Владимир Высоцкий оставил в наследство потомкам множество стихов и песен, особенно хороши его произведения в моменты душевной тяжести, когда человеку кажется, что все потеряно, они возвращают силу и уверенность в себе. Он призывал «не судить по первому взгляду», «видеть в людях только хорошее» и «радоваться сущему», и был искренне рад тому, что люди ценили эти слова. В данном разделе собраны крылатые выражения Владимира Высоцкого.
Я согласен бегать в табуне —
Но не под седлом и без узды!
Но не под седлом и без узды!
Эй вы, задние, делай как я.
Это значит — не надо за мной.
Колея эта — только моя!
Выбирайтесь своей колеёй!
Это значит — не надо за мной.
Колея эта — только моя!
Выбирайтесь своей колеёй!
Выучи намертво, не забывай
И повторяй как заклинанье:
„Не потеряй веру в тумане,
Да и себя не потеряй!“
И повторяй как заклинанье:
„Не потеряй веру в тумане,
Да и себя не потеряй!“
Кто не верил в дурные пророчества,
В снег не лег ни на миг отдохнуть,
Тем наградою за одиночество
Должен встретиться кто-нибудь.
В снег не лег ни на миг отдохнуть,
Тем наградою за одиночество
Должен встретиться кто-нибудь.
Я не люблю открытого цинизма,
В восторженность не верю, и еще,
Когда чужой мои читает письма,
Заглядывая мне через плечо.
В восторженность не верю, и еще,
Когда чужой мои читает письма,
Заглядывая мне через плечо.
Я не люблю себя, когда я трушу,
Досадно мне. когда невинных бьют,
Я не люблю, когда мне лезут в душу,
Тем более, когда в неё плюют!
Досадно мне. когда невинных бьют,
Я не люблю, когда мне лезут в душу,
Тем более, когда в неё плюют!
Если, путь прорубая отцовским мечом,
Ты соленые слезы на ус намотал,
Если в жарком бою испытал, что почем, —
Значит, нужные книги ты в детстве читал!
Ты соленые слезы на ус намотал,
Если в жарком бою испытал, что почем, —
Значит, нужные книги ты в детстве читал!
Стремилась ввысь душа твоя —
Родишься вновь с мечтою,
Но если жил ты как свинья —
Останешься свиньею.
Родишься вновь с мечтою,
Но если жил ты как свинья —
Останешься свиньею.
Соглашайся хотя бы на рай в шалаше,
Если терем с дворцом кто-то занял.
Если терем с дворцом кто-то занял.
Надо, надо сыпать соль на раны, чтоб лучше помнить, пусть они болят.
Если мяса с ножа ты не ел ни куска,
Если руки сложа наблюдал свысока,
И в борьбу не вступил с подлецом, с палачом —
Значит, в жизни ты был ни при чём, ни при чём.
Если руки сложа наблюдал свысока,
И в борьбу не вступил с подлецом, с палачом —
Значит, в жизни ты был ни при чём, ни при чём.
Я не люблю уверенности сытой,
Уж лучше пусть откажут тормоза.
Уж лучше пусть откажут тормоза.
Я не люблю любое время года,
Когда веселых песен не пою.
Когда веселых песен не пою.
Эх, вы мои нервы обнаженные!
Ожили б — ходили б как калеки.
Ожили б — ходили б как калеки.
Я, конечно, вернусь — весь в друзьях и в мечтах,
Я, конечно, спою — не пройдет и полгода.
Я, конечно, спою — не пройдет и полгода.
С меня при цифре 37 в момент слетает хмель.
Вот и сейчас как холодом подуло:
Под эту цифру Пушкин подгадал себе дуэль
И Маяковский лег виском на дуло.
Вот и сейчас как холодом подуло:
Под эту цифру Пушкин подгадал себе дуэль
И Маяковский лег виском на дуло.
Зачем мне быть душою общества,
Когда души в нем вовсе нет!
Когда души в нем вовсе нет!
Я перетру серебряный ошейник
И золотую цепь перегрызу.
Перемахну забор, ворвусь в репейник,
Порву бока — и выбегу в грозу!
И золотую цепь перегрызу.
Перемахну забор, ворвусь в репейник,
Порву бока — и выбегу в грозу!
Для меня авторская песня — это возможность беседовать, разговаривать с людьми на темы, которые меня волнуют и беспокоят; рассказывать им о том, что меня скребет по нервам, рвет душу и так далее, — в надежде, что их беспокоит то же самое.
