Владимир Высоцкий оставил в наследство потомкам множество стихов и песен, особенно хороши его произведения в моменты душевной тяжести, когда человеку кажется, что все потеряно, они возвращают силу и уверенность в себе. Он призывал «не судить по первому взгляду», «видеть в людях только хорошее» и «радоваться сущему», и был искренне рад тому, что люди ценили эти слова. В данном разделе собраны крылатые выражения Владимира Высоцкого.

Я согласен бегать в табуне —
Но не под седлом и без узды!
Эй вы, задние, делай как я.
Это значит — не надо за мной.
Колея эта — только моя!
Выбирайтесь своей колеёй!
Выучи намертво, не забывай
И повторяй как заклинанье:
„Не потеряй веру в тумане,
Да и себя не потеряй!“
Кто не верил в дурные пророчества,
В снег не лег ни на миг отдохнуть,
Тем наградою за одиночество
Должен встретиться кто-нибудь.
Я не люблю открытого цинизма,
В восторженность не верю, и еще,
Когда чужой мои читает письма,
Заглядывая мне через плечо.
Я не люблю себя, когда я трушу,
Досадно мне. когда невинных бьют,
Я не люблю, когда мне лезут в душу,
Тем более, когда в неё плюют!
Если, путь прорубая отцовским мечом,
Ты соленые слезы на ус намотал,
Если в жарком бою испытал, что почем, —
Значит, нужные книги ты в детстве читал!
Стремилась ввысь душа твоя —
Родишься вновь с мечтою,
Но если жил ты как свинья —
Останешься свиньею.
Соглашайся хотя бы на рай в шалаше,
Если терем с дворцом кто-то занял.
Надо, надо сыпать соль на раны, чтоб лучше помнить, пусть они болят.
Если мяса с ножа ты не ел ни куска,
Если руки сложа наблюдал свысока,
И в борьбу не вступил с подлецом, с палачом —
Значит, в жизни ты был ни при чём, ни при чём.
Я не люблю уверенности сытой,
Уж лучше пусть откажут тормоза.
Я не люблю любое время года,
Когда веселых песен не пою.
Эх, вы мои нервы обнаженные!
Ожили б — ходили б как калеки.
Я, конечно, вернусь — весь в друзьях и в мечтах,
Я, конечно, спою — не пройдет и полгода.
С меня при цифре 37 в момент слетает хмель.
Вот и сейчас как холодом подуло:
Под эту цифру Пушкин подгадал себе дуэль
И Маяковский лег виском на дуло.
Зачем мне быть душою общества,
Когда души в нем вовсе нет!
Я перетру серебряный ошейник
И золотую цепь перегрызу.
Перемахну забор, ворвусь в репейник,
Порву бока — и выбегу в грозу!
Для меня авторская песня — это возможность беседовать, разговаривать с людьми на темы, которые меня волнуют и беспокоят; рассказывать им о том, что меня скребет по нервам, рвет душу и так далее, — в надежде, что их беспокоит то же самое.
Сыт я по горло, до подбородка — даже от песен стал уставать, — лечь бы на дно, как подводная лодка, чтоб не могли запеленговать!
Мне меньше полувека, сорок с лишним.
Я жив, двенадцать лет тобой и Господом храним.
Мне есть что спеть, представ перед Всевышним,
Мне есть чем оправдаться перед Ним.
Когда я отпою и отыграю,
Где кончу я, на чём — не угадать?
Но лишь одно наверное я знаю:
Мне будет не хотеться умирать.
Смешно, не правда ли, смешно?
А он спешил — недоспешил.
Осталось недорешено,
Всё то, что он недорешил.
Возвращаются все — кроме лучших друзей,
Кроме самых любимых и преданных женщин,
Возвращаются все — кроме тех, кто нужней…
Я думаю — ученые наврали, прокол у них в теории, порез: развитие идет не по спирали, а вкривь и вкось, вразнос, наперерез.
Суета всех сует — всё равно суета.
Снег без грязи, как долгая жизнь без вранья.
Часто нас заменяют другими,
Чтобы мы не мешали вранью.
