе нельзя устремить общество или даже все поколение к прекрасному, пока не покажешь всю глубину его настоящей мерзости.
Терпи казакъ, атаманъ будешь!
Отчизна есть то, что ищет душа наша, что милее для нее всего. Отчизна моя — ты.
Ничего, ничего, молчание!
В глубине холодного смеха могут отыскаться горячие искры вечной могучей любви.
Бывает время, когда иначе нельзя устремить общество или даже все поколение к прекрасному, пока не покажешь всю глубину его настоящей мерзости.
С Пушкиным на дружеской ноге. Бывало, часто говорю ему: «Ну что, брат Пушкин?» — «Да так, брат, — отвечает, бывало, — так как-то всё…» Большой оригинал.
С тех пор, как я принял начальство, — может быть, вам покажется даже невероятным, — все как мухи выздоравливают. Больной не успеет войти в лазарет, как уже здоров; и не столько медикаментами, сколько честностью и порядком.
Велико незнанье России посреди России. Всё живет в иностранных журналах и газетах, а не в земле своей. Город не знает города, человек человека; люди, живущие только за одной стеной, кажется, как бы живут за морями.
Зачем же выставлять напоказ бедность нашей жизни и наше грустное несовершенство, выкапывая людей из глуши, из отдаленных закоулков государства?
Да и странно говорить: нет человека, который бы за собою не имел каких- нибудь грехов.
Есть множество таких людей, которые, встретившись с вами, непременно посмотрят на сапоги ваши, и, если вы пройдете, они оборотятся назад, чтобы посмотреть на ваши фалды. Я до сих пор не могу понять, отчего это бывает. Сначала я думал, что они сапожники, но, однако же, ничуть не бывало.
В самом деле, никогда жалость так сильно не овладевает нами, как при виде красоты, тронутой тлетворным дыханием разврата.
Но Россия такая чудная земля, что если скажешь об одном коллежском асессоре, то все коллежские асессоры, от Риги до Камчатки, непременно примут на свой счет. То же разумей и о всех званиях и чинах.
Чему смеетесь? Над собою смеетесь!
Потребовавши самый лёгкий ужин, состоявший только в поросенке, он тот же час разделся и, забравшись под одеяло, заснул сильно, крепко, заснул чудным образом, как спят одни только те счастливцы, которые не ведают ни геморроя, ни блох, ни слишком сильных умственных способностей.
Теперь всякая чуть вылезшая козявка уже думает, что он аристократ.
Да если спросят, отчего не выстроена церковь при богоугодном заведении, на которую год назад была ассигнована сумма, то не позабыть сказать, что начала строиться, но сгорела. Я об этом и рапорт представлял. А то, пожалуй, кто-нибудь, позабывшись, сдуру скажет, что она и не начиналась.
«Позвольте вас попросить расположиться в этих креслах», сказал Манилов. «Здесь вам будет попокойнее». «Позвольте, я сяду на стуле». «Позвольте вам этого не позволить», сказал Манилов с улыбкою.
Право, печатной бумаги развелось столько, что не придумаешь скоро, что бы такое завернуть в неё.
Чем истины выше, тем нужно быть осторожнее с ними; иначе они вдруг обратятся в общие места, а общим местам уже не верят. Не столько зла произвели сами безбожники, сколько произвели зла лицемерные или даже просто неприготовленные проповедатели Бога, дерзавшие произносить имя Его неосвященными устами.
Большому кораблю — большое плавание!
А человек без честного рода и потомства, что хлебное семя, кинутое в землю и пропавшее даром в земле. Всходу нет — никто не узнает, что кинуто было семя.
Чуден Днепр при тихой погоде, когда вольно и плавно мчит сквозь леса и горы полные воды свои.
Вот, подлино, если бог хочет наказать, так отнимет прежде разум.
Нет, ум великая вещь. В свете нужна тонкость. Я смотрю на жизнь совершенно с другой точки. Этак прожить, как дурак проживет, это не штука, но прожить с тонкостью, с искусством, обмануть всех и не быть обмануту самому — вот настоящая задача и цель.
Ну, в ином случае много ума хуже, чем бы его совсем не было.
Послушайте, Иван Кузьмич, нельзя ли вам, для общей нашей пользы, всякое письмо, которое прибывает к вам в почтовую контору, входящее и исходящее, знаете, этак немножко распечатать и прочитать: не содержится ли в нем какого-нибудь донесения или просто переписки. Если же нет, то можно опять запечатать; впрочем, можно даже и так отдать письмо, распечатанное.