Сыт я по горло, до подбородка — даже от песен стал уставать, — лечь бы на дно, как подводная лодка, чтоб не могли запеленговать!
Мне меньше полувека, сорок с лишним.
Я жив, двенадцать лет тобой и Господом храним.
Мне есть что спеть, представ перед Всевышним,
Мне есть чем оправдаться перед Ним.
Я жив, двенадцать лет тобой и Господом храним.
Мне есть что спеть, представ перед Всевышним,
Мне есть чем оправдаться перед Ним.
Когда я отпою и отыграю,
Где кончу я, на чём — не угадать?
Но лишь одно наверное я знаю:
Мне будет не хотеться умирать.
Где кончу я, на чём — не угадать?
Но лишь одно наверное я знаю:
Мне будет не хотеться умирать.
Смешно, не правда ли, смешно?
А он спешил — недоспешил.
Осталось недорешено,
Всё то, что он недорешил.
А он спешил — недоспешил.
Осталось недорешено,
Всё то, что он недорешил.
Возвращаются все — кроме лучших друзей,
Кроме самых любимых и преданных женщин,
Возвращаются все — кроме тех, кто нужней…
Кроме самых любимых и преданных женщин,
Возвращаются все — кроме тех, кто нужней…
Я думаю — ученые наврали, прокол у них в теории, порез: развитие идет не по спирали, а вкривь и вкось, вразнос, наперерез.
Суета всех сует — всё равно суета.
Снег без грязи, как долгая жизнь без вранья.
Часто нас заменяют другими,
Чтобы мы не мешали вранью.
Чтобы мы не мешали вранью.
Но ясновидцев — впрочем, как и очевидцев —
Во все века сжигали люди на кострах.
Во все века сжигали люди на кострах.
Всё человечество давно хронически больно,
И всю историю оно болеть обречено…
И всю историю оно болеть обречено…
Мне скулы от досады сводит:
Мне кажется который год,
Что там, где я, — там жизнь проходит,
А там, где нет меня, — идёт.
Мне кажется который год,
Что там, где я, — там жизнь проходит,
А там, где нет меня, — идёт.
Наше время иное, лихое, но счастье как встарь, ищи!
И в погоню летим мы за ним, убегающим вслед.
Только вот в этой скачке теряем мы лучших товарищей
На скаку не заметив, что рядом — товарищей нет.
И в погоню летим мы за ним, убегающим вслед.
Только вот в этой скачке теряем мы лучших товарищей
На скаку не заметив, что рядом — товарищей нет.
Даже в дозоре можно не встретить врага…
Это не горе, если болит нога…
Это не горе, если болит нога…
При власти, деньгах ли, при короне ли —
Судьба людей швыряет как котят.
Судьба людей швыряет как котят.
Утро вечера мудренее, но и в вечере что—то есть.
И нас хотя расстрелы не косили,
Но жили мы, поднять не смея глаз.
Мы тоже дети страшных лет России —
Безвременье вливало водку в нас.
Но жили мы, поднять не смея глаз.
Мы тоже дети страшных лет России —
Безвременье вливало водку в нас.
А урод-то сидит на уроде
И уродом другим погоняет,
И это всё — при народе,
Который приветствует вроде
И вроде бы всё одобряет.
И уродом другим погоняет,
И это всё — при народе,
Который приветствует вроде
И вроде бы всё одобряет.
Ты, Зин, на грубость нарываешься,
Всё, Зин, обидеть норовишь!
Тут за день так накувыркаешься…
Придёшь домой — там ты сидишь!
Всё, Зин, обидеть норовишь!
Тут за день так накувыркаешься…
Придёшь домой — там ты сидишь!
Будут с водкою дебаты, — отвечай:
«Нет, ребята-демократы, — только чай!»
«Нет, ребята-демократы, — только чай!»
Там за стеной, за стеночкою, за перегородочкой
Соседушка с соседушкою баловались водочкой.
Все жили вровень, скромно так: система коридорная,
На тридцать восемь комнаток всего одна уборная.
Соседушка с соседушкою баловались водочкой.
Все жили вровень, скромно так: система коридорная,
На тридцать восемь комнаток всего одна уборная.
Подымайте руки,
в урны суйте
Бюллетени, даже не читав, —
Помереть от скуки!
Голосуйте,
Только, чур, меня не приплюсуйте:
Я не разделяю ваш устав!
в урны суйте
Бюллетени, даже не читав, —
Помереть от скуки!