Но ясновидцев — впрочем, как и очевидцев —
Во все века сжигали люди на кострах.
Всё человечество давно хронически больно,
И всю историю оно болеть обречено…
Мне скулы от досады сводит:
Мне кажется который год,
Что там, где я, — там жизнь проходит,
А там, где нет меня, — идёт.
Наше время иное, лихое, но счастье как встарь, ищи!
И в погоню летим мы за ним, убегающим вслед.
Только вот в этой скачке теряем мы лучших товарищей
На скаку не заметив, что рядом — товарищей нет.
Даже в дозоре можно не встретить врага…
Это не горе, если болит нога…

При власти, деньгах ли, при короне ли —
Судьба людей швыряет как котят.
Утро вечера мудренее, но и в вечере что—то есть.
И нас хотя расстрелы не косили,
Но жили мы, поднять не смея глаз.
Мы тоже дети страшных лет России —
Безвременье вливало водку в нас.
А урод-то сидит на уроде
И уродом другим погоняет,
И это всё — при народе,
Который приветствует вроде
И вроде бы всё одобряет.
Ты, Зин, на грубость нарываешься,
Всё, Зин, обидеть норовишь!
Тут за день так накувыркаешься…
Придёшь домой — там ты сидишь!
Будут с водкою дебаты, — отвечай:
«Нет, ребята-демократы, — только чай!»
Там за стеной, за стеночкою, за перегородочкой
Соседушка с соседушкою баловались водочкой.
Все жили вровень, скромно так: система коридорная,
На тридцать восемь комнаток всего одна уборная.
Подымайте руки,
в урны суйте
Бюллетени, даже не читав, —
Помереть от скуки!
Голосуйте,
Только, чур, меня не приплюсуйте:
Я не разделяю ваш устав!
Если отвернутся, значит недостаточно любили.
Жираф большой — ему видней!
Даже «здравствуй» можно сказать
так, чтобы оскорбить человека.
Даже «сволочь» можно сказать
так, что он растает от удовольствия.
Кто-то весело орал про тишину.
Почему-то все люди, выступая по телевидению, стараются казаться умнее, чем они есть на самом деле. А ведь самое интересное узнать, какие они на самом деле.
Словно мухи, тут и там,
Ходят слухи по домам,
А беззубые старухи
Их разносят по умам.
Нет прохода, и давно,
В мире от нахалов.
Мразь и серость пьет вино
Из чужих бокалов.
Купола в России кроют чистым золотом —
Чтобы чаще Господь замечал.
И ни церковь, и ни кабак —
Ничего не свято!
Нет, ребята, всё не так,
Всё не так, ребята!
Протопи ты мне баньку по-белому
Я от белого свету отвык
Угорю я и мне, угорелому,
Пар горячий развяжет язык.
Какие странные дела
У нас в России лепятся!
Я стою, как перед вечною загадкою,
Пред великою да сказочной страною,
Перед солоно да горько, кисло-сладкою,
Голубою, родниковою, ржаною.
Друг! Оставь покурить! — а в ответ — тишина:
Он вчера не вернулся из боя.
На братских могилах не ставят крестов,
И вдовы на них на рыдают, —
К ним кто-то приносит букеты цветов,
И Вечный огонь зажигают.
Ведь Земля — это наша душа,
Сапогами не вытоптать душу!
Мне хочется верить, что грубая наша работа
Вам дарит возможность беспошлинно видеть восход.
И я попрошу Бога, Духа и Сына,
Чтоб выполнил волю мою:
Пусть вечно мой друг защищает мне спину,
Как в этом последнем бою.
Я дышу, и значит — я люблю!
Я люблю, и значит — я живу!
Потому что любовь — это вечно любовь
Даже в будущем вашем далеком.
В душе моей — пустынная пустыня, —
Так что ж стоите над пустой моей душой!
Обрывки песен там и паутина, —
А остальное все она взяла с собой.
Я надеялся втайне,
Что тебя не листали,
Но тебя, как в читальне,
Слишком многие брали.