Не было ремесла, которого бы не знал козак: накурить вина, снарядить телегу, намолоть пороху, справить кузнецкую, слесарную работу и, в прибавку к тому, гулять напропалую, пить и бражничать, как только может один русский, — все это было ему по плечу.
Если уж один бессмысленный каприз красавицы бывал причиной переворотов всемирных и заставлял делать глупости умнейших людей, что же было бы тогда, если бы этот каприз был осмыслен и направлен к добру.
Но по странному устройству вещей, всегда ничтожные причины родили великие события, и наоборот — великие предприятия оканчивались ничтожными следствиями.
Я знаю, что есть иные из нас, которые от души готовы посмеяться над кривым носом человека и не имеют духа посмеяться над кривою душою человека.
Ей я столько же дорог, как перержавевшая подкова.
Да если проезжающий чиновник будет спрашивать службу, довольны ли, чтоб отвечали «Всем довольны, Ваше Благородие!» А который будет недоволен, то ему после дам такого неудовольствия!..
О! насчет врачеванья мы с Христианом Ивановичем взяли свои меры: чем ближе к натуре, тем лучше, — лекарств дорогих мы не употребляем. Человек простой: если умрет, то и так умрет; если выздоровеет, то и так выздоровеет.
Прямо под самое сердце пришлась ему пуля, но собрал старый весь дух свой и сказал: «Не жаль расстаться с светом. Дай бог и всякому такой кончины! Пусть же славится до конца века Русская земля!» И понеслась к вышинам Бовдюгова душа рассказать давно отошедшим старцам, как умеют биться на Русской земле и, еще лучше того, как умеют умирать в ней за святую веру.
Да разве найдутся на свете такие огни, муки и такая сила, которая бы пересилила русскую силу!
Есть люди, имеющие страстишку нагадить ближнему, иногда вовсе без всякой причины.
Унтер-офицерша налгала вам, будто бы я её высек; она врёт, ей-богу, врёт. Она сама себя высекла.
Бесчисленны, как морские пески, человеческие страсти, и все не похожи одна на другую, и все они, низкие и прекрасные, вначале покорны человеку и потом уже становятся страшными властелинами его.
А поворотись-ка, сын!
Обязанность для меня дело священное, закон – я немею пред законом.
Молодость счастлива тем, что у ней есть будущее.
Быстро все превращается в человеке; не успеешь оглянуться, как уже вырос внутри страшный червь, самовластно обративший к себе все жизненные соки.
Давненько не брал я в руки шашек!
Оно, конечно, Александр Македонский герой, но зачем же стулья ломать?
Нет, это невозможно выгнать: он говорит, что в детстве его мамка ушибла, и с тех пор от него отдает немного водкою.
Я тебя женю так, что и не услышишь.
Ей-ей, и почестей никаких не хочу. Оно, конечно, заманчиво, но пред добродетелью всё прах и суета.
Подымите мне веки: не вижу!
Конечно, прилгнул немного; да ведь не прилгнувши не говорится никакая речь.
Я тебя породил, я тебя и убью!
Нет, кто уж кулак, тому не разогнуться в ладонь.
Как ни глупы слова дурака, а иногда бывают они достаточны, чтобы смутить умного человека.
Ничего нет сердитее всякого рода департаментов, полков, канцелярий и, словом, всякого рода должностных сословий. Теперь уже всякой частный человек считает в лице своем оскорбленным всё общество.
Ребенка окрестили, причем он заплакал и сделал такую гримасу, как будто бы предчувствовал, что будет титулярный советник.
Газета может потерять репутацию. Если всякий начнет писать, что у него сбежал нос, то… И так уже говорят, что печатается много несообразностей и ложных слухов.
Знаете ли вы украинскую ночь? О, вы не знаете украинской ночи!
Один там только и есть порядочный человек: прокурор; да и тот, если сказать правду, свинья.
Архитектура – тоже летопись жизни: она говорит тогда, когда уже молчат и песни, и предания.
Какого горя не уносит время?
Отчизна есть то, что ищет душа наша, что милее для нее всего. Отчизна моя — ты.
Обращаться с словом нужно честно. Оно есть высший подарок Бога человеку.
Вместо того чтобы строго судить свое прошедшее, гораздо лучше быть неумолимым к своим занятиям настоящим.