Голосуйте,
Только, чур, меня не приплюсуйте:
Я не разделяю ваш устав!
Если отвернутся, значит недостаточно любили.
Жираф большой — ему видней!
Даже «здравствуй» можно сказать
так, чтобы оскорбить человека.
Даже «сволочь» можно сказать
так, что он растает от удовольствия.
так, чтобы оскорбить человека.
Даже «сволочь» можно сказать
так, что он растает от удовольствия.
Кто-то весело орал про тишину.
Почему-то все люди, выступая по телевидению, стараются казаться умнее, чем они есть на самом деле. А ведь самое интересное узнать, какие они на самом деле.
Словно мухи, тут и там,
Ходят слухи по домам,
А беззубые старухи
Их разносят по умам.
Ходят слухи по домам,
А беззубые старухи
Их разносят по умам.
Нет прохода, и давно,
В мире от нахалов.
Мразь и серость пьет вино
Из чужих бокалов.
В мире от нахалов.
Мразь и серость пьет вино
Из чужих бокалов.
Купола в России кроют чистым золотом —
Чтобы чаще Господь замечал.
Чтобы чаще Господь замечал.
И ни церковь, и ни кабак —
Ничего не свято!
Нет, ребята, всё не так,
Всё не так, ребята!
Ничего не свято!
Нет, ребята, всё не так,
Всё не так, ребята!
Протопи ты мне баньку по-белому
Я от белого свету отвык
Угорю я и мне, угорелому,
Пар горячий развяжет язык.
Я от белого свету отвык
Угорю я и мне, угорелому,
Пар горячий развяжет язык.
Какие странные дела
У нас в России лепятся!
У нас в России лепятся!
Я стою, как перед вечною загадкою,
Пред великою да сказочной страною,
Перед солоно да горько, кисло-сладкою,
Голубою, родниковою, ржаною.
Пред великою да сказочной страною,
Перед солоно да горько, кисло-сладкою,
Голубою, родниковою, ржаною.
Друг! Оставь покурить! — а в ответ — тишина:
Он вчера не вернулся из боя.
Он вчера не вернулся из боя.
На братских могилах не ставят крестов,
И вдовы на них на рыдают, —
К ним кто-то приносит букеты цветов,
И Вечный огонь зажигают.
И вдовы на них на рыдают, —
К ним кто-то приносит букеты цветов,
И Вечный огонь зажигают.
Ведь Земля — это наша душа,
Сапогами не вытоптать душу!
Сапогами не вытоптать душу!
Мне хочется верить, что грубая наша работа
Вам дарит возможность беспошлинно видеть восход.
Вам дарит возможность беспошлинно видеть восход.
И я попрошу Бога, Духа и Сына,
Чтоб выполнил волю мою:
Пусть вечно мой друг защищает мне спину,
Как в этом последнем бою.
Чтоб выполнил волю мою:
Пусть вечно мой друг защищает мне спину,
Как в этом последнем бою.
Я дышу, и значит — я люблю!
Я люблю, и значит — я живу!
Я люблю, и значит — я живу!
Потому что любовь — это вечно любовь
Даже в будущем вашем далеком.
Даже в будущем вашем далеком.
В душе моей — пустынная пустыня, —
Так что ж стоите над пустой моей душой!
Обрывки песен там и паутина, —
А остальное все она взяла с собой.
Так что ж стоите над пустой моей душой!
Обрывки песен там и паутина, —
А остальное все она взяла с собой.
Я надеялся втайне,
Что тебя не листали,
Но тебя, как в читальне,
Слишком многие брали.
Что тебя не листали,
Но тебя, как в читальне,
Слишком многие брали.
Героев я не ищу – в каждом из нас похоронено по крайней мере тысяча персонажей.
Кто без страха и упрёка —
Тот всегда не при деньгах.
Тот всегда не при деньгах.
Только голодовка может убедить вас в том, что личность — это не тлеющая тварь, а нечто даже значительно большее.
Если друг оказался вдруг
И не друг и не враг, а так…
И не друг и не враг, а так…
Настоящих буйных мало — вот и нету вожаков.
Мой финиш — горизонт, а лента — край земли.
Я должен первым быть на горизонте!
Я должен первым быть на горизонте!
Но зачем-то ему тоже нужно пройти
четыре четверти пути!
четыре четверти пути!
Лучше гор могут быть только горы,
На которых ещё не бывал.
На которых ещё не бывал.
А в ответ мне: «Видать был ты долго в пути
И людей позабыл, мы всегда так живем.