Героев я не ищу – в каждом из нас похоронено по крайней мере тысяча персонажей.
Кто без страха и упрёка —
Тот всегда не при деньгах.
Только голодовка может убедить вас в том, что личность — это не тлеющая тварь, а нечто даже значительно большее.
Если друг оказался вдруг
И не друг и не враг, а так…
Настоящих буйных мало — вот и нету вожаков.
Мой финиш — горизонт, а лента — край земли.
Я должен первым быть на горизонте!
Но зачем-то ему тоже нужно пройти
четыре четверти пути!
Лучше гор могут быть только горы,
На которых ещё не бывал.
А в ответ мне: «Видать был ты долго в пути
И людей позабыл, мы всегда так живем.
Тpаву кушаем, век на щавеле
Скисли душами, опрыщавели.
Да ещё вином много тешились
разоряли дом, дрались, вешались…»
Проникновенье наше по планете
особенно приятно вдалеке:
в общественном парижском туалете
есть надписи на русском языке.
Ты уймись, уймись тоска,
У меня в груди!
Это — только присказка
Сказка — впереди.
Но и утром всё не так
Нет того веселья:
Или куришь натощак,
Или пьёшь с похмелья.
Ах, как нам хочется, как всем нам хочется
Не умереть, а именно уснуть.
Что-то воздуху мне мало: ветер пью, туман глотаю…
Чую с гибельным восторгом: пропадаю, пропадаю!
Убиенных щадят, отпевают и балуют раем, не скажу про живых, но покойников мы бережем.
Весь мир на ладони — ты счастлив и нем
И только немного завидуешь тем,
Другим — у которых вершина еще впереди.
«Ох, какая ты близкая и ласковая,
Альпинистка моя, скалоласковая!..»
Мы теперь одной веревкой связаны —
Стали оба мы скалолазами!
Альпинизм — это прекрасный способ перезимовать летом.
Мы — сыновья своих отцов,
Но блудные мы сыновья.
Спасибо вам, святители,
Что плюнули, да дунули,
Что вдруг мои родители
Зачать меня задумали.
Мне вчера дали свободу.
Что я с ней делать буду?
Но и падать свободно нельзя, потому
Что мы падаем не в пустоте.
Поэты ходят пятками по лезвию ножа
И режут в кровь свои босые души.

Слова бегут им тесно — ну и что же! — ты никогда не бойся опоздать. Их много — слов, но все же если можешь — скажи, когда не можешь не сказать.
Чистая правда когда-нибудь восторжествует, если проделает тоже, что явная ложь.
Слухи по России верховодят и со сплетней в терции поют. Ну а где-то рядом с ними ходит правда, на которую плюют.
Счастье — это путешествие, необязательно из мира в мир… Это путешествие может быть в душу другого человека, путешествие в мир писателя или поэта… И не одному, а с человеком, которого ты любишь.
Удивительное рядом, но оно запрещено!
Чем шире рот — тем чешире кот!
Ваня, Ваня, мы с тобой в Париже
нужны как в бане пассатижи.
Мы успели: в гости к Богу
Не бывает опозданий.
Так что ж там ангелы поют
Такими злыми голосами?!
Жаль, на меня не вовремя накинули аркан, —
Я б засосал стакан — и в Ватикан!
В этом мире я ценю только верность. Без этого ты никто и у тебя нет никого. В жизни это единственная валюта, которая никогда не обесценится.
Никогда не суди с первого взгляда ни о собаке, ни о человеке. Потому что, простая дворняга может иметь добрейшую душу, а человек приятной наружности может оказаться редкой сволочью.
Я всегда ищу в людях только хорошее – плохое они покажут сами.
Мне есть что спеть, представ перед всевышним, мне есть чем оправдаться перед ним.
Но даже светлые умы все размещают между строк: у них расчет на долгий срок.
Несколько раз я уже похоронен, несколько раз уехал, несколько раз отсидел, причем такие сроки, что еще лет сто надо прожить. Одна девочка из Новосибирска меня спросила: «Правда, что вы умерли?» Я говорю: «Не знаю».