Отчизна есть то, что ищет душа наша, что милее для нее всего. Отчизна моя — ты.
Один там только и есть порядочный человек: прокурор; да и тот, если сказать правду, свинья.
Я говорю всем открыто, что беру взятки, но чем взятки? Борзыми щенками. Это совсем иное дело.
Никогда не стоит хвастаться будущим.
Какая странная мода теперь завелась на Руси! Сам человек лежит на боку, к делу настоящему ленив, а другого торопит, точно как будто непременно другой должен изо всех сил тянуть от радости, что его приятель лежит на боку. Чуть заметят, что хотя один человек занялся серьёзно каким-нибудь делом, уж его торопят со всех сторон, и потом его же выбранят, если сделает глупо, — скажут: «Зачем поторопился?»
Эх, русский народец! Не любит умирать своей смертью!
Женщине легче поцеловаться с чертом, чем назвать кого красавицей.
Умный человек — или пьяница, или рожу такую состроит, что хоть святых выноси.
Сколько волка не корми, всех лосей заповедника на него не спишешь.
Без носа человек — черт знает что: птица не птица, гражданин не гражданин, — просто возьми, да и вышвырни в окошко!
… женщины, это такой предмет <…> просто и говорить нечего! <…> Одни глаза их такое бесконечное государство, в которое заехал человек — и поминай как звали! Уж его оттуда ни крючком, ничем не вытащишь.
Чем истины выше, тем нужно быть осторожнее с ними, иначе они вдруг обратятся в общие места, а общим местам уже не верят.
Нет уз святее товарищества! Отец любит свое дитя, мать любит свое дитя, дитя любит отца и мать. Но это не то, братцы: любит и зверь свое дитя. Но породниться родством по душе, а не по крови, может только один человек.
Отчизна есть то, что ищет душа наша, что милее для нее всего. Отчизна моя — ты.
Все обман, все мечта, все не то, чем кажется.
Дивишься драгоценности нашего языка: что ни звук, то и подарок; всё зернисто, крупно, как сам жемчуг, и право, иное название драгоценнее самой вещи.
Какого горя не уносит время?
Есть у русского человека враг, непримиримый, опасный враг, не будь которого он был бы исполином. Враг этот — лень.
Я говорю всем открыто, что беру взятки, но чем взятки? Борзыми щенками. Это совсем иное дело.
Чему смеетесь? — Над собою смеетесь!.
Я пригласил вас, господа, с тем, чтобы сообщить вам пренеприятное известие. К нам едет ревизор.
Эх, русский народец! Не любит умирать своей смертью!
Скучно на этом свете, господа!
Бывает время, когда иначе нельзя устремить общество или даже все поколение к прекрасному, пока не покажешь всю глубину его настоящей мерзости.
Терпи казакъ, атаманъ будешь!
Отчизна есть то, что ищет душа наша, что милее для нее всего. Отчизна моя — ты.
Ничего, ничего, молчание!
В глубине холодного смеха могут отыскаться горячие искры вечной могучей любви.
Бывает время, когда иначе нельзя устремить общество или даже все поколение к прекрасному, пока не покажешь всю глубину его настоящей мерзости.
С Пушкиным на дружеской ноге. Бывало, часто говорю ему: «Ну что, брат Пушкин?» — «Да так, брат, — отвечает, бывало, — так как-то всё…» Большой оригинал.
С тех пор, как я принял начальство, — может быть, вам покажется даже невероятным, — все как мухи выздоравливают. Больной не успеет войти в лазарет, как уже здоров; и не столько медикаментами, сколько честностью и порядком.
Велико незнанье России посреди России. Всё живет в иностранных журналах и газетах, а не в земле своей. Город не знает города, человек человека; люди, живущие только за одной стеной, кажется, как бы живут за морями.
Зачем же выставлять напоказ бедность нашей жизни и наше грустное несовершенство, выкапывая людей из глуши, из отдаленных закоулков государства?
Да и странно говорить: нет человека, который бы за собою не имел каких- нибудь грехов.
Есть множество таких людей, которые, встретившись с вами, непременно посмотрят на сапоги ваши, и, если вы пройдете, они оборотятся назад, чтобы посмотреть на ваши фалды. Я до сих пор не могу понять, отчего это бывает. Сначала я думал, что они сапожники, но, однако же, ничуть не бывало.
В самом деле, никогда жалость так сильно не овладевает нами, как при виде красоты, тронутой тлетворным дыханием разврата.