Тpаву кушаем, век на щавеле
Скисли душами, опрыщавели.
Да ещё вином много тешились
разоряли дом, дрались, вешались…»
И людей позабыл, мы всегда так живем.
Тpаву кушаем, век на щавеле
Скисли душами, опрыщавели.
Да ещё вином много тешились
разоряли дом, дрались, вешались…»
Проникновенье наше по планете
особенно приятно вдалеке:
в общественном парижском туалете
есть надписи на русском языке.
особенно приятно вдалеке:
в общественном парижском туалете
есть надписи на русском языке.
Ты уймись, уймись тоска,
У меня в груди!
Это — только присказка
Сказка — впереди.
У меня в груди!
Это — только присказка
Сказка — впереди.
Но и утром всё не так
Нет того веселья:
Или куришь натощак,
Или пьёшь с похмелья.
Нет того веселья:
Или куришь натощак,
Или пьёшь с похмелья.
Ах, как нам хочется, как всем нам хочется
Не умереть, а именно уснуть.
Не умереть, а именно уснуть.
Что-то воздуху мне мало: ветер пью, туман глотаю…
Чую с гибельным восторгом: пропадаю, пропадаю!
Чую с гибельным восторгом: пропадаю, пропадаю!
Убиенных щадят, отпевают и балуют раем, не скажу про живых, но покойников мы бережем.
Весь мир на ладони — ты счастлив и нем
И только немного завидуешь тем,
Другим — у которых вершина еще впереди.
И только немного завидуешь тем,
Другим — у которых вершина еще впереди.
«Ох, какая ты близкая и ласковая,
Альпинистка моя, скалоласковая!..»
Мы теперь одной веревкой связаны —
Стали оба мы скалолазами!
Альпинистка моя, скалоласковая!..»
Мы теперь одной веревкой связаны —
Стали оба мы скалолазами!
Альпинизм — это прекрасный способ перезимовать летом.
Мы — сыновья своих отцов,
Но блудные мы сыновья.
Но блудные мы сыновья.
Спасибо вам, святители,
Что плюнули, да дунули,
Что вдруг мои родители
Зачать меня задумали.
Что плюнули, да дунули,
Что вдруг мои родители
Зачать меня задумали.
Мне вчера дали свободу.
Что я с ней делать буду?
Что я с ней делать буду?
Но и падать свободно нельзя, потому
Что мы падаем не в пустоте.
Что мы падаем не в пустоте.
Поэты ходят пятками по лезвию ножа
И режут в кровь свои босые души.
И режут в кровь свои босые души.
Слова бегут им тесно — ну и что же! — ты никогда не бойся опоздать. Их много — слов, но все же если можешь — скажи, когда не можешь не сказать.
Чистая правда когда-нибудь восторжествует, если проделает тоже, что явная ложь.
Слухи по России верховодят и со сплетней в терции поют. Ну а где-то рядом с ними ходит правда, на которую плюют.
Счастье — это путешествие, необязательно из мира в мир… Это путешествие может быть в душу другого человека, путешествие в мир писателя или поэта… И не одному, а с человеком, которого ты любишь.
Удивительное рядом, но оно запрещено!
Чем шире рот — тем чешире кот!
Ваня, Ваня, мы с тобой в Париже
нужны как в бане пассатижи.
нужны как в бане пассатижи.
Мы успели: в гости к Богу
Не бывает опозданий.
Так что ж там ангелы поют
Такими злыми голосами?!
Не бывает опозданий.
Так что ж там ангелы поют
Такими злыми голосами?!
Жаль, на меня не вовремя накинули аркан, —
Я б засосал стакан — и в Ватикан!
Я б засосал стакан — и в Ватикан!
В этом мире я ценю только верность. Без этого ты никто и у тебя нет никого. В жизни это единственная валюта, которая никогда не обесценится.
Никогда не суди с первого взгляда ни о собаке, ни о человеке. Потому что, простая дворняга может иметь добрейшую душу, а человек приятной наружности может оказаться редкой сволочью.
Я всегда ищу в людях только хорошее – плохое они покажут сами.
Мне есть что спеть, представ перед всевышним, мне есть чем оправдаться перед ним.
Но даже светлые умы все размещают между строк: у них расчет на долгий срок.
Несколько раз я уже похоронен, несколько раз уехал, несколько раз отсидел, причем такие сроки, что еще лет сто надо прожить. Одна девочка из Новосибирска меня спросила: «Правда, что вы умерли?» Я говорю: «Не знаю».