Но Россия такая чудная земля, что если скажешь об одном коллежском асессоре, то все коллежские асессоры, от Риги до Камчатки, непременно примут на свой счет. То же разумей и о всех званиях и чинах.
Чему смеетесь? Над собою смеетесь!
Потребовавши самый лёгкий ужин, состоявший только в поросенке, он тот же час разделся и, забравшись под одеяло, заснул сильно, крепко, заснул чудным образом, как спят одни только те счастливцы, которые не ведают ни геморроя, ни блох, ни слишком сильных умственных способностей.
Теперь всякая чуть вылезшая козявка уже думает, что он аристократ.
Да если спросят, отчего не выстроена церковь при богоугодном заведении, на которую год назад была ассигнована сумма, то не позабыть сказать, что начала строиться, но сгорела. Я об этом и рапорт представлял. А то, пожалуй, кто-нибудь, позабывшись, сдуру скажет, что она и не начиналась.
«Позвольте вас попросить расположиться в этих креслах», сказал Манилов. «Здесь вам будет попокойнее». «Позвольте, я сяду на стуле». «Позвольте вам этого не позволить», сказал Манилов с улыбкою.
Право, печатной бумаги развелось столько, что не придумаешь скоро, что бы такое завернуть в неё.
Чем истины выше, тем нужно быть осторожнее с ними; иначе они вдруг обратятся в общие места, а общим местам уже не верят. Не столько зла произвели сами безбожники, сколько произвели зла лицемерные или даже просто неприготовленные проповедатели Бога, дерзавшие произносить имя Его неосвященными устами.
Большому кораблю — большое плавание!
А человек без честного рода и потомства, что хлебное семя, кинутое в землю и пропавшее даром в земле. Всходу нет — никто не узнает, что кинуто было семя.
Чуден Днепр при тихой погоде, когда вольно и плавно мчит сквозь леса и горы полные воды свои.
Вот, подлино, если бог хочет наказать, так отнимет прежде разум.
Нет, ум великая вещь. В свете нужна тонкость. Я смотрю на жизнь совершенно с другой точки. Этак прожить, как дурак проживет, это не штука, но прожить с тонкостью, с искусством, обмануть всех и не быть обмануту самому — вот настоящая задача и цель.
Ну, в ином случае много ума хуже, чем бы его совсем не было.
Послушайте, Иван Кузьмич, нельзя ли вам, для общей нашей пользы, всякое письмо, которое прибывает к вам в почтовую контору, входящее и исходящее, знаете, этак немножко распечатать и прочитать: не содержится ли в нем какого-нибудь донесения или просто переписки. Если же нет, то можно опять запечатать; впрочем, можно даже и так отдать письмо, распечатанное.
Не было ремесла, которого бы не знал козак: накурить вина, снарядить телегу, намолоть пороху, справить кузнецкую, слесарную работу и, в прибавку к тому, гулять напропалую, пить и бражничать, как только может один русский, — все это было ему по плечу.
Если уж один бессмысленный каприз красавицы бывал причиной переворотов всемирных и заставлял делать глупости умнейших людей, что же было бы тогда, если бы этот каприз был осмыслен и направлен к добру.
Но по странному устройству вещей, всегда ничтожные причины родили великие события, и наоборот — великие предприятия оканчивались ничтожными следствиями.
Я знаю, что есть иные из нас, которые от души готовы посмеяться над кривым носом человека и не имеют духа посмеяться над кривою душою человека.
Ей я столько же дорог, как перержавевшая подкова.
Да если проезжающий чиновник будет спрашивать службу, довольны ли, чтоб отвечали «Всем довольны, Ваше Благородие!» А который будет недоволен, то ему после дам такого неудовольствия!..
О! насчет врачеванья мы с Христианом Ивановичем взяли свои меры: чем ближе к натуре, тем лучше, — лекарств дорогих мы не употребляем. Человек простой: если умрет, то и так умрет; если выздоровеет, то и так выздоровеет.
Прямо под самое сердце пришлась ему пуля, но собрал старый весь дух свой и сказал: «Не жаль расстаться с светом. Дай бог и всякому такой кончины! Пусть же славится до конца века Русская земля!» И понеслась к вышинам Бовдюгова душа рассказать давно отошедшим старцам, как умеют биться на Русской земле и, еще лучше того, как умеют умирать в ней за святую веру.
Да разве найдутся на свете такие огни, муки и такая сила, которая бы пересилила русскую силу!
